В 1970-х гг. в ряде предприятий Казахской республики было налажено производство и сбыт неучтенных меховых изделий. Руководство нелегальным промыслом находилось в руках директора Карагандинского горпромкомбината Л. Дунаева. На мощностях предприятия он организовал пошив «сверхплановой» меховой продукции (шапки, шубы, воротники, муфты), которую продавали на местном черном рынке и переправляли в Москву, Ленинград и столицы союзных республик. Аналогичное производство появилось на промышленных комбинатах городов Абай и Сарань под покровительством их директоров П. Снобкова и Р. Жатона. Последний потом сменил Дунаева на посту руководителя Карагандинского горпромкомбината. Прикрытие незаконной деятельности обеспечивал начальник кафедры уголовного права Карагандинской высшей школы МВД И. Эпельбейм.
В результате их слаженных действий выстроилась технологическая цепочка в производстве и сбыте неучтенной продукции. Снобков привлек к поставке сырья на горпромкомбинаты Изотова, начальника управления «Казкооппушнина» Казпотребсоюза. Предварительно шкуры списывали на счет падежа овец или относили в разряд пересортицы. Кроме того, шкуры могли искусственно растягивать и тем самым добиться увеличения метража материала за счет снижения его качества. Неучтенное сырье поступало в цеха промкомбинатов, где в нерабочее время мастера за дополнительную оплату шили дефицитные меховые изделия. Готовая продукция пользовалась спросом на черных рынках страны, и преступники быстро разбогатели. Позднее в ходе обысков следователи изъяли у них порядка 4,5 млн рублей и свыше 30 кг изделий из золота и драгоценных камней.
Раскрытию криминальной схемы предшествовал малозначительный случай. В Москве обворовали одну влиятельную особу. В числе украденного находились 2 шубы без ярлыков производителя. Милиция не заметила нехватки ярлыков и после поимки преступников отправила уголовное дело в суд. Между тем курировавшие дело сотрудники КГБ заинтересовались происхождением меховых изделий. На тот момент в СССР действовала государственная монополия на производство и сбыт продукции из натурального меха. Торговля неучтенными меховыми товарами приравнивалась к незаконному обороту валютных ценностей. Тщательная проверка вскрыла масштабные махинации на казахских промышленных предприятиях и попустительство этому со стороны местной милиции. Данные о готовившейся операции против сотрудников МВД стали известны министру внутренних дел СССР Н. А. Щелокову. Интересы двух силовых ведомств, МВД и КГБ, оказались по разные стороны баррикад. Только настойчивость председателя КГБ Ю. В. Андропова позволила довести дело до логического завершения.
Операция «Картель» проводилась сразу после новогодних праздников 1974 года. К этому времени в Караганду стали прибывать сотрудники КГБ под видом работников различных советских предприятий. В целях конспирации они узнали о целях своего визита только в день операции: им выдали памятки на подозреваемых, ордера на обыск и арест, организовали использование 100 единиц автотранспорта местных таксопарков. Внезапность операции позволила арестовать несколько сотен подозреваемых в Казахской республике. В это же время в Москве был задержан создатель преступной схемы Дунаев, который ранее, почувствовав неладное, перевелся на работу в Подмосковье. МВД старалось отстоять своих сотрудников, попавших под подозрение, и всячески чинило препятствия коллегам из КГБ. Несмотря на сопротивление, главные действующие лица, Дунаев, Снобков и Эпельбейм, получили расстрельный приговор. Жатон избежал расстрела, получив 15 лет лишения свободы. Суд учел в качестве смягчающего обстоятельства тот факт, что он направлял преступные доходы в развитие своего предприятия.
Противостояние МВД и КГБ завершилось только через несколько лет. После смерти Брежнева в 1982 году Щелокова снимут с должности министра внутренних дел, позднее его лишат генеральского звания и государственных наград и исключат из рядов КПСС. Не выдержав гонений, он покончит с собой на даче, выстрелив в себя из охотничьего ружья. Его антагонист Андропов на короткое время заполучит в свои руки власть и займет пост генерального секретаря ЦК КПСС. Дело о «меховой мафии» на тот момент стало самым крупным организованным преступным формированием в советской промышленности. Его затмило «хлопковое дело», которое оказалось на порядок масштабнее и организованнее.
Дело о коррупции в Узбекской ССР в конце 1970–1980-х гг. приобрело поистине общесоюзное значение: оно в той или иной мере затронуло соседние республики и Москву. Существует мнение, что расследование коррупции в хлопковой отрасли преследовало цель дисциплинировать аппарат управления и подстроить его под нового генерального секретаря ЦК КПСС Ю. В. Андропова. В результате было открыто порядка 800 уголовных дел и более 4 тысяч человек были привлечены к уголовной ответственности. В совокупности многочисленные расследования стали известны под общим названием «хлопковое дело», или «узбекское дело».
