Энцо Феррари. Биография

22
18
20
22
24
26
28
30

Два турбированных «Renault» — быстрых, но как всегда очень хрупких — стартовали с переднего ряда решетки, но довольно скоро яркие желто-черные болиды Рене Арну и Алена Проста выбыли из борьбы, оставив «Ferrari» оба первых места. Пока фанаты бесновались от радости, Вильнёв опережал Пирони всего на несколько корпусов. Неписаный закон гласит, что в подобных ситуациях партнеры должны держаться своих позиций и не атаковать: логика тут простая — дуэль на трассе ставит под угрозу обе машины. Когда гонка вошла в финальную стадию, Пирони предпринял несколько попыток оспорить лидерство Вильнёва, но тот отбил атаку и вновь вышел в лидеры, полагая, что француз попросту играет на публику, пытаясь разбавить скуку, какой обернулся их уверенный марш к победе. Но на последнем круге Пирони вновь поравнялся с Вильнёвом. При входе в поворот «Тоса» Пирони оттянул момент торможения до последнего и нахрапом проломил себе путь к первому месту, оттеснив партнера. На сей раз уступать он отказался, устремившись в сторону извилистой части трассы, где обгоны были невозможны в принципе, и спустя считаные мгновения пересек финишную линию под размахивания клетчатого флага.

Вильнёв был в бешенстве. На подиуме он стоял в полном молчании, совершенно подавленный и шокированный произошедшим. Разговаривать с партнером он отказался. Форгьери и другим он пожаловался, что пропустил Пирони вперед, рассчитывая, что тот возвратится на второе место — такова была общепринятая практика. Пиччинини, льстивый дипломат, сообщил прессе, что в команде нет каких-то конкретных инструкций, как следует поступать в подобных ситуациях, и что Пирони имел полное право обгонять Вильнёва. Его слова привели в ярость Форгьери, который знал, что на деле все обстоит иначе. Из-за этого инженер стал считать римского direttore sportivo команды косвенно ответственным за трагедию, случившуюся 13 днями позже.

Пирони защищался, объясняя всем, кто готов был его слушать, что гонку мог выиграть любой и что он попросту воспользовался ситуацией, чтобы обогнать партнера по команде. Это была сущая чепуха, и ряд сотрудников Scuderia, включая Пьеро Ларди и Форгьери, стали утверждать, что принятые в команде инструкции предписывают партнерам держаться на своих позициях на последних кругах гонки. В качестве аргументов в свою пользу они приводили аналогичные ситуации, в которых Питер Коллинз и сам Вильнёв следовали этой инструкции, тем самым гарантируя победы Хуану Мануэлю Фанхио и Джоди Шектеру соответственно. Как бы то ни было, отношения между двумя пилотами были испорчены, и произошедший в них надлом привел к цепочке событий, которая — по крайней мере, символически — спровоцировала развал всего формульного предприятия Ferrari до конца дней Энцо.

За две недели, прошедшие между Имолой и Гран-при Бельгии в Зольдере, о вражде между Вильнёвом и Пирони прознали все сотрудники Ferrari. Канадец пыхтел от гнева, тогда как француз продолжал упорствовать в своей неправоте, отказываясь раскаиваться. По ходу тренировочных заездов, проходивших на коварном волнообразном треке, раскинувшемся на песчаных, усеянных соснами холмах к северу от Льежа, каждый из гонщиков упрямо и мрачно следовал своей цели — оказаться быстрее другого. Когда последняя сессия квалификации, которая должна была определить расстановку гонщиков на стартовой решетке, подходила к концу, Пирони показал на одну десятую секунды более быстрый результат круга, чем Вильнёв в своей лучшей попытке. Поклявшийся не дать сопернику опередить себя Вильнёв вырвался из боксов, устремившись в последний полет камикадзе. В задней части трассы он обогнал немца Йохена Масса в тот момент, когда оба влетали в крутой поворот. Как всегда стремительный, этот «бесстыже смелый» молодой канадец попытался «прижать» более медленного пилота. Левое переднее колесо «Ferrari» наехало на правое заднее «March 821», который пилотировал Масс, и в результате красная машина кубарем полетела с трассы. «Ferrari» приземлилась на песчаное покрытие обочины носом, что привело к мгновенной смерти Вильнёва. Последовавшая затем серия жутких вторичных воздействий разорвала его тело на части, вышвырнув мертвого гонщика на землю. По миру автоспорта прокатилась волна шока. Несомненно, гибель самого талантливого, от природы харизматичного и очень популярного гонщика своей эпохи, Жиля Вильнёва, потрясла даже толстокожего Старика из Маранелло. Романтики утверждали, что Феррари «любил» Жиля Вильнёва, но это, без сомнений, преувеличение. За свою жизнь Энцо повидал слишком многих рьяных молодых людей, погибавших за рулем гоночных болидов, чтобы позволять себе поддаваться их чарам.

