В то же время я не очень радовался перспективе быть внезапно разбуженным тогда, когда я только уснул, а потом бодрствовать всю короткую ночь из-за шумящих мужиков. Они сели за стол и начали пить водку, которую принесли с собой. Я слышал, как один из них сказал:
– Если у меня украдут еще семь коней, я все еще не стану бедным, поэтому сейчас я буду пить и радоваться с моими друзьями.
Внезапно они встали и начали играть в солдат кочергами и ружьями, встав по команде хозяина в шеренгу. Двое из них, у которых еще действовал рассудок, предложили отложить ружья в сторону, однако их слова не были восприняты всерьез, а когда стволы ружей были направлены в мою сторону, я слегка вжался в угол. Я не посмел попросить хозяина перестать куролесить, а еще лучше убраться туда, откуда они все пришли, поэтому оставалось уповать на свою судьбу. Под конец я уже не мог удержаться от смеха, глядя на их выходки и представления. Внезапно в дом вошел еще один человек, держа в руках ружье, из которого шел дым.
– Как это вы стоите на страже? – спросил он. – У нас были воры, я выстрелил по ним, но не попал.
На этом все выскочили наружу, благодаря чему воцарилась тишина, однако я не смог заснуть, а потом вся компания вернулась обратно. Они какое-то время посидели, разговаривая об участившихся в последнее время случаях краж лошадей и сбруи и о том, что они не использовали правильные меры для поимки воров. Потом они ушли уже насовсем, чтобы проводить одного из своих товарищей и провести остаток ночи у него. На этом я наконец-то смог уснуть. Спустя несколько часов меня разбудила хозяйка. Я встал, съел скудный завтрак с чаем и уехал на повозке, которая накануне вечером была заказана на 4 ч. утра.
На одной из последних станций в доме, где я остановился во время смены лошадей, мне рассказали следующую историю о ворах:
– Это было осенью прошлого года, четыре работника с золотых приисков остановились здесь переночевать по пути домой в Западную Сибирь. (На Центрально-Сибирском тракте в конце лета и в другое время года можно встретить золотоискателей и их жен, возвращающихся домой на одной или многих повозках. Все они хорошо вооружены и держат деньги в нагрудной сумке на крепком ремне.) Двое из них остановились в одном доме, а еще двое – в другом. Утром они должны были поехать дальше на той же повозке, на какой приехали. Рано утром двое из них встали и запрягли в телегу трех коней. Мужик, у которого они заночевали, пообещал подвезти их. Они подъехали к дому, где остановились их товарищи. Когда они постучали в дверь, вышел человек, который им сказал, что те еще за час до этого уехали на снятой повозке. Это странно, подумали оба золотоискателя, но теперь им не оставалось ничего другого, как поехать вперед и попытаться догнать своих товарищей. Они понеслись галопом к тракту, но в следующей по пути деревне, где они хотели поменять лошадей, никто не видел, как проезжали их два спутника. У золотоискателей начали закрадываться подозрения, и они решили вернуться обратно, чтобы удостовериться, не могли ли двое их товарищей вернуться обратно, ведь они собирались все вместе ехать до Томска. Но в доме, где те двое должны были переночевать, их не было, а хозяева продолжали утверждать, что они уехали еще утром. Золотоискатели отнеслись к этому с еще бóльшим подозрением и начали расследование, в результате которого были найдены их товарищи – точнее, их окровавленные трупы – в бане того дома. Вечером они решили пойти в баню и взяли с собой сумки с деньгами, однако необдуманно оставили револьверы в доме. Хозяин дома поддался искушению и при помощи своей жены застрелил гостей их же оружием, когда они мылись. Он как раз намеревался спрятать тела жертв и увезти их подальше от дороги, когда повозка с двумя другими золотоискателями вернулась и опять подъехала к окнам их дома.