Узбекская республика того времени представляла собой сырьевую базу для ряда отраслей советской промышленности. Основным сельскохозяйственным продуктом страны являлся хлопок, его называли «белым золотом» Средней Азии. Именно из-за стратегической важности хлопкового сырья уделялось повышенное внимание объемам его производства и доставки на перерабатывающие предприятия страны. Центральная власть жестко контролировала выполнение плановых показателей по сбору хлопка и непрерывно увеличивала планы по его производству. К 1975 году валовый объем сдачи хлопка превысил рекордные 4 млн тонн. Несмотря на исчерпание всех ресурсов для дальнейшего наращивания объемов, перед республикой стояла новая невыполнимая задача — к 1983 году собрать невероятные 6 млн тонн «белого золота».
Основную роль в развитии коррупционных процессов в УзССР играли республиканские власти. У руля республики на протяжении 20 лет находился Ш. Р. Рашидов, первый секретарь ЦК Компартии Узбекской ССР. Долгое время находясь у власти, к середине — концу 1970-х гг. на родине Рашидов воспринимался «отцом узбекского народа» и имел непререкаемый авторитет. Такое положение позволяло Рашидову уверенно выполнять присылаемые из центра директивы и планы. Позитивные рапорты о выполнении плановых показателей, в первую очередь по сбору хлопка, повысили лояльность центра и позволили установить доверительные отношения между Л. И. Брежневым и руководством республики.
Все изменилось после смерти Брежнева и с приходом к власти Андропова в ноябре 1982 года. Еще возглавляя КГБ СССР, Андропов получал сведения о масштабах взяточничества, кумовства и коррупции в Узбекской ССР. Конфликт между Рашидовым и Андроповым только возрастал, но центральное партийное руководство до поры до времени не давало ему перейти в решающую фазу. В 1983 году конфликт обострился: в этом году республика должна была собрать по плану рекордные 6 млн тонн хлопка. В январе 1983 года Андропов объявил устный выговор Рашидову с отложением вопроса об его отставке на конец года. Нажим на республиканское руководство и настойчивые сигналы из центра о методах достижения плановых показателей ускорили расследование коррупционных дел. Во многом непрекращающееся давление из центра стало причиной смерти Рашидова 31 октября 1983 года. Согласно официальной версии, он умер от болезни сердца. В тот год план по сбору хлопка так и не был выполнен.
Активная часть расследования «хлопкового дела» началась в феврале 1983 года, когда Политбюро ЦК КПСС приняло постановление о расследовании злоупотреблений в хлопководстве УзССР. Прокуратуре было дано поручение создать следственную комиссию с широкими исключительными полномочиями. В апреле комиссию возглавили следователи по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР Т. Х. Гдлян и Н. В. Иванов. В результате следственных действий под арестом оказались многие видные партийные и государственные деятели республики: начальник ОБХСС УВД Бухарской области А. Музафаров, начальник УВД Бухарской области М. Дустов, первый секретарь Бухарского обкома партии А. Каримов. Данные ими показания вели к министру внутренних дел УзССР К. Эргашеву. Зная о готовившемся аресте, Эргашев прямо перед приходом следователей покончил жизнь самоубийством. Аналогичным образом поступил его первый заместитель Г. Давыдов — его нашли с 3 пулевыми ранениями в голову, каждое из которых в отдельности могло стать решающим.
9 февраля 1984 года после смерти главного инициатора «хлопкового дела» Андропова расследование велось в инерционном порядке. Комиссия Гдляна — Иванова распутывала криминальные связи и установила многочисленные случаи искажения данных о производстве хлопка («приписках»). В эту противоправную деятельность были вовлечены руководители различных уровней: от глав колхозов до высших должностных лиц республики. По данным В. И. Калиниченко, бывшего следователем по «хлопковому делу», за пятилетний период с конца 1970-х по середину 1980-х гг. общий ущерб народному хозяйству в результате завышения показателей по сбору хлопка составил 3 млрд рублей, из них 1,4 млрд были направлены на взятки. Разветвленная система взяточничества способствовала сокрытию «приписок». Взятки давали в форме наличности, драгоценных украшений, подарков, дорогих ужинов, почетных званий и назначений на важные должности. Взяточничество было повсеместным и рассматривалось как неотъемлемая часть системы управления в республике.
Как показало следствие, система взяток опутывала не только хозяйственные, партийные и государственные структуры Узбекистана, она вышла за республиканские границы, проникла в перерабатывающие регионы СССР и достигла советской столицы. Первым московским обвиняемым стал бывший первый заместитель министра внутренних дел СССР, зять Брежнева Ю. М. Чурбанов. На следствии он признался в 3 эпизодах получения взятки: вышитых золотом тюбетейки и халата, кофейного сервиза и, главное, 90 тысяч рублей. Расширил список возможных участников узбекских коррупционных схем арестованный первый секретарь ЦК КП УзССР Усманходжаев. В своих показаниях в качестве причастных к коррупции лиц он называл членов Политбюро ЦК КПСС Е. К. Лигачева, В. В. Гришина, Г. В. Романова, М. С. Соломенцева, члена ЦК КПСС И. В. Капитонова.
