От Фарер до Сибири

На третий день Пасхи была прекраснейшая весенняя погода, и я поехал в город. В степи несколько киргизских семей разбили табор. Я заехал к ним в аул (круглые юрты, чьи стены высотой около 3 локтей обиты тяжелыми кусками войлока – кошева[81] – и которые имеют куполообразную выгнутую крышу из того же материала, причем иногда одна половина крыши оставляется открытой). Как внешний, так и внутренний вид аулов свидетельствовал о зажиточности их хозяина. В жилищах было нагромождение сундуков и ящиков, наполненных различными ценными вещами, включая дорогие одежды и драгоценности. На раскрашенных резных кроватях лежали перины, подушки и красивые одеяла, тогда как использовать столы и стулья в аулах было не принято. Снаружи паслись большие стада коров, лошадей и овец. Киргизы, являющиеся, как и татары, мухамеданами[82], носят одежды, похожие на татарские. Женские сарафаны ярких цветов обвешаны украшениями и серебряными монетками. На запястьях они носят толстые, тяжелые браслеты. Как и у мужчин, женские головные уборы представляют собой разновидность колпаков, которые доходят до плеч и по фасону напоминают колпаки юракских женщин в Северной Сибири. Я спросил у киргизов, были ли они крещены. Они ответили:

– Да что ты такое говоришь, помилуй тебя господь! Крещеные… Мы – мухамедане!

На третий день Пасхи в Барнауле было представление известного кочевого циркового общества Панкратова. На открытой площади в городе были поставлены карусели с качелями, где весело проводила время молодежь. Солдатский оркестр обеспечивал музыку.

На пути обратно в заимку я опять заехал в гости к киргизам, но не смог получить у них кумыса, потому что у них на тот момент его не было – сезон кумыса еще не начался.

3 мая был первый по-настоящему дождливый день года. В полдень перестало лить и установилась солнечная погода с 13 градусами (R). На третий день Пасхи я увидел на реке первые пароходы. Важнейшими блюдами и напитками, которые едят в Пасху, являются жареное мясо, бульон с макаронами, лапши (рагу), жареная свинина, копченая вареная ветчина (наиболее популярное пасхальное блюдо у русских), масло, сыр, яйца (раскрашенные во все цвета), копченая рыба, мороженое, пироги, водка и ликеры, а также прекрасная медовуха. В теплое время года в сибирских городах, естественно, очень популярно мороженое, преимущественно среди молодежи. По городу ходят зазывалы и предлагают его на улицах, хотя, конечно, не всегда в самой аппетитной форме.

5 мая в лес были выставлены ульи Сковородова – зиму пчелы провели в погребе. Несколько раз в неделю их кормили медом и порезанным хлебом. Пчеловодство играет важную роль во многих поселках в Сибири, являясь главным источником дохода для многих крестьян. За один пуд (русск.) меда дают 35 эре, тогда как воск стоит еще дороже.

Вместе с г-ном Сковородовым я, помимо прочего, совершил интересную поездку на большое озеро, находящееся в 7–8 милях к югу от заимки. Озеро было необычайно богато рыбой. Местность вокруг озера была восхитительно красива, при этом на большом расстоянии от него там никто не жил. Во время поездки туда мы периодически встречали аулы киргизов и большие стада рогатого скота.

7 мая я покинул это гостеприимное сибирские местечко и отправился в Барнаул, чтобы оттуда выплыть на пароходе и заехать в Бийск. В Барнауле меня встретили сыновья г-на Сковородова, которые показали мне город, в том числе городское кладбище, где как раз проходил день поминовения и молитвы по усопшим! Люди, в искренней молитве кланяющиеся могилам своих умерших близких, представляли впечатляющее зрелище. Это был не только молитвенный день, но и день гуманности и любви к ближнему. Посетители кладбища оставляли на могилах мешочки с едой или мелочью, и их добрые деяния, очевидно, не были напрасными, потому что бедные дети и женщины собирали то, что скорбящие оставляли на могилах своих родственников или друзей.

