Французская мелодия

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вы и про Никольское знаете?

— Моя обязанность- знать всё, что касается порученного мне дела. А так как вы являетесь его неотъемлемой частью, то я вынужден был навести справки.

— Ничего себе справки! Может, ещё скажете, с кем ходил в детский садик?

— Понадобится, скажу, кто был вашим соседом по кроватке в роддоме.

Глава 10

Игра судьбы

Предложение Краснова навестить родителей поступило как никогда вовремя.

Богданов давно обещал матери приехать в Никольское, но дел всегда невпроворот, и, как всегда, в подобных ситуациях требовалось чем-то жертвовать.

Душа ныла: «Наплюй на всё, поезжай в деревню».

Разум внушал противоположное: «Никуда не денется твоя деревня. Не получилось в эти выходные, съездишь в следующие».

Работа, бизнес, теперь ещё и Элизабет держали в напряжении на протяжении двадцати четырёх часов. Естественно, при столь изнуряющем образе жизни о выезде из Москвы не могло быть и речи.

Но появился полковник, расставил всё по своим местам и как мастер-наставник дал направление дальнейшим действиям, главное из которых было отвлечь себя от суеты, привести в порядок мысли и вспомнить о тех, кому Богданов был обязан жизнью.

Три года назад родители перебрались в Никольское, что называется насовсем. Причиной тому стал инфаркт отца. Как только врачи разрешили тому вставать, мать позвонила и сообщила о том, что принято решение переехать на постоянное проживание в Никольское.

Тогда Богданов — старший выкарабкался чудом. Врачи предвещали если не летальный исход, то частичную парализацию, что стало бы трагедией для всего семейства, а тот взял и на личном примере доказал, что болезнь можно победить, если приложить максимум воли и столько же желания быть полезным людям.

До этого дом в Никольском рассматривался как дача и это, несмотря на то что на протяжении шестидесяти лет служил обителью родителям отца, как, впрочем, и Богданову самому до тех пор, пока юного Николая не призвали на службу в армию. Три года службы в погранвойсках, полгода работы на заводе и только потом МГУ факультет журналистики.

Практически каждые выходные, когда отец не был занят работой, Богдановы, покидав вещи в багажник, устремлялись туда, где, по их мнению, отсутствовала цивилизация, зато царствовала доброта и радость заботы друг о друге. Не пугали даже сто шестьдесят километров, расстояние от Москвы до Никольского. Возможно, именно поэтому память Ильи наиболее чётко зафиксировала дорогу с пробегающими за окном полями, лес и, конечно же, обязательный десятиминутный отдых на краю берёзовой рощи.

Дальше шла получасовая езда краем леса, затем вдоль засеянных рожью полей, и, только минуя небольшой пригорок, дорога как бы нехотя начинала спускаться к реке, вдоль берегов которой расположилось невероятно красивое по понятиям русской красоты деревня с приятным на слух названием Никольское.

Проехав кладбище, машина забирала влево, затем ещё одни поворот, и вот он, въезд в поселок, обозначенный двумя покосившимися в разные стороны столбами. Дальше шла первая улица, затем вторая, остановка у магазина, чтобы купить пахнущего тмином хлеба, и вот он, постаревший, но с гордо поднятой крышей дом.

Будучи мальчишкой, Илья не просто любил дедовский дом, он не чаял души в пропахнувшем нафталином чердаке, сеновале и, конечно же, в мастерской деда, где каждой вещи, включая грабли, вилы и топоры, было отведено определённое место.

Особенно юному Богданову запомнился звук деревообрабатывающего станка, когда вставленная доска вдруг ни с того, ни с чего начинала вибрировать, выбрасывая завитки пахнущей лесом стружки. То были минуты волшебства. Дед, ловя взгляд отца, что-то кричал, тот принимал доску, у всех троих в глазах светилась радость. Вот она гладкая, как стекло, поверхность, по которой можно было провести ладонью, не засадив при этом ни единой занозы. Больше всех радовался Богданов — младший, ведь ему доставалось главное: отнести доску в дальний угол и положить в общую стопку. Честь, не соизмеримая ни с какой похвалой.