В столице стали понимать, что деятельность следственной комиссии Гдляна — Иванова начинала выходить за рамки обычного уголовного следствия и стала приобретать политический характер. Предугадывая действия властей, 19 января 1989 года Гдлян и Иванов провели в Москве пресс-конференцию, на которой раскрыли результаты следствия по «хлопковому делу» и обвинили партийное руководство страны в преступной деятельности. Они вмиг стали популярны. Многие газетные издания и телеканалы говорили о них как о борцах с коррупцией и злоупотреблениями в высших кругах партийной номенклатуры. В поддержку следователей проводили митинги в разных городах страны, им давали эфирное время на телевизионных передачах.
В мае 1989 года в отношении Гдляна и Иванова Прокуратура СССР возбудила уголовное дело по факту нарушения законности при проведении расследования в Узбекской ССР. Однако политическая ситуация в стране внесла серьезные коррективы в развитие «хлопкового дела» и «дела следователей». В августе 1991 года в связи с происходящим распадом Советского Союза дело Гдляна и Иванова было прекращено. В декабре 1991 года президент Узбекистана И. А. Каримов помиловал всех осужденных по «хлопковому делу», отбывающих наказание на территории страны. Самое масштабное в истории Советского Союза коррупционное дело завершилось вместе с крахом самого государства.
16. «Воры в законе» и «воровской закон»
Воры в законе как отдельная привилегированная группа появились не на пустом месте, а стали закономерной ступенью развития преступности. Они имели исторических предшественников в криминальной среде, таких же особенных и обладавших весомым авторитетом в преступном мире. Хотя до конца сложно определить, какая именно уголовная группа стояла у их истоков. Как показало время, воры в законе намного превзошли свои исторические аналоги. Будучи на вершине преступной иерархии, они создали систему управления, при которой исправно пополнялся общак, вершилось «воровское» правосудие, планировались и воплощались в жизнь преступные намерения.
Задолго до революционных событий 1917 года в преступном мире уже существовала иерархия преступных групп и их участников. Отдельные криминальные сообщества и их главари имели больший авторитет перед основной массой уголовников. Так, в дореволюционной России привилегированное положение в преступной иерархии занимали профессиональные воры и мошенники, фальшивомонетчики и карточные шулеры. Они отличались от остальной массы преступников тем, что обладали специальными навыками по отъему денег и других ценностей.
К примеру, карманники высокой квалификации, марвихеры, могли обкрадывать своих жертв из богатых сословий в дорогих гостиницах, театрах и на светских мероприятиях. Для этого они имели подобающие внешний вид, манеры и привычки. Еще одни «беловоротничковые» воры, фальшивомонетчики, зачастую проходили длительный путь обучения навыкам подделки денежных знаков и документов, прежде чем встать на преступный путь. Такие воры обособлялись в отдельную преступную касту, в которой рядовые члены оказывали друг другу поддержку, а более опытные участники передавали накопленный опыт новичкам.
В местах лишения свободы также наблюдалось расслоение заключенных на высшие и низшие группы. Известный журналист В. М. Дорошевич в конце XIX века побывал на каторгах Сахалина и описал увиденное в серии своих очерков. По его свидетельствам, на низшей ступени в иерархии каторжан находилась шпана, или шпанка. В ее состав входила самая многочисленная, презираемая и бесправная часть каторги. Сахалинские очерки запечатлели характерные образы таких сидельцев: «Это — те крестьяне, которые “пришли” за убийство в пьяном виде во время драки на сельском празднике; это — те убийцы, которые совершили преступление от голода или по крайнему невежеству; это — жертвы семейных неурядиц, злосчастные мужья, не умевшие внушить к себе пылкую любовь со стороны жен, это — те, кого задавило обрушившееся несчастье, кто терпеливо несет свой крест, кому не хватило силы, смелости или наглости завоевать себе положение “в тюрьме”. Это — люди, которые, отбыв наказание, снова могли бы превратиться в честных, мирных, трудящихся граждан».
Тюремным пролетариатом были жиганы: «всякий бедный, ничего не имеющий человек». В сахалинских очерках Дорошевич отмечал их готовность нести любую службу на каторге: «Из них-то и формируются “сухарники”, нанимающиеся нести работы за тюремных ростовщиков и шулеров, “сменщики”, меняющиеся с долгосрочными каторжниками именем и участью, воры и, разумеется, голодные убийцы». Свою нишу на каторге занимали «игроки» — карточные шулера. У них водились шальные деньги, которыми кормились многие арестанты: сухарник отбывал за него каторжные работы, поддувала убирал нары, стелил постель и бегал за обедом, стремщик караулил у дверей во время карточной игры. Отдельной высокой кастой каторжан считались храпы. Они активно участвовали в жизни каторги, но, по словам Дорошевича, их вовлеченность во многом была показной и фальшивой.