От Фарер до Сибири

Капитан Миккельсен, вернувшись в Тундрену, перед своим отъездом организовал еще несколько вечерок. Среди молодых девушек он в последний вечер выбрал себе невесту. Когда он собирался с ней поехать на юг, всю деревню пригласили на помолвку. На праздник пришли много женщин, которые сначала напились, а потом начали неразборчиво и гнусаво петь свадебные песни. Содержание было такого свойства, что у них еще до произнесения слов от одной мысли об этом потекли горькие слезы. Также там играла музыка. После окончания пиршества в честь помолвки я покинул деревню и направился в Тобольск и Тюмень.

Глава XIX

Из деревни Тундрена в Тюмень

На первой станции. – Игры и песни остяков. – Проезжая дорога. – Спутники в поездке. – Сани переворачиваются. – Полынья в испарениях. – Управляющая станцией делает различие между пассажирами. – Почтение по отношению к «немцу». – «Ваш паспорт!» – В зале ожидания у губернатора Тобольска. – Город Тобольск. – В Тюмень. – Голод и отсутствие почтовых лошадей. – Ссыльный чиновник. – Через татарский город с мечетью

Поскольку мне не удалось раздобыть почтовых лошадей, я отправился на крестьянской лошади на ближайшую станцию. Г-н Миккельсен, который должен был нанести деловой визит на пароход, стоявший во льду в Обской губе, поехал со мной в другой повозке со своей будущей женой. Пока меняли лошадей, мы зашли к крестьянину и пробыли там больше запланированного: женщины в деревне знали девушку, с которой был обручен г-н Миккельсен, хотели ее поприветствовать и попрощаться с нею. Принесли водку, женщины начали петь как веселые, так и грустные песни. После каждой песни одна из женщин проносила чашку перед присутствующими мужчинами – больше всего ей дали мы с капитаном. Один богач, заработавший деньги на поставках топлива для сотен пароходов, которые летом ходят по губе, положил конец назойливому сбору денег, схватив чашу и метнув ее на пол, – она разбилась вдребезги.

Третьей станцией от Тундрены была деревня, население которой составляли исключительно остяки. Управляющий станцией был состоятельным человеком, у него оказались почтовые лошади. Он спел и сыграл нам на народном инструменте, который он называл лебедем, несколько остякских песен. Исполнение было далеко от виртуозного, но простые мелодии звучали красиво. На этом мы с г-ном Миккельсеном расстались.

Дорога была изъезженной, с ямами и буграми. Иногда она шла по неровному и потрескавшемуся льду реки или вдоль ее крутых ровных берегов. Поскольку колея, как правило, была очень узкой, коней во многих местах запрягали в прямую линию, одного за другим. По прошествии более чем половины пути к Тобольску в деревне Шабое[62] ко мне подсел русский агент, пообещав разделить со мной расходы на поездку. Никонор Иванович был – не без оснований – вечно беспокоящимся человеком. Несколько раз случалось то, чего он боялся. В первый раз быстро идущие сани перевернулись, и бедный Никонор Иванович на скорости вылетел с них на лед, где остался лежать, не шевеля ни единой частью тела. У него не было никаких повреждений, но он был настолько напуган, что лишь спустя полчаса мне удалось уговорить его снова сесть в сани. В следующий раз мы опрокинулись с менее печальными последствиями у места, где за несколько дней до этого перевернулась почтовая повозка, в результате чего погибли и почтовый курьер, и кучер.

На предпоследней станции перед Тобольском, представлявшей собой зажиточную татарскую деревню, дорога стала шире и лучше, поэтому лошадей можно было запрячь рядом друг с другом. Было видно, что мы находились не очень далеко от крупного города. Мы проехали мимо притока Оби, где вода к моему удивлению не была покрыта льдом на расстоянии около одной версты. От воды шел пар, очень хорошо видный там, где был толстый лед; мороз при этом был не очень сильным. На последней станции перед Тобольском мы вошли в красивый, хорошо обставленный дом. Дело было вечером, уже стемнело, хозяйка указала нам на свою уютную гостиную и пошла за свечами. Но, увидев при их свете мои великолепные мохнатые меховые одежды из Северной Сибири, она удостоила меня очень подозрительным взглядом и сказала, что было бы лучше нам пойти в другую комнату, которая оказалась помещением для прислуги. На просьбу дать что-нибудь поесть она ответила, что ей нечего было мне предложить.

– Что же вы сами едите? Как управляющая станцией разве вы не обязаны хотя бы вскипятить нам самовар? – спросил я.

На этом женщина вышла во двор, где, как мы увидели, она заговорила с кучером. Когда она вернулась, ее настроение поменялось – без сомнения, она узнала, что я был немцем (то есть иностранцем – всех иностранцев в Сибири называют немцами). И после этого нас угостили ужином в главной гостиной.