ОН СЛИШКОМ ХОРОШО ПОНИМАЛ «ИЛЛЮЗОРНУЮ ХРУПКОСТЬ СУЩЕСТВОВАНИЯ», КАК ОН НЕКОГДА ВЫРАЗИЛСЯ САМ, ЧТОБЫ ИСПЫТЫВАТЬ ЭМОЦИОНАЛЬНУЮ ПРИВЯЗАННОСТЬ К ЛЮБОМУ, КТО РИСКОВАЛ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ ЗА РУЛЕМ ОДНОГО ИЗ ЕГО АВТОМОБИЛЕЙ.

Он действительно несколько раз публично заявлял о том, что «любил» Вильнёва, но это было типичное преувеличение, и несколько его коллег, в том числе Форгьери, утверждали, что в частных разговорах он почти не выражал никакого сожаления в связи с потерей своей звезды — лишь беспокоился о том, сможет или нет Пирони занять место Вильнёва и выиграть чемпионат мира.

После того как общественное возмущение поутихло, а критика спроектированного Постлтуэйтом шасси (разлетевшегося во время аварии на куски) была развенчана, Пирони, как казалось, и в самом деле нацелился на титул. Его машина была отзаявлена от гонки в Зольдере в память о гибели Вильнёва, но две недели спустя, в Монако, он вернулся на старт и убедительно финишировал вторым. Затем Пирони стал третьим в Детройте, откуда отправился в Монреаль, на трассу Нотр-Дам, переименованную в честь погибшего героя местной публики. Теперь Феррари был занят поисками второго пилота на место Вильнёва. Но до того момента, как будет найден подходящий кандидат, Пирони будет вынужден защищать честь команды в одиночку. Это привело к череде катастроф, поставивших крест на дальнейшей карьере француза. Стоило только зеленому флагу замелькать над трассой в Монреале, как у Пирони заглох мотор прямо на старте, из-за чего в зад его «Ferrari» влетел молодой и рьяный новичок Риккардо Палетти. Невезучий итальянец погиб в результате столкновения, а Пирони отделался испугом и вернулся в гонку на запасной машине. На ней — толком не настроенной и не обкатанной — он финишировал девятым. Неделю спустя с участием Пирони произошла еще одна авария, во время тестовых заездов на трассе «Поль Рикар» на юге Франции. И вновь он не получил никаких травм, несмотря на то что поперечный рычаг подвески надломился, а последовавший за этим удар уничтожил машину.

К тому времени в команду на место Вильнёва был приглашен французский гонщик Патрик Тамбэ. Считалось, что Тамбэ, джентльмен, как на трассе, так и за ее пределами, будет идеальным командным игроком и, скорее всего, не будет как-либо угрожать позициям эгоистичного Пирони, у которого теперь были реальные шансы стать чемпионом. Более того, Тамбэ был способным тест-пилотом, всегда готовым проводить бесчисленное количество часов за ездой по пустым трассам Фьорано или Поль Рикар, экспериментируя с новым двигателем и настройками шасси. Выбор его кандидатуры вызвал всплеск негодования в рядах ура-патриотов из числа итальянских журналистов. Почему, вопили они, команда не выбрала итальянца — Микеле Альборето, Риккардо Патрезе или Элио де Анжелиса, — а опять взяла очередного француза? Феррари, всегда легко попадавшийся в ловушки прессы, контратаковал, аргументируя тем, что Тамбэ был лучшим гонщиком из доступных, и заявляя, что больше не потерпит критики в свой адрес по этому вопросу. Подтекст его слов был очевиден, и итальянские журналисты понимали его даже слишком хорошо: олицетворением национальной чести и гордости были машины — алые болиды Scuderia, — а не временные обитатели их кокпитов.

