От Фарер до Сибири

Примерно в 1000 верстах от Сургута мы проехали мимо Тидды-удда (Кедровой реки). У дороги лежали бревна, на которых были выцарапаны русские имена, вероятно – рыбаков, на чью долю выпало проехать по дороге между Сургутом и Тазом. Я потратил целый час с топором и ножом, чтобы обратить внимание едущих мимо грамотных людей на то, что по этой дороге проезжал фаререц. В 200 верстах к югу протекала Березовская-речка, на берегах которой в землянках жило несколько семей остяков.

В окрестностях Березовской мы проехали мимо остякского чума, чьи хозяева раздобыли большое количество сильно разбавленного спирта из Сургута и теперь продавали эту водку обозам, проезжающим мимо. Поскольку мои проводники были трезвенниками – не все аборигены «пьют», – мы не порадовали того остяка своим визитом.

Вечером 21 декабря к нам зашел молодой юрак, который предложил довезти меня до Сургута за четыре дня, и я, конечно же, с радостью принял его предложение. Договорившись с моим прежним проводником о полагающемся вознаграждении за поездку и пересылку моих вещей, я отправился в путь с новым спутником. У каждого из нас были сани, запряженные четырьмя оленями-самцами.

В течение того дня мы ехали по занесенной снегом колее за идущими впереди обозами. Множество небольших бугорков и холмов сменяло друг друга, остроугольные изгибы между ними образовывали узкие проходы, по которым мы ехали, следуя всем поворотам дороги. Подстилка здесь была жесткой, олени мчались галопом, и на высокой скорости на узких тропах сани постоянно шли под большим наклоном, а на самых крутых поворотах они кренились, едва не касаясь земли. Чтобы избежать падения, необходима была определенная сноровка: нужно было бросаться вправо или влево в зависимости от того, какая сторона саней поднимается или опускается, а также упираться ногами.

Это была бодрящая поездка. Сани кренило, они вспахивали тонкий мягкий слой снега над жестким настом словно корабль, который идет по бурлящим волнам. В такт такой задорной езде я, конечно, напевал какую-то мелодию, которая еще крепко сидит в памяти, я потом напел ее русским – это был веселый марш.

Камлание

Крест богов

По пути мы догнали приказчика с Йидингохёве, который ехал с грузом мороженого осетра и икры. Русский устроился с комфортом. Он путешествовал со своей супругой в закрытых просторных санях, которые изнутри были подбиты мехом и согревались печью. Приказчик отдыхал без верхней одежды на диване, читал романы или сидел за круглым столиком с самоваром за кружкой чая, абсолютно счастливый и удовлетворенный. Когда мы поравнялись с этими закрытыми санями, в которые были запряжены трое оленей и которые ехали в середине обоза, на нас посмотрели из маленького окошка и окликнули. Обоз остановился, чтобы мы сошли с саней и зашли в это практичное транспортное средство – согреться и выпить не одну чашку чая. Прошло немного времени, и мы с проводником, одетые в толстые меховые одежды, начали покрываться потом. Я был бы рад поменяться местом с русским и снять с себя меховую куртку! Поблагодарив приказчика за гостеприимство и внимание, мы с ним попрощались и покинули его сани, выйдя из 30 градусов тепла в 40 градусов мороза. Сразу же после этого наши две пары саней помчались вперед, обгоняя обоз, который мы через несколько минут совсем потеряли из виду.

Однажды вечером мы поравнялись с юраком-самоедом, ехавшим на легких санях. Мы шли рядом какую-то часть пути, пока не доехали до большого деревянного креста, на котором стояло пять искусно выделанных идолов. Аборигены пожертвовали им несколько кусков мяса – одна пара истуканов стояла с открытым ртом, куда набили немного жира, – после чего они раскланялись перед истуканами, призвав меня сделать то же самое. Я не имел к этому никакого желания или интереса, наоборот, несмотря на протесты незнакомца-юрака, я лишил богов пары жертвенных даров, которые представляли собой изделия из латуни. Мой поступок был, по мнению аборигенов, очень «дерзкий и непристойный», и он, конечно же, не должен был остаться безнаказанным. Вырезав имя и дату на кресте, мы продолжили путь. Вскоре после этого незнакомец свернул на боковую дорогу, и далее мы пошли в одиночестве. В сумерках мы наткнулись на несколько веток, воткнутых в снег, и поехали в указываемом ими направлении. Несмотря на быстро наступившую темноту, мы, ориентируясь на лай собаки, который слышался в ответ на крики моего проводника, добрались до чума, где нас радушно приняли.

Пользуясь доброжелательностью аборигенов, мы получили свежих оленей, с которыми еще долго ехали в ночи. При вечернем освещении мы подъехали к большой реке, которая была окружена могучими кедрами, чьи красивые густые кроны, похожие на темные человеческие фигуры, возвышались на фоне усыпанного звездами неба. Тени деревьев на блестящем льду реки были похожи на призраков, а обстановка вокруг нас была тихой и спокойной, как в могиле, из-за чего меня невольно охватил ужас, пока мы ехали над берегом реки. После этого мы остановились на льду: по обеим сторонам стояли высокие темные деревья, в ветвях которых нечетко виднелись огромные массы блеклых оленьих черепов; на некоторых еще были куски мяса с кровью. Оставив оленей на льду, я пошел с проводником по его просьбе на противоположный берег. Помимо пней из снега торчало множество больших груд черепов. Мой проводник не собирался подкладывать к этим кучам череп или вешать что-либо аналогичное на ветки: вместо этого он пожертвовал у дерева, обвешанного черепами, лоскутками и разными побрякушками, большой комок варки – юракского деликатеса из жирных рыбьих ломтей, сваренных как единое целое. Варку едят как добавку к сушеной рыбе (юрок).

