Французская мелодия

И хотя сам Николай Владимирович считал себя стопроцентным солдатом пера, надлом в характере всё же произошёл. Видя в жене источник жизни, Богданов — старший стал к половине своей проявлять невиданное чувство нежности.

Мать давно намекала об этом Илье и, хотя в последний раз посещения Никольского тот ничего такого не заметил, становилось ясно, что болезнь одержала верх. Человек начал сдаваться на милость судьбе, желая прожить остаток жизни в тишине, спокойствии и, что особо важно, в согласии с самим собой.

С этими мыслями Илья ехал на дачу, подозревая, что увидит отца не тем, каким привык видеть, целеустремлённым, внутренне непоколебимым. И он не ошибся. Чем глубже жизнь родителей уходила в старость, тем больше те становились похожими на деда с бабушкой. Жизнь словно возвращалась на круги своя, давая понять, что потребность в покое приведет туда, где человек сделал главный для себя выбор. Да и как иначе?! Где ещё человек может чувствовать себя свободно, как не в отчем доме? Покидая родительское гнездо, мы все оставляет в нём частичку себя, не осквернённую ни обидой, ни обманом. Спрятал, закопал, положил за печь, чтобы, вернувшись, достать, вдохнуть несравнимый ни с чем запах добра и ощутить себя таким, каким был в юношестве, свободным, раскованным, не обременённым ожиданием старости.

Мать встретила сына всплеском обвинений в том, что тот, забыв про родителей, поставил во главу угла бизнес.

Отец же, обняв, похлопал по плечу, шепнув на ухо привычное: «Не обращай внимания. Женщина она и есть женщина, долго ждала, потому такая взъерошенная».

В этих словах и состояло главное обвинение в попустительстве доведённых до крайности отношений, которые казалось, совсем недавно распускались цветами семейного благополучия.

Почувствовав, как холод слов, проникающих сквозь сознание, норовит ущипнуть за нервы, Илья пытался найти хоть какое-то оправдание. И, судя по тому, как лихо слетел с души камень, ему это удалось.

«Мне как мужчине надлежит строить собственную жизнь, своё гнездо, чтобы привести в него женщину, чтобы дать жизнь следующему поколению. Разве не в продолжении рода главный смысл жизни человека? Коли в нём, надо чем-то жертвовать».

Ужин обещал быть царским. Подтверждением тому стали разносимые ветром по двору перья, что означало, торжеством праздника будет любимое Ильей блюдо: фаршированная рисом и черносливом птица. Привезённые из города продукты были публично извлечены из багажника, досконально осмотрены, одобрены и, как принято в таких случаях, подвержены выводам.

— Судя по ценам на этикетках, шикуешь!? — взяв в руки бутылку виски, многозначительно произнёс отец. — С чего бы это? Бизнес в гору идёт или родителям глаза замазать хочешь?

— Ага! — попытался оправдаться Илья. — И новая машина, и новая квартира тоже ради видимости. Смотрите, каков я, весь из себя в икре и шоколаде.

Стол и вправду получился королевский, главным украшением которого были взгляды родителей на сына и друг на друга.

По случаю приезда отпрыска отцу было позволено выпить рюмку настойки. Мать довольствовалась тем же. Илья предпочёл водку.

— А как же виски? — удивился, Николай Владимирович.

— Да ну их, — отмахнулся Богданов — младший, — Надоели.

Этим Илья ещё больше добавил уверенности родителям в том, что жизнь сына сложилась, как и должна была сложиться. Богдановы привыкли всегда во всём достигать большего. Двигаться вперёд был их девиз и в каком-то смысле даже образ жизни.

Сказать, что вечер удался, означало не сказать ничего.

Илья представить себе не мог, что он вновь ощутит ту прежнюю лёгкость, которую он начал было забывать и которая жила в памяти, как образ другой, прожитой когда-то жизни. Время, сделав оборот, вернулось туда, где он не был тысячу лет, где его ждала родительская любовь, где не надо было притворяться, придумывать что-либо, чтобы произвести впечатление. Каждый был самим собой, в то же время частичкой огромного пространства благополучия, очутившись в котором человек ощущал себя по-настоящему счастливым.

За столом Богдановы преображались, становясь похожими на объединённую порывом единения праздника компанию. С лица отца исчезла суровость, уступив место открытости. Особенно бросалась в глаза лукавость во взгляде, что никак не вязалась с прежним Богдановым, которого знали все как человека правдивого, целеустремлённого, оттого всегда знающего что говорить, как говорить и каких слов ожидать в ответ.

Илья знал об умении отца перевоплощаться, потому как на личном опыте не раз убеждался, насколько родитель доступен, когда к тому располагает обстановка.