Казалось, что новый дуэт гонщиков неплохо сработался. Пирони, чьим позициям новый партнер никоим образом не угрожал, одержал победу на голландском Гран-при, в то время как сам Тамбэ, всю дистанцию мучившийся с норовистым мотором своей «Ferrari», финишировал восьмым. Затем пара пилотов заняла второе-третье места на Гран-при Великобритании, а на трассе Поль Рикар отступила на третью и четвертую строчки, пережив основательную «порку» от турбированных «Renault» под управлением блистательного Алена Проста и Рене Арну. К тому моменту Пирони занимал доминирующую позицию в гонке за титул, но итальянская пресса все чаще атаковала его своей критикой. После гибели Вильнёва его популярность резко упала, и теперь Пирони беспощадно поносили за недостаточно агрессивную езду, за стремление банально набирать очки за высокие места, чтобы пополнить свой общий счет, а не биться за победу в каждой гонке. По приезде в Хоккенхайм на Гран-при Германии Пирони, человек гордый и склонный принимать такие атаки на свою честь и достоинство слишком близко к сердцу, был решительно настроен доказать, что он так же быстр и храбр, как любой другой пилот, выходящий на трассу.

За день до гонки на весь юг Германии обрушились ливни. Огромная, зловещая, укрытая лесами трасса пестрела лужами, а видимость была сильно ограниченна. Однако Пирони намеревался гнать на полной скорости, даже несмотря на то, что днем ранее гарантировал себе поул-позицию. В какой-то момент Пирони, ракетой вылетев на одну из длиннющих прямых Хоккенхайма, оказался позади «Renault» Проста, едва заметного в сгустившемся мраке, и, не успев уйти от столкновения, врезался в хвостовую часть болида французской команды. Авария до странного напоминала катастрофу Вильнёва, хотя на этот раз машина Пирони приземлилась не на нос, а на заднюю часть, что, вероятно, и спасло жизнь гонщику. Когда «Ferrari» наконец застыла на месте, оказалось, что нос болида оторван, а пилот получил тяжелейшие переломы обеих ног.

Пирони отвезли в госпиталь, где начался длительный и трудный процесс восстановления. Он больше никогда не сядет за руль болида Формулы-1, хотя еще попробует себя в гонках — в соревнованиях на скоростных моторных лодках в открытом море. Эти монструозные суда и станут причиной его гибели — в 1987 году он встретит свою смерть на острове Уайт. Когда Феррари известили об аварии в Хоккенхайме, он, как утверждалось, не сказал ничего, кроме одной фразы: «Adieu, mondiale» («Прощай, чемпионство»).

Едва ли он тогда осознавал масштабы этой своей ремарки, ибо поражение Пирони стало последним моментом в его жизни, когда гонщик «Ferrari» всерьез претендовал на выигрыш чемпионата мира. Он увидит еще 78 Гран-при с участием своих машин, но за этот период они одержат всего пять побед и еще чертову дюжину раз финишируют вторыми. Отныне править бал будут другие команды, главным образом ненавистные ему garagistas из Англии — McLaren, который будет доминировать в Формуле-1 как никто со времен блицкрига Mercedes-Benz. Патрик Тамбэ будет защищать цвета «Ferrari» остаток сезона 1982 года, на последние две гонки чемпионата к нему присоединится американский герой Марио Андретти. Команда 1983 года будет составлена из Тамбэ и еще одного француза, энергичного Рене Арну. За этот сезон, суливший большие надежды, паре удастся выиграть четыре гонки. Эмоциональная победа Тамбэ в Имоле на Гран-при Сан-Марино — где годом ранее началась трагическая история Вильнёва — Пирони — стала особенно трогательным моментом для тифози. Арну, чья карьера была испорчена нестабильностью, в том сезоне удалась победная серия в три этапа: он побеждал в Канаде, Германии и Голландии. Этот успешный отрезок предрешил дальнейшую судьбу учтивого Тамбэ, и в 1984 году его заменила популярная итальянская звезда Микеле Альборето — выбор этого гонщика вызвал бурю положительных эмоций в итальянской прессе и в рядах многомиллионной армии болельщиков Scuderia. К несчастью, из-за расставания с Тамбэ Ferrari осталась с двумя бесталанными тест-пилотами, и это в тот период, когда конкуренция была так велика, что каждый круг официальных соревнований требовал в буквальном смысле многих тысяч миль, преодоленных на испытаниях. Сильной стороной Тамбэ было как раз умение много трудиться в процессе доработки техники, тогда как Арну и Альборето таких талантов были лишены и чурались столь тяжелой и нудной работы на полигонах.