В церквях, где в притворах также выставлялась еда для нуждающихся, проводились панихиды. В школах ученики с рвением отдавали еду, чаще всего яйца, ученикам из бедных семей. Хотелось бы, чтобы эти красивые черты общественной жизни в Сибири никуда не исчезли – они являются нитью доверия, которая связывает более и менее обеспеченные классы общества.

9 мая я уже был в Бийске. Из города открывается широкая панорама, особенно на юг в сторону Алтайских гор, которые можно увидеть в солнечную погоду. Бийск, как и другие сибирские города, славится своей дешевизной. Цены на различные продовольственные товары, не в последнюю очередь мясо и зерно, крайне низки.

На следующий день после моего приезда в Бийск я узнал, что в нескольких милях от города киргизы устраивали скачки по обширной, местами неровной степи, причем призом была молодая красивая киргизка. Эта новость показалась мне очень интересной, и я без промедления отправил сообщение на перевалочную станцию с заказом повозки и трех быстрых коней. Я стремился приехать заблаговременно, чтобы поприсутствовать на состязаниях. В 11 ч. утра я умчался на тройке из города, а пять часов спустя уже находился среди множества празднично одетых киргизов и наряженных лошадей. Скачки вот-вот должны были начаться. Мое внезапное появление со взмыленными и блестящими от пота лошадьми обратило на себя внимание – пожилой белобородый мужчина в сопровождении нескольких человек подошел к моей тройке и поприветствовал меня с почтением. Я сообщил киргизам о том, что хотел бы иметь удовольствие посмотреть на скачки, и затем выразил свое скромное пожелание получить разрешение поучаствовать в соревновании.

– Хорошо, – сказал почтенный киргиз, который, насколько можно было понять, должен был быть судьей, – поскольку вы – настоящий иностранец, мы вам разрешаем принять участие в соревновании с нашими молодыми наездниками. Но есть ли у вас конь?

Я попросил кучера выпрячь одного из трех коней, который мне больше всего понравился своими габаритами и статностью. Не зная его характера, я тут же вскочил на него. Конь задрал голову, нетерпеливо потоптался передними ногами – ему явно больше всего хотелось направиться к корыту с водой, где стояло несколько оседланных лошадей, поедавших овес. Седовласый киргиз, протянув мне свой хлыст, подал знак, чтобы я ехал за ним к старту. Там в седлах на прекрасных скакунах сидело семеро красивых и сильных юношей. Все они с любопытством удостоили меня не то чтобы враждебным, а скорее отчетливо ироничным взглядом, как будто желая сказать: «Мы, разумеется, рады получить еще одного соперника, но мы не верим, что ты долго продержишься на своем скользком скакуне, который, конечно же, красив, но мы бы на него не разменялись». Вокруг толпилось много киргизских мужчин и всего лишь несколько женщин. Все без исключения были красиво одеты. Внезапно без предупреждения был подан сигнал к началу скачек. Все восемь коней полным галопом помчались в линию по степи. Поначалу я немного отставал, но мой конь, который еще не остыл от быстрой езды ранее днем, был готов к тому, что я подгонял его изо всех сил. Он, очевидно, заметил, что отставал от других коней, из-за чего принялся скакать с нарастающей энергией. Когда прошло 20 минут с начала этой увлекательной скачки, случилось неожиданное: мой конь вырвался вперед на несколько саженей от самого быстрого из киргизов и тут же первым пришел к финишу – узкому сосновому полену, воткнутому в землю. Здесь кони должны были повернуть обратно и после 10-минутного отдыха поскакать к исходной точке. По поданному знаку двух всадников из числа судей, стоявших перед воротами, мы понеслись обратно – семеро киргизов скакали сразу за мной.

