Энцо Феррари. Биография

22
18
20
22
24
26
28
30

Нуволари добился успеха в нескольких гонках только за счет своей исключительной силы воли и сверхъестественного таланта, но к середине сезона он уже твердо решил порвать с Ferrari, и ему было все равно, есть у него контракт с конюшней или нет. За неделю до Гран-при Бельгии в Спа Нуволари подписал секретное соглашение с Эрнесто Мазерати. В гонке он будет участвовать за рулем одной из мощнейших «Maserati 8CM», несмотря на тот факт, что Феррари прислал ему «Alfa». Энцо столкнулся с колоссальными непредвиденными осложнениями. Он был в ярости от того, что его главная звезда перебегала на сторону противника, тогда как Нуволари, одержимый соревновательной борьбой, во всеуслышание оправдывал свой уход тем аргументом, что его устаревшая «Alfa Romeo» больше не в состоянии выигрывать у соперников. В конечном счете был найден компромисс, который должен был спасти лицо конюшни: по его условиям «Maserati», которой управлял Нуволари (и которую привел к убедительной победе), как бы выступала под флагом Scuderia, но, по сути, эта договоренность была лишь показухой. Гарцующего жеребца на капоте его «Maserati» не было. Нуволари ушел вместе со своим подручным Бордзаккини. Потом выбыл и Таруффи. Внезапно Феррари остался без всех своих первоклассных пилотов. Пока спортивная пресса полнилась разнообразными слухами, он быстро отреагировал на перемены, наняв Кампари — которого теперь все считали давно прошедшим свой карьерный пик — и склочного, мускулистого уроженца Абруцци по имени Луиджи Фаджоли. Одни утверждали, что он был бухгалтером, другие, что торговцем пастой, а то и попросту богатым спортсменом. Как бы то ни было, 35-летний Фаджоли был пилотом-ветераном, добившимся немалых успехов на своем поприще. Однако он был известен своенравным, сложным характером, и многие предсказывали, что у него быстро начнутся разногласия с боссом конюшни.

Мятеж Нуволари и Бордзаккини, наконец, вызвал ответную реакцию из Милана. Alfa Romeo приняла меры, ответив на призывы Феррари о помощи, и в один из дней в конце июня на Виале Тренто и Триесте прибыл конвой грузовиков, со скрипом остановившихся напротив гаража Энцо. На борту грузовиков было шесть волшебных «Tipo B P3» monoposti и горы различных запчастей. Что еще лучше, вместе с ними прибыл Луиджи Бацци, покинувший свой пост главы экспериментального департамента, где он работал под началом Яно, и взявший теперь под свой контроль проектирование и производство двигателей. Также в Модену перебирался Аттилио Маринони, приятный, располагающий к себе механик, бывший в Alfa главным тест-пилотом и взявший на себя аналогичные обязанности в Scuderia. Витторио Яно остался в Милане, где ему поручили разработку новых серий воздушных двигателей для итальянских ВВС, которые, как хвалился Муссолини, были самыми многочисленными, если не самыми мощными во всем мире.

В мгновение ока Scuderia превратилась из неудачника в потенциального гегемона. Вероятно, именно это благоприятное вмешательство завода спасло предприятие от забвения. Этот случай будет не последним, когда подарок такого масштаба кардинальным образом изменит судьбу Феррари и его Scuderia.

С новыми машинами Scuderia усилиями Фаджоли выиграла Coppa Acerbo в Пескаре и второстепенный этап Гран-при в Комменже, Франция, а новичок конюшни Луи Широн одержал победу в Мирамасе, неподалеку от Марселя. Команда снова побеждала, и очень кстати. Победы задали правильный тон перед двумя ключевыми гонками в Монце во второй уик-энд сентября. Утром десятого числа на комбинированной (кольцевой трек и овал) трассе длиной в 10 километров состоялся Гран-при Италии. Этап обернулся ожесточенной борьбой Alfa Romeo и Maserati, и Фаджоли удалось вырвать победу из рук Нуволари после того, как последний был вынужден в конце гонки заехать на пит-стоп поменять покрышку. Результат, разумеется, стал громадным разочарованием для Нуволари, считавшего второе место равнозначным полному забвению.