После того как юрак поклонился деревьям, мы вернулись обратно к саням. Проехав небольшое расстояние по льду, мы поднялись на берег между высокими прямоствольными деревьями и вскоре опять выехали в открытую тундру. Была прекрасная зимняя ночь, северное сияние вспыхивало по всему небу и посылало разноцветные лучи на блестящий сверкающий снег. Тысячи горящих звезд, а также бледноватый ярко-серебристый цвет луны делали освещение более ярким. Холмы, сопки, одинокие кусты и мы сами отбрасывали очень четкие тени.

Было очень поздно, и мы уже не могли видеть никаких примет или следов, по которым могли бы определить, что оказались рядом с каким-нибудь чумом. Мы решили остановиться и переночевать в снегу. Верные, выносливые олени, которые, к слову, с раннего утра постоянно находились в напряженном движении, были распряжены и привязаны длинной веревкой к саням. Они принялись неутомимо разгребать снег и есть уже мягкий белый мох. А я с проводником вырыл углубление в снегу, где мы подобно куропаткам в полулежащем положении провели остаток ночи.

На следующее утро, когда рассвело, мы снова отправились в путь. В послеобеденное время мы к нашей большой радости увидели первые очертания Сургута – это была верхушка купола единственной церкви города. Увидев ее, проводник остановил сани и трижды перекрестился. На самом деле юрак был крещеным – его доброты хватало, чтобы служить как русским богам, так и своим собственным.

В большом лесу, окружающем Сургут, мы по пути встретили много русских крестьян и лесорубов. Появление этих русских, а также мысль о скором приезде в достаточно большой и цивилизованный город привели меня в восторг. Мы наконец достигли цели. И я не разочаровался в своих надеждах и желаниях. Какое было беспредельное счастье войти в теплое помещение в городе после долгой собачей жизни в дыму и холоде чумов, и какой счастливый и довольный я был, когда, оттаяв и обогревшись, вскоре вместе с городской знатью сел за праздничный стол, ломившийся от яств. Не только переход к теплу от холода и трудных и утомительных поездок – хотя в них была своя прелесть, – но и человеческое общество, веселые праздники, а в первую очередь невероятное гостеприимство северосибирского города позволили мне начать высоко ценить жизнь – причем намного выше, чем когда-либо ранее.

Глава XVIII

Пребывание в городе Сургут и деревне Тундрена[59]

Посещение священника и купца. – Священник пьет слишком много водки. – Именины. – Визиты к высокопоставленным сановникам. – Рождество. – Навязчивые дети с поздравлениями. – Прекрасные маски. – Езда на санях в оленьей упряжке по улицам города. – Второй день Рождества. – В деревню Тундрена. – Охотничьи походы. – Земляк императрицы. – Русский Новый год. – Остяки. – Источники заработка. – Город, который посетили хищные звери. – Вечерки. – Обратно в Сургут. – Меня наградили сибиряки. – У бедной опрятной вдовы. – Крещение юрака. – Пир на обручении капитана Миккельсена

Во время моего пребывания в гостеприимном Сургуте в Северной Сибири я жил дома у человека, имевшего хороший доход с продуктов, которые ему давали его коровы и лошади. Я проживал вместе с рыбаком, приехавшим с севера Сибири, а также крупным торговцем-менялой и его женой-аборигенкой. В первый же день моего приезда в город я познакомился с одним из главных купцов и священником, который пришел навестить рыбака. Мы уселись вокруг круглого стола с белой скатертью, вкусной закуской (пирожки, икра, сырая осетрина и т. д.), хлебом и вином, нас обслуживали две юные дочери хозяина. Мы хорошо приложились к вину, особенно к сибирскому аперитиву, а когда гости должны были пойти домой, его преосвященству нужно было помочь подняться из-за стола и довести до саней.

На следующий день я вместе с торговцем, купцом и священником нанес ответный визит. Мы сначала зашли в наших северосибирских одеждах и красивых меховых сапогах в хорошо известный среди горожан магазин, где заказали цивильную одежду и другие вещи, без которых могли обходиться на севере, но в которых сейчас крайне нуждались, особенно после того, как я уже получил приглашения почти от половины жителей города.

Как только мы завершили наши заказы, нас привели в частную квартиру, где отмечались именины. Там было много незнакомых людей. Сначала я представился хозяйке дома, потом «земляк императрицы»[60] был представлен членам всех чиновничьих и купеческих семей, которые там находились. Домой с этого очень веселого праздника я пришел поздно вечером. На следующий день (когда у нас в Европе наступил Новый год[61]) была ясная безветренная погода, хотя и очень морозная (–44 °R). Нас посетил единственный врач в городе, который был евреем и, конечно же, говорил по-немецки. 2 января (21 декабря) я опять посетил пиршество у купца в связи с именинами одного из его юных родственников. В Сибири, как и в Швеции, празднуют не дни рождения, а именины. В 11 ч. утра именинник принимал поздравляющих. В 2 ч. начался обед, состоявший из множества весьма вкусных рыбных блюд (мясные блюда из-за поста были исключены). Во второй половине дня мы пили чай, а чуть позже из гостиной все убрали, несколько дам сели у фортепьяно, и вскоре полным ходом уже шел танец. Мне объяснили, что в этот раз впервые нарушили традиционный запрет на танец в пост; единственной причиной этого нарушения был я. В 1 ч. ушли последние гости, кроме коменданта города, торговца и меня – мы еще долго сидели с хозяевами за столом с вином и аппетитной закуской; мне представилась прекрасная возможность разучить красивые русские народные песни. Домой я пришел глубокой ночью: в моей записной книжке лежало 18 визитных карточек и приглашений.