На пути в Иркутск я много раз обгонял обозы с заключенными, переселенцами, а также длинные обозы, которые, как правило, вели татары, перевозившие всевозможные европейские товары на восток страны. Обозы зимой и летом сопровождались вооруженными всадниками, которые даже ночью должны были быть на ходу, чтобы обозревать обозы по всей их длине, особенно их заднюю часть, чтобы быть уверенным в их безопасности на случай нападения воров. Во множестве случаев от обозов отвязывали и крали целые возы. Нередко случалось, когда один из ямщиков – для каждой пятой лошади есть свой кучер, который нередко предоставляет лошадей и сани или телеги в распоряжение транспортной компании, – действовал заодно с каким-нибудь односельчанином и помогал ему уводить воз из обоза, чтобы потом разделить с ним добычу (но только если им повезет). Во время разговоров с крестьянами я часто слышал откровенные рассказы о совершенных ими кражах в обозах, что многие добропорядочные жители деревень рассматривали как законное, пускай и немного рискованное предприятие, которое Всевышний сам помог им удачно осуществить. Особенно часто подвергались ограблениям чайные обозы, направлявшиеся на запад. Четырехугольные тюки с чаем, обернутые в бычью шкуру и сложенные штабелями на повозках или санях, относительно легко отвязать и выкатить на сторону. Бóльшая часть краж случается зимой, когда ночи темные и очень легко спрятать в глубоком снегу украденные вещи, а потом забрать их, когда обоз уже уедет.
В каждой губернии есть шлагбаумы, где оплачиваются пошлины за проезд и дорожный сбор. Последний, если я правильно помню, составляет до трех рублей за каждую лошадь по пути из Томска в Иркутск и обратно. В год на содержание тракта поступает несколько миллионов крон, однако наибольшую часть этой суммы поглощает сама «дорожная администрация». Крестьяне и аборигены обязаны работать на тракте за малое вознаграждение или бесплатно. Состояние дорог на тракте в жаркую летнюю пору на больших участках безупречно, хотя на отдельных участках встречается много колей и ямок.
На Центрально-Сибирском тракте много съездов, которые ограничивают въезд на поля и пашни. Они почти всегда открыты; все лето и значительную часть осени там стоят обычные сторожа, у которых есть лишь жалкая низкая землянка с дырявой крышей, где они могут переждать дождь со снегом или провести ночь. Но жизнь в таких сторожках, пусть и лишенная какого-либо комфорта и опрятности, дает богатый опыт покинутому человеку, который еще не уничтожен скорбью и страданиями, горькими разочарованиями и разбитыми юношескими надеждами, что часто происходит в высшем обществе космополитичного города Санкт-Петербург. Да, я имею представление о том, как всеми ненавидимые и презираемые сторожа ворот в Сибири проживают свою жизнь в сторожке и за ее пределами. Они, как на иностранных языках, так и на русском – среди сторожей помимо самых невежественных крестьян можно встретить бывших оптовиков, дворян и офицеров – рассказывали мне историю своей жизни, которая заканчивалась ссылкой в Сибирь, в конечном счете приводя их к никчемной работе сторожем. Их самой большой радостью было встретить чужака и угостить его чаем и теми крохами, которые можно найти в сторожке. Проезжающие нередко могут видеть сторожа со своим гостем, голодным скитальцем или бедным бродягой, сидящим в сторожке за приятным разговором за чашкой чая. Но на лице хозяина или гостя никогда не увидишь улыбку, черты их лиц всегда одинаково мрачные, одинаково холодные, одинаково серьезные, порой сверкают глаза как у слушателя, так и у рассказчика, и тогда сердце начинает колотиться, когда находишься рядом с ними. Я просидел много часов, слушая рассказы сторожей, проводил ночи на земляном полу в их избушках, а они – не требуя платы за их труд – чинили мою обувь, кормили меня едой или готовили мне горячий чай. Как-то раз бродяга, который зашел в сторожку до меня, удивился, что я навестил того же сторожа, что и он, и за сигарету, кусок сахара и т. п. рассказал мне интересные эпизоды из истории своей жизни и страданий. А когда сторож во время утреннего обхода должен был идти в близлежащую деревню, чтобы добыть еды для скудного завтрака (он ходил по округе, один день он ел здесь, другой – там), бродяга выполнял за него работу, нахваливая отсутствующего и его жилище – хотя это всего лишь одна-единственная лачуга, где изгнанный из родных мест ссыльный может безмятежно склонить свою уставшую голову, отходя ко сну, и один-единственный человек, с которым он может искренне общаться и у которого он найдет понимание своей тяжелой судьбы. В бродяге сторож также нашел своего товарища по страданиям, единственного, кто его ценит и уважает, единственного, у кого он найдет утешение от тягот и проблем деревенской жизни и своего убогого существования.
Для переселенцев во многих местах были вывешены плакаты в самых видных местах у дороги с информацией о местных условиях, о расписании пароходов на Байкале и т. п.
Глава XXVI
Этнографические заметки
Молитва и иконы. – Время сна. – Туалет. – Вода. – Принятие еды и пища. – Работа. – Суеверие. – Воспитание. – Полиция. – Попрошайки. – Безнравственность. – Ремесленники и прислуга. – Сибирская кухня как место пребывания людей и животных. – Секты. – Сибирские православные священники
Нельзя сказать, что русское население в Сибири находится на низком уровне культурного развития – даже притом, что простой народ и крестьяне не очень просвещены.
