Чисто римское убийство

– Я не собираюсь молчать, когда о моем дяде… Когда его обвиняют, – Лоллий запнулся, не желая произнести вслух то, на что намекал гладиатор.

– Ты можешь спросить у родственника, мой господин, – насмешливо предложил гладиатор. – Не сомневаюсь, что у него найдутся ответы.

– Обойдусь без твоих советов, – рявкнул Лоллий и, оттолкнув надзирателя, вылетел в коридор.

Глава 18

Подозрения

Пройдя старые Колинские ворота, Лоллий-старший вскочил на коня, которого сопровождавший его слуга до этого вел в поводу. Сам слуга тут же последовал примеру хозяина. Собираясь в дорогу, Лоллий-старший ограничился всего одним сопровождающим. Десятилетия мира превратили окрестности Города в благодатный и тихий край. Времена, когда шайки дезертиров, беглых рабов и бывших гладиаторов совершали свои злодеяния едва ли не у самых городских ворот, давно ушли в прошлое. Теперь одинокий путник мог чувствовать себя здесь даже в большей безопасности, нежели в некоторых районах самого Рима.

День близился к вечеру, и дорога, а правильнее сказать улица, по сторонам которой раскинулись пышные садами усадьбы, была практически пуста. После того как Лоллий свернул с Номентанской на Соляную дорогу окружающий пейзаж не слишком изменился. Те же сады и те же усадьбы, перемежавшиеся, время от времени многочисленными надгробиями и роскошными склепами. Близость прожорливого, вечно голодного римского рынка обеспечивала здешних землевладельцев стабильными, а временами даже избыточными доходами. Местные поместья богатели, росли как на дрожжах, поглощая близлежащие к ним участки с жадностью свиньи, дорвавшейся, наконец, до корыта.

Немного не доезжая до каменного моста через Анниен, Лоллий свернул с дороги влево, направившись к Антемнам. Этот древний сабинский75 городок, связанный с Римом материнскими узами, ныне превратился в крохотное и сонное поселение. Здесь искали убежища те, кому, дела не позволяли надолго отлучаться из Рима, но кто при этом не желал терпеть сутолоку, шум и многолюдство Вечного города либо был не в состоянии платить за жилье жадным римским домовладельцам. За последние пару месяцев Лоллий-старший так часто здесь бывал, что изучил крохотный городок и его окрестности не хуже, чем свою виллу в Кампании. Сегодня он надеялся наконец покончить с делом, ради которого ему пришлось приехать в Рим.

*****

Известно, что хороший слуга должен понимать настроение своего господина, лучше, чем он сам. Хозяин слегка хмурит бровь, а лицо раба искажает злобная гримаса. Господин бросает в чей-нибудь адрес презрительное слово, а его клиенты немедленно начинают травить несчастно без устали и жалости, подобно псам Актеона, загоняющим оленя. А бывает и так, что недовольных взглядов, которыми два патрона обменялись на форуме, довольно чтобы начать кровавую вражду между их свитами. Ведь именно так, полстолетия назад, перебранка двух рабов на проселочной дороге положила начало кровавым событиям, которые едва не погубили Республику.

Раб, не вырастивший у себя органа чувств, способного улавливать самые ничтожные колебания переменчивого настроения хозяина, может очень скоро переместиться из уютного римского дома в сельскую усадьбу в какой-нибудь Кампании и провести немногие оставшиеся ему годы за пахотой, сбором оливок или подвязыванием виноградных лоз.

У привратника Сирпика этот орган чувств был. И, судя по тому, как поджались губы раба при виде Петрония и его управляющего, всадник не пользовался расположением внука погонщика мулов. Впрочем, и стать здесь персоной нон-грата Петроний еще не успел: прежде чем захлопнуть окошко, привратник с некоторым сомнением пообещал, что доложит о визитерах хозяину.

*****

– Даже трижды мертвый он не оставляет нас в покое. Он как проклятье, как демон, как болезнь снова и снова возвращается, чтобы нести зло. – Эгнация сцепила пальцы с такой силой, что ее ногти глубоко впились в кожу. – Почему, почему ты не избавился от него еще тогда? Почему ты был таким легкомысленным? Почему ты думал о своей мести больше, чем о своей семье? И почему ты не рассказал мне сразу?

Эгнация подняла голову. Муж, нелепый в своей пышной тоге, которую он не снимал даже дома и которую так и не научился, как следует носить, стоял напротив нее с глазами, опушенными к полу.

– Моя ошибка. Прости, – наконец выдавил Варий-старший, удивительно похожий в этот момент на их сына.

У Вария-младшего вчера было в точности такое же лицо, когда он, точно так же нехотя, но искренне, просил у матери прощения. Эгнации внезапно до пронзительно-щемящей боли в животе стало жалко мужа, сына и себя саму. И чтобы не расплакаться от этой жалости она подалась вперед, хватаясь за руку Вария, как утопающий хватается за соломинку.

– Ты прости меня, – Эгнация запнулась. Прежде чем она смогла сформулировать, за что именно просит прощения в дверь аккуратно, но настойчиво постучали.

Эгнация отпрянула от мужа, словно это ее прикосновение было чем-то запретным и недозволенным. Варий повернул голову к двери и раздраженно, но в, то, же время как будто с облегчением рявкнул.

– Да. Кто еще там?