– Нет, – упрямо повторил Дмитрий. – Она его погубит.
Он слишком устал и слишком не любил Анну Солари, чтобы прислушиваться к доводам разума.
Однако Пыреев, с этой его безмятежностью, будь она неладна, лишь покачал головой:
– Нет, не погубит. Но, возможно, она научит его жить.
Она была мертва.
Она прекрасно помнила, как это произошло. Она стояла на темной крыше, по которой хлестал ледяной дождь, смотрела в глаза чудовища, а потом умерла. От страха, должно быть, потому что чудовище так и не успело ее коснуться. Но она приняла свою смерть, она поверила в это, и теперь даже не помнила, кем она была раньше.
Кто она такая?
Как ее зовут?
Сколько ей лет?
Поначалу это было лишь пустыми вопросами, на которые она не могла найти ответ. Да и не искала: если она уже мертва, то какая разница? Но время шло, и то, что с ней происходило, было не слишком похоже на загробную жизнь, о которой рассказывала бабушка.
Начать хотя бы с того, что ей было больно. Если смерть освобождает от любого страдания, то почему ей так плохо сейчас? Ее тело было слабым и будто онемевшим, а когда она пыталась двинуться, резкая боль мигом заставляла ее прекратить. Правая рука, лежащая то ли на подушках, то ли на валиках, и вовсе постоянно пульсировала болью, этой рукой она не могла даже пошевелить. Ей было тяжело дышать, у нее кружилась голова, она не понимала, что происходит, и не могла открыть глаза.
Но в этом вынужденном ожидании к ней и возвращались воспоминания обо всем, что случилось. О тех днях, когда она была счастлива и все вокруг звали ее Каштанчиком… Даже вспомнив это, она все равно не могла понять, как осталась в живых.
Прошла целая вечность, прежде чем связь между ней и внешним миром восстановилась. Сначала были молчаливые врачи и медсестры, кудахтавшие вокруг нее, как наседки. Она не обращала на них внимания и не слушала, что они говорят; они не могли сказать ей ничего ценного.
Потом пришла женщина-следователь, и это давало хоть какую-то надежду на правду.
– Привет, малышка, как ты? – нервно улыбнулась ей следователь.
Она старалась быть жизнерадостной и искрящейся оптимизмом. Наверное, так было положено. Но ей отчаянно не хватало артистизма, и то, что она видела перед собой, наверняка было не лучшим вдохновением для лжи о том, что все будет хорошо.
– Где моя мама?
– Она… она в порядке!
Следователь запнулась, покраснела и быстро отвела глаза. И это, как ни странно, значило гораздо больше, чем ее ответ.
– Моя мама умерла?