В отличие от Гран-при Италии, Гран-при Монцы проходил на так называемом Pista di Velocita, скоростном овале, находившемся внутри периметра гоночного трека. Это был громадный овал в стиле Индианаполиса с парой очень быстрых, полунаклонных виражей. В день гонки погода стояла прохладная, и над трассой нависли тучи, грозившие разразиться дождем. Ряд пилотов, соревновавшихся в предшествующей гонке, включая и Нуволари с Фаджоли, решил не участвовать в Гран-при Монцы, который должен был пройти в три коротких спринта. Первый заезд выиграл богатый польский граф и гонщик-непрофессионал Чайковский на своем громадном «Bugatti Type 53» с двигателем в 4,9 литра. Единственный памятный эпизод случился с участием особой модификации Duesenberg Тросси, который рано выбыл из гонки из-за неисправности мотора. Некоторые утверждали, что он оставил лужу масла посреди опасного южного виража.

Второй заезд открывали Кампари, сидевший за рулем «Scuderia P3», и Бордзаккини, управлявший «Maserati». Гонка начиналась со старта с места, и оба пилота с оглушительным ревом сорвались со стартовой линии, двигаясь бок о бок в расстилавшийся впереди сумрак. Но назад они уже не вернулись. Лишь трое из семи стартовавших пилотов благополучно миновали пит-лейн несколько минут спустя. Кампари и Бордзаккини, а с ними два других гонщика, Нандо Барбьери и граф Кастельбарко, куда-то пропали. Быстро распространился слух, что на южном изгибе трассы случилась массовая авария. Слухи подтвердились. Кампари и Бордзаккини на полном ходу соприкоснулись колесами своих машин и, перевернувшись, вылетели с трассы. Обоих мужчин вышвырнуло на дорожное покрытие, а их машины, кувыркаясь в безумном танце, пробили проволочную ограду, обрамлявшую трек. «Maserati» Бордзаккини, перевернувшись, упала обратно на колеса и внешне выглядела практически неповрежденной. Но пилот, управлявший ею, получил несовместимые с жизнью травмы и скончался спустя несколько часов. Кампари, всеми любимый «Пепино», погиб мгновенно. Два других гонщика, чьи автомобили тоже перевернулись, отделались незначительными травмами.

Стоявший в сыром сумраке пит-лейна Энцо Феррари зашатался от шока, услышав эти новости. Внезапно обнажившаяся жестокость спорта, который он так любил, молотом обрушилась на него и в клочья изорвала его душу. Двое мужчин, два его старых compagnos, теперь лежали в грязной канаве, поломанные и безжизненные, словно тряпичные куклы. Он закалял себя для таких моментов.

ОН ХОРОШО ЗНАЛ О ХРУПКОСТИ ЭТИХ МАШИН И ИХ СКЛОННОСТИ СБРАСЫВАТЬ ЛЮДЕЙ СО СВОИХ «СПИН», СЛОВНО ПЕРЕНЯТОЙ У ЛОШАДЕЙ ДИКОГО ЗАПАДА. ОН ПОНИМАЛ РИСКИ, ПРИНИМАЛ ИХ САМ. НО ОДНОВРЕМЕННЫЙ УХОД КАМПАРИ И БОРДЗАККИНИ БЫЛ СЛИШКОМ ТЯЖЕЛ, ЧТОБЫ ОН МОГ ЛЕГКО ЕГО ВЫНЕСТИ.

Это событие заставит его отделить жестокий, бессердечный бизнес автомобильных гонок от дружелюбной оборотной его стороны — непринужденных бесед в барах, торгов с богатым клиентом о продаже новой «Alfa», ежедневной рутины в мастерской — ибо до того дня он еще не имел дел со смертью своих. Да, Аркангели пал на этом поле боя, как прежде гибли Сивоччи и Аскари, помимо прочих, но все они гибли не в машинах Scuderia. До того зловещего дня гарцующий жеребец не был окроплен людской кровью, и, когда это случилось, для Энцо настал переломный момент. С того дня Энцо Феррари всегда будет проводить тонкую, незримую воображаемую линию, отделяющую его от его гонщиков. Изредка он будет допускать проникновение сквозь этот барьер, но, по большей части, мужчины, которые будут впоследствии выступать за команду Энцо Феррари, будут существовать и работать вне границ его персонального эмоционального поля.