Многие приводят увольнение Тамбэ в качестве аргумента в пользу того, что Феррари начал утрачивать адекватность по части принятия решений. Он становился все более изолированным от каждодневной работы предприятия и с каждым днем все больше полагался на глаза и уши своего доверенного агента, Пиччинини. Однако он по-прежнему оставался краеугольным камнем всей команды, последней инстанцией при выборе каждого нюанса внутренней политики и мистической фигурой лидера в восприятии внешнего мира. Каждый день за появлением его у ворот завода наблюдали преданные поклонники, стекавшиеся в Маранелло для того, чтобы хоть одним глазком взглянуть на великого человека. Доктора, политики и самоуверенные магнаты мялись у обочины дороги на Абетоне словно кентерберийские пилигримы с потными ладонями и выпученными от предвкушения глазами. Все они собирались там в надежде увидеть человека, который в их восприятии наивных и доверчивых людей, достиг уровня квазибожества. Он проходил мимо них, усаживался рядом со своим водителем и вознаграждал их царственным взмахом руки, но лицо его при этом оставалось бесстрастным — никакой улыбки, глаза скрыты под непроницаемыми очками. Для собравшихся просителей даже это было сродни дарам небесным.

Внутри гудящего завода, не сбавляя своего маниакального темпа, по-прежнему шла ожесточенная политическая борьба. Пиччинини был эмиссаром Феррари в войнах FOCA-FISA, которые к тому моменту вошли в такую деструктивную фазу, что обе стороны активно искали перемирия. Монсиньор работал идеально, ужом пролезая на встречи и совещания по всему континенту, неизменно облаченный в свое длинное двубортное шерстяное пальто синего цвета — в нем он появлялся даже в летнюю жару. Он ловко балансировал на грани пересечения интересов противоборствующих сторон, умудряясь одновременно заключать для Ferrari союзы как с Экклстоуном, так и с Балестром. «Он был выдающимся, — вспоминал один из участников тех изнурительных баталий. — Пиччинини был одновременно другом всем. Каждый принимал чью-то сторону, но только Пиччинини и Феррари занимали обе стороны одновременно».

Как всегда, в gestione sportiva царила враждебная атмосфера. Форгьери открыто выражал презрение в отношении Пиччинини и ощущал дискомфорт от присутствия Постлтуэйта, очевидно угрожавшего его позиции лидера технического департамента. Пьеро Ларди Феррари маячил где-то на заднем плане — разумеется, именно в его руках оказалось бы громадное влияние в случае внезапной смерти его отца, здоровье которого явно ухудшалось.

Однако Ingegnere, в прошлом «Коммендаторе», по-прежнему руководил всем лично. Свой 85-й день рождения он встретил с новыми титулами, подарками, наградами, представлениями к наградам и приторно-льстивыми посвящениями его гению. За ним давным-давно уже закрепилось положение международного патриарха автоспорта, но это почетное звание ничего не значило в сравнении с ухудшавшимся положением дел его конюшни. Именно на успехах своих гоночных машин он, словно лазер, фокусировал энергию всего своего сознания и именно в этом деле все еще мог оказывать колоссальное давление на своих прислужников, призывая их к forza! перед лицом новых непростых вызовов, которые бросала им Англия.