В итоге я завоевал первое место, пускай и с небольшим перевесом. Киргизы были достойны друг друга, придя к финишу почти одновременно. Меня встретили бурными и продолжительными восторженными криками, и мне навстречу направился приз – юная темноглазая киргизка на белой лошади в сопровождении красочной процессии. Она теперь по праву принадлежала мне – она была в моем полном распоряжении без необходимости уплачивать полагающееся приданое. В присутствии всех я должен был ее поприветствовать поцелуем в лоб. Но я не смог использовать победу, несмотря на то что прекрасно сложенная во всех отношениях юная дева весьма наивно доверилась мне, желая гордиться возможностью последовать со мной, раз я ее выиграл таким почетным образом. Было нелегко убедить ее и ее близких в том, что я всего-навсего хотел поучаствовать в скачках, чтобы удовлетворить мою страсть и показать, что не только киргизы умеют сидеть в седле. Девушке пришлось принять мои извинения. Угостившись до отвала кумысом и жеребятиной, я смог освободиться от навязчивой и очень любопытной толпы людей. Я воздал честь моим соперникам, которые смотрели на меня удивленными и, как и сразу после моего появления, приветливыми взглядами, пожал руку пожилому судье и поговорил со своей девушкой. Я высказал ей пожелание, чтобы она из своих семи соплеменников, участвовавших в скачках, выбрала себе того, кто ей больше нравится. После этого я под восторженные крики присутствующих сел в тройку и не спеша поехал в Бийск. Когда в городе прознали, что один из трех коней в моей упряжке принимал участие в скачках у киргизов, владельца коня тут же стали донимать желающие его купить.

Из Бийска я на пароходе «Гражданин» через Барнаул вернулся в Томск, куда и прибыл 16 мая.

Глава XXV

Из Томска в Иркутск

Крюк до деревни Халдеево. – Немец, плачущий от комариных укусов. – Деревня Широво. – Гостеприимный прием. – Сибирские паромы. – Торговля картинками и брошюрами. – «Неграмотный!» – Мариинск. – Вознаграждение цирюльнику в один рубль за словоохотливость. – Новая железная дорога. – На границе Западной и Восточной Сибири. – Недолгая компания в пути. – Изготовители колбасы. – Я не особо тороплюсь отправляться в путь. – Нападение в крестьянской избушке. Я стреляю в ногу одному из разбойников. – Меня выручает поляк. – Красивый юноша приходит мне на помощь. – Он меня отправляет в баню. – Бессонная ночь. – Как крестьяне по ночам охраняют имущество от конокрадов. – История убийства. – Перевозка заключенных, поезд с переселенцами. – Обозы. – Воровство в обозах. – Сторожи на деревенских дорогах. – Содержатели бродяг. – Бедняги!

В июле 1895 года я покинул Томск и в компании немца из Лифляндии отправился на восток.

У деревни Халдеево в неприметном доме волостного правления (юрисдикции), где останавливался на ночь царь Николай II в ходе своего путешествия по Сибири[83], мы передали телегу и коней одному крестьянину, а сами пешком сходили по проселочной дороге в пару деревень, находящихся в стороне от главной дороги. Мы отправились в путь после обеда, а когда прошли 15 верст до ближайшей деревни, уже наступил вечер. Немец боялся встретить бродяг, но вскоре его внимание переключилось на другое. Чем дальше мы отходили от главной дороги, пашень, приближаясь к лесам и невозделанным полям, тем больше мы подвергались нападениям комаров и тысяч других ядовитых насекомых. Мы срывали растущие рядом с тропой зонтичные растения, размахивали ими, отгоняя наших мучителей, и хлестали себя по лицу их листьями. Немец ругался и плакал, а я не знал, плакать мне или смеяться, но ничего не помогало – к сожалению, я забыл взять с собой какое-нибудь защитное средство от насекомых. Немец переносил нападения комаров еще хуже, чем я, поскольку совершенно не имел к ним привычки. Когда мы вечером наконец добрались до Поскочины, атаки комариных полчищ заметно снизились.