Тот черный день закончился еще одной трагедией. В третьем и заключительном заезде граф Чайковский потерял управление своей «Bugatti» и разбился в том же самом месте, где встретили свою смерть Кампари и Бордзаккини. На месте аварии начался пожар, в котором граф и сгорел. После этой бойни весь мир итальянского автоспорта погрузился в траур и пучину разнообразных слухов, плодившихся час от часу. «Duesenberg» Тросси был назначен главным виновником (и остается таковым по сей день), ведь предположительно именно из его картера вытекло масло, растекшееся по трассе. Но Джованни Канестрини, который, несмотря на свою склонность к постановочным гонкам ради наживы, был в целом добросовестным журналистом, сообщал, что после гонки лично проинспектировал машину Тросси и не обнаружил никаких неисправностей в системе подачи масла. Машина сошла лишь по причине сгоревшего поршня. Как бы то ни было, чудаковатая машина по-прежнему оставалась главным козлом отпущения, повинным в этой чудовищной гоночной трагедии, хотя более вероятно, что три летальных исхода спровоцировали излишне агрессивная езда гонщиков и влажное покрытие трассы в сочетании с жесткой резиной, использованной на этом предельно скоростном треке.

Тяжелая утрата особенно сильно ударила по Нуволари, который всю ночь провел в госпитале Монцы, утешая скорбящих жен погибших гонщиков. Когда его спросили о том, как смерть отразилась на его собственной манере езды, он ответил философски: «Такое случается, когда меньше всего ждешь. Если бы мы постоянно думали об опасностях, подстерегающих нас повсюду, мы бы никогда не сделали и одного круга».

Энцо Феррари исполнил свой долг, почтив память Кампари и Бордзаккини на их похоронах, но работа гоночной конюшни, тем не менее, продолжилась без пауз и остановок. Луи Широн, прозванный «коварной лисой» за свой вкрадчивый, почти не привлекающий внимания стиль вождения, был сохранен конюшней в качестве замены Кампари, и неделю спустя в чехословацком Брно он опередил Фаджоли, выиграв гонку, в которой Scuderia заняла первые два места. Но в тот год фортуна Scuderia словно двигалась по спирали, и впереди команду ждал еще один трагический сюрприз. Последняя для команды Феррари гонка в том сезоне проходила неподалеку от Неаполя и являла собой подобие Mille Miglia: гонка по маршруту длиной в 480 километров по итальянскому «сапожку» называлась Кубком принцессы Пьемонта. Этот этап едва ли мог соперничать по своему масштабу с международными этапами Гран-при, регулярным участником которых Scuderia являлась, однако ее любительская команда была представлена там в солидном составе. Барбьери и Коммоти одержали легкую победу, но она едва ли могла перевесить горечь от утраты многими любимого и ценимого в команде Гвидо Д’Ипполито. Его «8C-2600MM», которую он делил с Франческо Севери, натолкнулась на фермерскую телегу (движение по общественным дорогам никогда полностью не перекрывалось ради таких гонок), и в результате столкновения Д‘Ипполито погиб на месте.