Наибольшими добродетелями у сибиряков считаются религиозность, невзыскательность в быту и скромность. Они живут непритязательно, хотя нередко с комфортом. Дома зачастую имеют одну- единственную комнату, но во многих деревнях у сибирского тракта стоят очень старые двух- и трехэтажные дома, где всегда живет только одна семья. Для обогрева домов зимой, когда печь для выпечки не дает необходимого тепла, используются покрытые желтой керамикой глиняные или кирпичные печи. Они очень практичны: если их разжечь вечером, они могут сохранять тепло в комнате целую ночь. Для того чтобы в течение короткого времени разогреть холодное помещение, во многих местах используются небольшие печи из тонкого листового железа. Они очень быстро нагреваются, и поэтому при частом использовании их не хватает на много зим, ну и помимо этого они стоят копеечку. Во многих деревнях полы покрыты прочными толстыми коврами домашнего изготовления. Зажиточные крестьяне, желая спать в достаточном тепле, накрываются одеялами из заячьих шкур. Прежде чем лечь спать, сибиряк молится перед иконами или хотя бы крестится. Каждую субботу вечером, а также накануне праздничных дней, которыми у русских является почти каждый третий день в году, они зажигают керосиновые лампы и свечи перед иконами, а женщины встают на колени рядом с ними в смиренной молитве, обращенной Богу, Деве Марии и святому Николаю.
Иконы нередко представляют собой купленные задешево незатейливые картины, выполненные монахами из европейской части России или крестьянами; однако встречаются и дорогие иконы в стекле и рамке. Сама икона обычно покрывается отлитой рельефной и позолоченной металлической пластинкой, в которой таким образом сделаны отверстия, чтобы сквозь позолоту было видно лицо и руки. Хотя русские в Сибири прекрасно знают, что
Летом русские крестьяне в Сибири спят не очень много, поскольку нередко нужно ездить на большие расстояния, чтобы добраться до полей, где ведутся летние работы, если не хочется ночевать в сараях. Однако зимой жизнь становится более комфортной, поэтому люди спят не только длинными ночами, но и какую-то часть короткого дня.
Когда сибиряк утром открывает глаза, он благодарят Всевышнего и крестится, после чего выходит во двор в уборную. Там висит небольшой литой котелок с водой. Если нужно помыться, то следует сложить руки вместе и надавить большим пальцем на лейку котелка, после чего в ладоши потечет вода. Мытье также может проходить другим образом, когда требуются два человека, где один обслуживает другого, наливая черпаком воду ему в руки. Уважаемому гостю такую честь оказывает дочь хозяина. Как только ладоши наполнились водой, следует наклонить к ним голову и, поднеся их к лицу, помыть его, после чего руки наполняются водой снова, и так пока мытье не будет завершено. При мытье лица мыло используется редко. Люди с достатком пользуются баком из латуни, похожим на формочку для пудинга, который висит на вертикальном вилкообразном латунном шесте. Этот бак, если позволяет сезон, прикрепляется к стене во дворе, на веранде или внутри в доме – на кухне или в спальне. На дне бака находится подвижный стержень, который вдавливается вверх сложенными руками, когда надо налить в них воду, благодаря чему вода начинает течь вниз. Толщина стержня увеличивается кверху, а его верхняя часть прижимается вплотную к отверстию, через которое он двигается, и закрывает поток воды, когда руки убираются.
В сибирских городах, а уж тем более в деревнях, нет системы водоснабжения. В отличие от городского населения сельские жители, где это позволяют условия, имеют прямой доступ к воде для питья и мытья. В большинстве дворов есть колодцы, а если нет – то поблизости обязательно протекают речка или ручей. В городах женщины должны рано вставать, чтобы застать водовоза, который ездит по улицам и продает воду – ее набирают в бочки из реки в специально отведенных местах (все сибирские города находятся на берегу судоходных рек) – таким же образом, как в других странах ходят по округе зазывалы и с криком предлагают свои товары. Речная вода обычно имеет определенный привкус, в зависимости от места, где ее набрали. Она может смешиваться с водой, где женщины мыли белье, отходами с парохода или выделениями людей и животных. Нередко можно видеть женщин, стирающих белье, или купающихся людей неподалеку от места забора воды. Ведро воды стоит 1,5–2 копейки.
ebooksa