Я приехал в Тобольск 7 февраля (26 января) и поселился в частном доме. Несмотря на то что в Сургуте никто не спрашивал о моем паспорте и я еще не успел сменить одежду, ко мне подошел полицейский со словами: «Паспорт извольте!» Когда я покидал Фареры, полицмейстер выдал мне именем короля два паспорта, которые имели длительный срок действия и были завизированы российским консулом в Стокгольме. В паспортном отделе для иностранцев в Санкт-Петербурге мне выписали вкладыш к исходному паспорту и вычеркнули строчку «действителен на длительный срок». В результате, получив этот новый российский паспорт, я был должен каждые полгода показывать паспорта властям в местах пребывания до окончания срока его действия.

По естественным причинам мои паспорта, которые к тому же имели штемпель консула Дании в Москве, не обновлялись в течение более чем двух лет. Поскольку никто их не спрашивал в Сургуте, я их там никому и не показывал. Не желая платить штраф за просроченный паспорт, который, насколько я помню, за два года составлял около 300 крон, я протянул полицейскому новый паспорт («действительный на длительный срок»), частным образом полученный на Фарерах, с письменной рекомендацией, выданной консулом Тором Ланге. Полицейский удалился с документом.

На следующий день я получил предписание явиться в полицейский участок к приставу. Там меня известили, что я должен был обратиться к исправнику для возвращения моих документов. После обеда я зашел к исправнику – он попросил меня пройти с ним к губернатору, где должны были быть представлены мои документы. Элегантно одетый чиновник сел в экипаж и отправился к губернатору, за ним по пятам следовал конный полицейский с саблей. Я тем временем зашел в зал ожидания, где сидели или стояли крестьяне, несколько офицеров и другие, судя по всему, бедные люди обоих полов. Спустя некоторое время ко мне подошел губернатор с исправником.

– Здравствуйте! – сказал его превосходительство. – Вы куда едете?

– В Тюмень.

– Хорошо, – ответил на это губернатор, – будьте добры, нам совершенно не нужен ваш паспорт.

Я поклонился, в ответ на что мне протянули документы и любезно пожали правую руку. Тем временем в зал ожидания пришли несколько крестьян, они растерянно осматривались вокруг себя, пока не увидели иконы в углу, перед которыми перекрестились и тут же поклонились.

В Сибири далеко не уедешь, если твой паспорт не в порядке. Русские, происходящие из европейской части России, должны посылать свой паспорт домой для замены. Если паспорт потерялся в дороге или не пришел из-за чьей-то небрежности, его обладатель может оказаться в затруднительном положении и потерять право куда-либо выехать. В этом случае при обращении к местным властям чаще всего можно получить, хотя и не без труда, свидетельство о том, что паспорт выслан адресату. Однако такое свидетельство действительно лишь короткий промежуток времени и не дает разрешения на проезд, если у гражданина есть необходимость сменить место проживания. Почти во всех случаях паспорта должны заменяться каждые два года, что стоит 1 рубль и 20 копеек (2,40 эре). Помимо того, каждый раз, когда гражданин меняет место жительства, паспорт должен предъявляться соответствующим властям на подпись, за что взымается плата в 10 копеек. Паспортная система ежегодно дает государству доход в 100 млн рублей.

Тобольск представляет собой опрятный город с 20 000 жителей и множеством красивых церквей. Одна половина города находится на равнине под горой, другая – на горе; туда ведут крутые романтичные грунтовые улочки. Под горой на небольшой площади стоит множество пушек и относящихся к истории города памятников, оставшихся с того времени, когда казаки завоевывали Сибирь. В последние годы город в материальном отношении немного сдал, но когда он будет связан с Центрально-Сибирской железной дорогой, которая пролегает немного южнее, то опять должен воспрянуть. В городе находится крупная консервная фабрика, основанная в свое время датчанином, хотя нынче она принадлежит русским, у которых очень хорошо идут дела. Они, к примеру, экспортируют консервированную икру по всему миру.

12 февраля я покинул город, чтобы преодолеть 240 верст по пути к Тюмени. Я ехал по большей части на почтовых лошадях, но на многих станциях они были такими истощенными, что использовать их не представлялось возможным, из-за чего мне приходилось прибегать к помощи частных лиц. Множество раз возникали проблемы с проездом. В тот год был голод и неурожай, поэтому нужду испытывали не только животные, но и люди. Предпоследней станцией руководил сосланный финн, очень образованный человек. Я спросил его мнение о Сибири. Ему не нравилась эта земля, где люди только о том и думали, как ограбить и украсть. Я не хотел спрашивать его о том, в чем состоял его проступок, но из его рассказов можно было сделать вывод, что он раньше занимал очень важный военный пост. Для образованного и благородного светского человека должно быть особенно печально проводить свою жизнь в глухой сибирской деревне, где не было ни одного человека, с которым он мог бы общаться на равных.