Когда члены Scuderia собрались на свой ежегодный банкет по случаю закрытия сезона, встреча получилась гораздо более сдержанной в эмоциональном плане, нежели в предыдущие годы. Трое их коллег были мертвы, а величайший гонщик Италии, начинавший год в их рядах, переметнулся к Maserati. Что еще хуже, из Германии приходили слухи о том, что гитлеровский режим занят финансированием полномасштабного наступления на мир автогонок Гран-при, которое может вскоре отправить на свалку истории все действующие модели болидов, включая и «P3». Позитивные моменты заключались в том, что Scuderia теперь могла считать себя полноправным официальным представителем Alfa Romeo в больших автогонках, а также рассчитывать на помощь талантливых Бацци и Маринони, вошедших в ее ряды. Впервые со времени своего образования Scuderia могла считаться ведущим игроком в высшем эшелоне бизнеса, способным соперничать с такими гигантами, как Bugatti и Maserati — а также с ожидавшимся немецким натиском. Несмотря на все смерти и желчь в его адрес, Энцо Феррари мог вспоминать прошедший сезон с некоторым удовлетворением, свойственным лишь человеку с алмазной прочности стремлением побеждать любой ценой.

Глава 6

Энцо Феррари знал, что в 1934 году Scuderia будут ждать громадные перемены и масса неизведанного. Стремительно ухудшавшееся экономическое положение Alfa Romeo вынудило итальянское правительство в начале 1933 года целиком включить завод в IRI (Istituto di Ricostruzione Industriale), в составе которого она пребывает и по сей день, и поставить у его штурвала Уго Гоббато, человека железной воли. Казалось, что политика нового директора увязывалась с желанием Феррари руководить всей гоночной программой завода целиком. Гоббато был молодым, энергичным инженером, поднявшимся на вершину иерархии благодаря своим выдающимся административным навыкам. Он был во многих отношениях антиподом Феррари; один подходил к работе тщательно и методично, другой склонялся к постоянным импровизациям. Гоббато был классическим человеком организации, что объясняло его восторженное участие в деятельности фашистской партии. Феррари же был больше одиночкой, полагавшимся на свой собственный острый ум, нежели на коллективную мудрость комитетов. 1931 год Гоббато провел в России, помогая коммунистам с организацией крупнейшего в мире завода по производству подшипников. (В то время сталинский режим активно пользовался помощью многочисленных западных инженеров, чтобы ускорить процесс индустриализации страны. Некоторые, как Гоббато, клевали на их щедрые приманки. Другие, как Фердинанд Порше, нет.)

Вернувшийся теперь в Италию и возглавивший полностью национализированный завод, который теперь почти целиком был занят производством вооружений для военных нужд, Гоббато принял в ноябре 1933 года решение, по которому Alfa Romeo должна была прекратить участвовать в соревнованиях от своего имени и передать свой гоночный департамент в ведение Scuderia Ferrari. Гоббато, вне всяких сомнений, четко дал понять, что верность фашистской партии имела критическую важность для любого, кто надеялся вести бизнес с Alfa Romeo. И хотя Энцо Феррари никогда не выражал никакой конкретной политической ориентации, в первую очередь он был прагматиком, понимавшим, что с чувствами Гоббато необходимо считаться, а то и вовсе открыто их поддерживать. Как и в случае со многими итальянцами, потребление Феррари фашизма сводилось к диете из жидкой похлебки, которая была далека от густого, наваристого бульона гитлеровских национал-социалистов или холодного супа ленинского марксизма. Муссолини казался могущественным, находчивым лидером, и массы его обожали, по крайней мере на расстоянии, с которого можно было бы комфортно наслаждаться его эксцентричным поведением, словно неким ура-патриотическим театром. Несмотря на охватившую юг страны бедность и ворчание коммунистов севера, страна на всех парах плыла вперед под его протекцией, не догадываясь о том, куда это путешествие может ее завести. Многие из очевидных успехов фашистов — общественные проекты, тяжеловесная и неуклюжая социальная инженерия, а также наращивание военной мощи — казались доказательствами возрождения сильной, единой Италии, напоминавшей о временах Римской империи. Но это было большое заблуждение. За фасадом из парадов, громкой риторики, маршей в броской новой униформе пыхтела, двигаясь вперед, все та же раздробленная на регионы, циничная, изолированная, оппортунистическая Италия, которую слабо впечатляла вся эта суета — она оставалась все той же, что и раньше. Да, люди воодушевленно встречали дуче, взмывали руки к небесам в фашистском приветствии, мечтали о могуществе и славе, но в конечном счете, когда ночь спускалась на их дома с запертыми окнами, люди осознавали, что все это лишь очередная игра и что если они хотят выжить, надеяться им нужно только на свою смекалку и способность играть в древнюю игру под названием жизнь в своем, итальянском стиле.

