(«Я люблю девушку (пирипше), мне нравятся хорошие вещи. Водка и табак – хорошие вещи, мне нравится (нужно) посещать чум».)
Самое главное развлечение аборигенов в свободное время – ходить в гости из одного чума в другой. Во время принятия пищи – блюд из сырого мяса или рыбы – развязывается язык, веселятся и гости, и хозяева. Они могут болтать обо всем, что находится между небом и землей, что лежит в пределах их кругозора.
Во время походов с аборигенами на лодках они часто раздражали меня своей постоянной болтовней. Они гребут, как эскимосы, очень быстро, чтобы затем отдыхать на веслах, болтать и смеяться, пока лодка не потеряет скорость. Потом это повторяется.
После возвращения с полуострова Ямал я непродолжительное время пожил на Нейве-сале, чтобы подготовиться к возвращению на юг. В один из этих дней на Нейве-сале зашел интересный юрак, князь. Он учился в Санкт-Петербурге и мог читать и писать по-русски, а также немного говорить по-немецки, по-французски и по-шведски. Его хотели перевести в другой университет в столице, но ему наскучило такое времяпрепровождение – его тянуло обратно к своим людям, к дыму и холоду чумов, к кочевой жизни на пустынных, бескрайних снежных просторах.
В конце года многие сибирские аборигены, у которых есть олени, посещают российские городки на Крайнем Севере, где в декабре и январе проводятся ярмарки. Но самые бедные аборигены, которые летом живут за счет рыбной ловли, а зимой – охоты, остаются в своих краях. Если охота на куропаток и зайцев идет плохо, они часто страдают от голода и нужды.
На ярмарки издалека приезжает множество российских купцов, которые «охотятся» на продавцов, тогда как священники заманивают людей водкой, табаком и чаем, чтобы их крестить. Здесь заключаются соглашения и договоры, а также браки, оплачиваются и берутся кредиты. Со всех краев приезжают длинные обозы на санях, запряженных оленями или собаками, с продуктами на продажу. Обозы останавливаются в окрестностях города, где ставятся чумы. Каждое утро аборигены со своими главными женами и при полном параде выезжают на ярмарку, где люди торгуют, продают и жульничают. Водку, разливать которую и продавать строго запрещено, можно купить везде, почти в каждом доме, что играет большую роль или даже является необходимым условием завершения сделки при торговле. Пьют все: мужчины, женщины и дети. Водка затуманивает ум добродушных аборигенов и делает их неуправляемыми. Ради водки абориген отдает заработанные тяжким трудом гроши, ради водки он продает себя в рабство русским купцам и отказывается от веры своих отцов. При помощи водки недобросовестный купец может получить все шкуры аборигена и фактически его полностью ограбить.
Поэтому аборигены не всегда с легким настроением покидают беззаботную, веселую жизнь и распутство ярмарок, лишившись своих мехов и не получив взамен жизненно необходимых товаров: муки, чая, кренделей и табака. Около двадцати лет назад сибирские аборигены не знали ни муки, ни чая с табаком, но, попробовав их, в большинстве своем уже не могут обходиться без них.
Глава XVI
Шаманизм
Сибирские язычники и русские священники. – Иконы священников и идолы язычников. – Искусство колдовства. – Когда мертвые просыпаются
Сибирские аборигены, за исключением татар, киргизов, калмыков, части бурятов и некоторых других, являющихся либо мусульманами, либо буддистами, исповедуют шаманизм. Я допускаю, что из всех шаманистов треть крещена русскими священниками, но в большинстве случаев крещеные шаманисты возвращаются к вере своих отцов, несмотря на то что от них как крещеных людей следовало бы ожидать полного отказа от нее, и продолжают приносить жертвы старым идолам. Русские попы, чья обязанность – проповедовать Евангелие северосибирским язычникам, не годятся для такой важной деятельности, как служение духовным наставником. Русско-сибирского священника лучше всего характеризует его тяга к
Если поп может объясниться с аборигенами, которых он «крестил», он им предписывает строго поститься в соответствующие периоды. Но именно по этой причине аборигены, у которых есть олени, чье мясо служит практически единственным средством выживания, отказываются креститься.
Лучше всего удается крещение бедняков – они часто продаются за фунт табака или пару стаканов водки. После церемонии крещения абориген получает икону, но, поскольку он, не имея никаких познаний о христианстве, не видит отличий между иконами святого Николая, Христа или Богоматери и своими истуканами (идолами), он приносит икону домой в чум и начинает поклоняться ей и приносить ей жертвы точно так же, как своим идолам. Нынешнее положение дел в религиозной сфере среди крещеных шаманистов выглядит как христианство, смешанное с аборигенной языческой верой. Пока проповедники Евангелия будут оставаться не очень квалифицированными, а их работа – проводиться бессовестным образом, слепо и без мысли об истинном духовном благе аборигенов, представления о религии будут оставаться искаженными.
Северная Сибирь испытывает крайне острый недостаток в священниках.
Некоторые северосибирские аборигены иногда получают возможность посещать русские часовни, которых немало установлено вдоль берегов протяженных рек и где раз в год бывает священник. Однако пользы в этом для аборигенов никакой: поп нудно читает на старинном славянском языке, в котором они не понимают ни слова.
Вернувшись домой с богослужения с иконами, аборигены заботятся о них, вставляя ломтики мяса или рыбу им в рот.
Русский синод должен был бы проинспектировать сложившуюся ситуацию и побудить священников к старанию, усердию и вере, увеличить их количество, улучшить их нередко тяжелое материальное положение – когда доброжелательные и смышленые аборигены соприкоснутся со здравой и истинной проповедью христианства, их обращение в эту веру займет не много времени.
Шаманизм настолько распространен в Северной Сибири, что его исповедуют даже живущие там русские, особенно в Якутской губернии – по крайней мере, в некоторой степени. Ввиду отсутствия священников и врачей, если кто-то заболевает, они посылают за шаманами аборигенов, чтобы получить их совет, испытать их колдовство или услышать гадания.
В зиму 1890/91 года, когда я предпринял свою первую длительную поездку с аборигенами, я часто имел возможность присутствовать на их колдовских церемониях. Каждый род имел своих шаманов (колдунов,
Как-то раз холодным заснеженным февральским утром я со своим местным проводником Высико возвращался домой с охоты на оленей по бездорожью заснеженной тундры. Подъехав к чуму, мы увидели, как его хозяин Войче поймал нескольких оленей-самцов и запряг в сани. Отвечая на мой вопрос, куда он собрался в столь поздний час, проводник ответил, что тот (Войче) едет за шаманом, который должен был посетить его заболевшую старшую жену. Войче уехал и вернулся вечером следующего дня с двумя незнакомыми мужчинами, которые ехали в других санях. Олени были распряжены из саней, и Войче, громко разговаривая с чужаками, уселся с ними в снег. Спустя некоторое время они вошли в чум. Один из незнакомцев был одет в меховые одежды, схожие с нашими, а другой, собственно шаман, был в мехах, на которых висели лоскутки ткани и меха. На нем также была длинная красная рубаха, увешанная самым невероятным способом латунными кольцами. Шамана посадили на почетное место в чуме (верхнее место справа от входа) и постелили ему на сиденье свежевыдубленную кожу, которую до этого еще не использовали. Рядом с шаманом сел другой незнакомец, его помощник.