В 1984 году команда выиграла всего одну-единственную гонку — Альборето одержал победу в Бельгии. Арну же выступал в лучшем случае очень неровно. Новой звездой на трассах Формулы-1 стал TAG McLaren: спроектированный Porsche мотор на английском шасси и деньгах саудовских богатеев. Двигатель был примером реализации новой сложной технологии, обеспечивавшей мотору одновременно и мощность, и экономичный расход топлива. Новый договор между воюющими фракциями FISA и FOCA постановлял, что за гонку болид Формулы-1 может расходовать максимум 220 литров топлива, что, в свою очередь, породило спрос на экзотические системы мониторинга расхода топлива, которые могли бы обеспечить максимальную производительность при минимальном потреблении бензина. Тот факт, что именно спроектированный Porsche двигатель добился лучших результатов в этом деле, особенно сильно раздражал Феррари. Дерзкая штутгартская фирма заняла место Гарцующего жеребца из Маранелло в международных соревнованиях на выносливость, и многие эксперты утверждали, что ее высокопроизводительные турбированные «911-е» и «928-е» превосходят дорожные машины «Ferrari» если не по чистой производительности, то как минимум по качеству и уровню инженерии. Хуже того, напряжение в отношениях между Форгьери и Пьеро Ларди Феррари уже давно достигло невыносимого уровня. Более молодого Пьеро повысили до должности генерального менеджера команды, и теперь он регулярно сталкивался лбами с эмоциональным и целиком преданным общему делу Форгьери. Инженера возмущало присутствие в компании человека, которого он считал дилетантом. Это впечатление Форгьери усиливал тот факт, что Пьеро регулярно отсутствовал на работе, отлучаясь в свой роскошный дом в Кортине. В конце 1984 года инженера «повысили» до директорской должности в новом, научно-исследовательском отделе компании (ufficio ricerche studi avanzati), где он должен был придумывать экзотические дизайны будущих автомобилей, в то время как Постлтуэйту — близкому другу Пьеро — было поручено контролировать все инженерные процессы, связанные с Формулой-1. Горделивый Форгьери счел это решение непростительным оскорблением.

В 1985 году ситуация лишь ухудшилась. Теперь быстрее Ferrari были не только болиды TAG Porsche: на авансцену вышла Honda в партнерстве с британской командой Williams. Японская компания, не снискавшая успеха в первой своей попытке прорваться в Формулу-1 в середине 1960-х, вернулась вершить возмездие. Запустив масштабную кампанию, по слухам, обошедшуюся бюджету компании в 300 миллионов долларов, Honda представила миру двигатель V12 громадной мощности и притом куда более надежный, чем любая силовая установка из Маранелло. Арну продержался в команде всего одну гонку, после чего Рене списали, заменив шведским наемником по имени Стефан Йоханссон. Альборето удались победы на канадском и немецком Гран-при (прошедшем на укороченном и «стерилизованном» новом Нюрбургринге, незамедлительно прозванном Green Party Ring), но после этого команду ждал затяжной спад, включивший в себя 34 этапа без единой победы.

Весь 1986-й Альборето и Йоханссон откровенно мучились, не в силах добиться хоть каких-нибудь результатов. Разочарованный Феррари стал искать помощи на стороне и шокировал весь спортивный мир, наняв многоуважаемого и весьма почитаемого британского дизайнера Джона Барнарда. Этот довольно молчаливый инженер-механик впервые обрел известность в гоночном мире, когда в 1980 году спроектировал Chaparral, одержавший победу в 500 милях Индианаполиса (что, впрочем, не принесло ему общественного признания), а затем создал потрясающие TAG Porsche-McLaren. Не было никаких сомнений в том, что Барнард входил в число самых креативных и изобретательных гоночных инженеров и что его помощь могла очень пригодиться стагнирующей Ferrari. Но Барнард отклонил первые приглашения Пиччинини и других, наотрез отказавшись покидать Англию и перебираться в Маранелло. Тогда компания предприняла совершенно изумительный стратегический ход, который наверняка одобрил лично Энцо Феррари: Барнарду был выдан полный карт-бланш на создание дизайнерского цеха Ferrari рядом с его собственным домом к юго-западу от Лондона. В названии нового учреждения была остроумная игра слов: компанию назвали GTO (Guildford Technical Office — Технический офис Гилдфорда). Широко утверждалось, что Барнард получал за свои услуги 500 тысяч долларов в год, вдобавок компания щедро компенсировала его операционные расходы.

Это решение стало лишь одним в череде оскорбительных выпадов в сторону Мауро Форгьери, которые в конечном итоге и разрушили многолетние отношения между инженером и Энцо Феррари. Человек, создавший больше блестящих дизайнерских проектов — и больше чемпионских машин, — чем любой другой глава инженерного департамента компании, наконец покидал место, которое называл домом больше четверти столетия. Еще не достигшего 50-летнего возраста и все еще очень энергичного Форгьери быстро подобрала Lamborghini, поручившая ему задачу разработки нового двигателя для марки. Совсем недавно ее выкупила Chrysler Corporation, и теперь компания жаждала войти в списки команд-участниц Формулы-1. В Lamborghini он должен был составить компанию другому старому бойцу из Ferrari, Даниэлю Аудетто, вместе с которым ему предстояло трудиться на бывшей фабрике по производству медных кроватей, располагавшейся в индустриальном парке на восточной окраине Модены.