Мало кто из людей лучше Феррари разбирался в нюансах этой игры, а потому в 1934 году он, движимый вперед своим реалистическим мышлением, вступил в ряды фашистской партии. Его деловые отношения с Гоббато и Alfa Romeo требовали этого. Нет никаких доказательств того, что он был искренне преданным делу партии членом, хотя в информационных бюллетенях Scuderia следующие четыре года преобладал воинственный тон, созвучный с доктриной партии. Фашистские лозунги сквозили во всех текстах, и традиционное для Феррари стремление уколоть своих конкурентов — братьев Мазерати, немецкие команды, некоторых отдельных пилотов и спонсоров, впавших в немилость, — стало более выраженным и резким. Феррари — всегда бывший хладнокровным бизнесменом — не собирался разрушать выгодное соглашение с Alfa Romeo из-за какой-то глупой, по сути, совершенно не относящейся к делу политической доктрины. Если в моде фашизм и он способен обеспечить Scuderia новые победы в гонках, пусть будет так; Энцо Феррари будет прилежным фашистом.

Поскольку официальная заводская гоночная команда Alfa Romeo вновь в своей порывистой манере погрузилась в состояние спячки, Яно и его подшефным инженерам были поручены другие задачи, в числе которых была разработка новых мощных двигателей для самолетов-истребителей. Феррари же пока пришлось обходиться теми шестью «P3» monoposti, стоявшими в гараже. Но было одно условие: два богатых алжирца, Ги Молль и Марсель Леу, уже заказали для себя новые «P3», а значит, Scuderia придется взять их в состав команды, чтобы выполнить обязательства завода.

Это породит осложнения, но они будут с лихвой компенсированы подписанием не кого-нибудь, а такой знаменитости, как Акилле Варци. С уходом Нуволари серьезный, неулыбчивый Варци открылся для предложений Феррари. Было широко известно, что этот титулованный, расчетливый профессионал отказывался выступать за одну команду с темпераментным, взрывным Нуволари. Но с учетом того, что и Maserati, и Bugatti, казалось, все глубже увязали в песках отсталых технологий, а Scuderia, имевшая в своем распоряжении хваленые «P3» monoposti, процветала, для Варци было логичным шагом сменить команду. Феррари знал, что Акилле — человек с тяжелым характером, но зато его можно мотивировать гордостью. И, само собой, он предполагал, что с присутствием рядом такого молодого льва, как Молль, который будет подгонять его, Варци сможет достичь невообразимых высот в новом сезоне.

Несмотря на то что Молль был относительно новым лицом в автоспорте, его мастерство безусловно было известно Феррари. Двадцатитрехлетний новичок, еще вчера ребенок, Молль получил шанс принять участие в первом для себя серьезном гоночном соревновании двумя годами ранее — от более опытного, старшего товарища Леу на Гран-при Марселя. Молль финишировал третьим вслед за Раймоном Соммером и Нуволари и привлек к себе немало внимания на пит-лейне своим резким, проворным стилем вождения. Ги был сыном француза и испанки и отличался дерзостью, упрямством и отчаянной храбростью, и Феррари считал его за это архетипичным гонщиком. Сладить с ним будет тяжело, особенно когда он будет действовать в связке с горделивым Варци, но Феррари обретал все большую уверенность в своих способностях контролировать завышенное самолюбие пилотов и манипулировать им. Более того, в Молле он разглядел качества будущего чемпиона. Что же до Леу, то ему на пару с Маринони была уготована второстепенная роль. Следовательно, основной состав будет включать в себя Варци, Широна и Тросси в такой последовательности, а Молль будет выступать в роли своего рода тылового агитатора — рвущегося в бой дублера, которого будут бросать на амбразуру всякий раз, когда кто-то из первых скрипок будет спотыкаться.