От Фарер до Сибири

Вдоль узкой дороги, ведущей к Поскочине, пышно росла высокая трава. Потом мы дошли до деревни Широво, в которой было два десятка домов, построенных еще триста лет назад в очень своеобразном стиле. Когда мы пришли и собаки начали громко лаять, из дверей ближайшего дома высунулась голова мужчины. Я спросил, можно ли у него переночевать, что смелому немцу без преувеличения показалось немного рискованным. На наше «Добрый вечер!» он поприветствовал нас, сказав: «Не бойтесь, войдите ко мне в избушку, тут бояться нечего». Немного помешкав, мы последовали за ним в комнату с низким потолком. Там за длинным столом из сосны сидела молодая женщина и ела скудный ужин. Поскольку мужик отвлекся от еды, он сел за стол, предложив нам тоже поесть. Нас там встретили гостеприимно, а мы не заставили себя упрашивать. Если жители деревень, находящихся у основных дорог в Сибири, весьма подозрительны и не особо дружелюбны по отношению к чужакам, то в более отдаленных районах ситуация совершенно другая: на человека посмотрят внимательно изучающим взглядом, но, как правило, примут с гостеприимством. После ужина нам постелили на полу. На следующее утро хозяйка сделала нам завтрак из того, что было дома: яиц, простокваши, шаньги со сливками, сливочного масла, меда, чая и хлеба. На селе редко едят мясо – бывало, я и в более крупных деревнях рядом с дорогой ходил из дома в дом, так и не сумев достать ни единого кусочка, даже притом что это было не в пост.

Днем мы попрощались с хозяином и хозяйкой (они не хотели брать платы за наше пребывание) и на конном пароме переправились через реку Яю, прибыв в деревню на противоположном берегу. Сибирские паромы приводятся в движение лошадьми, тянущими лебедку, соединенную с осью, на конце которой установлено колесо, нижней частью находящееся в воде у борта парома. Однако есть и паромы, которые приводятся в движение при помощи весел и течения реки. В последнем случае паром прикреплен при помощи мощного троса к множеству закрепленных канатами буев, похожих по форме на лодки и находящихся на поверхности воды с промежутком примерно в двадцать саженей.

В этой большой деревне мы побывали во многих домах, а потом вернулись в Широво и наняли крестьянина с лошадью и повозкой, чтобы он нас отвез в Халдеево, куда мы добрались ночью. На следующий день мы встали рано утром и продолжили путь на восток к сибирскому тракту. Вечером мы приехали в город Мариинск. Здесь мы расстались с немцем, целью которого была продажа религиозных брошюр, дешевых картинок преимущественно религиозного содержания, представляющих святого Николая, отца Ивана Кронштадтского, Богородицу и т. д. Во время моего двухдневного пребывания в Мариинске немец продал много картин, однако гораздо хуже шло дело со сбытом брошюр, потому что большинство тех, к кому он обращался, заявляли, что они не грамотные.

Грамотный горожанин или крестьянин в Сибири вообще читает не особо много: единственные книги, которые можно встретить в домах, – несколько псалтырей или молитвенников, которые обычно лежат рядом с иконами в переднем углу прихожей и которые, скорее всего, редко берут в руки. За все мои поездки по Сибири я ни разу не видел у сельчан ни одного экземпляра Библии, и нужно было хорошо поискать, чтобы найти у кого-нибудь Новый Завет. Однако это не значит, что сибиряки нерелигиозны – наоборот, они очень верующие, по крайней мере многие из них, которые, как о них выразился мой немец, больше служат Богу поклонами, чем сердцем. Что касается правоверного русского, то главным делом он считает придерживаться постов.

В Мариинске я решил произвести впечатление на местных жителей и очаровать гуляющих дам. Поэтому сразу после моего приезда в субботу вечером мне пришло в голову посетить парикмахера, который мог бы убрать пушок с моей головы. Мне не потребовалось много времени, чтобы найти вывеску с не очень привлекательными карикатурными фигурами: парикмахер намыливает голову одному клиенту, а его ученики и подмастерья кромсают волосы другому. Над всем этим висела надпись: «Парикмахер». Я с некоторым опасением открыл дверь парикмахерской. Мне навстречу вышел человек и на мое пожелание немедленно получить обслуживание любезно сообщил, что мастер только что вышел.

– А подмастерье?

– Его здесь тоже нет.

– А вы сами?

– Я не умею стричь, но, если господин пожелал бы чего-либо еще, я с радостью готов услужить. Будьте так добры, не хотел бы господин зайти в кабинет, потому что дамы уже на месте, может, господин хотел бы выпить, чего ему будет угодно?

Я поблагодарил и вышел.

На другой улице была вывеска, фигуры на которой были немного менее искажены и на которой тоже можно было прочесть «Парикмахерская». Имело смысл изучить вопрос, является ли такая вывеска символом мариинского притона, подумал я, и вошел вовнутрь. Там я увидел несколько пар ножниц, столы и криво висящее на стене зеркало, а судя по находившемуся там мужчине, вполне можно было предположить, что искусство парикмахера ему было не чуждым.

– Вы парикмахер?

– Да, мой господин, к вашим услугам.

– Прекрасно, не могли бы вы обслужить меня?

Как и все парикмахеры, этот человек оказался большим болтуном с хорошо подвешенным языком.

– Да, я понимаю, откуда вы приехали.

После этого он рассказал мне о конкуренции между русскими и евреями, которые основали доходное «Объединение парикмахеров» и при попустительстве властей и общественности достаточно бесцеремонно нарушали закон, вымогая деньги у молодежи.

Я просидел под бритвой парикмахера полчаса, за которые он меня побрил, однако так и не перестал болтать без умолку. За разговорчивость платят не всегда, но так как я услышал множество интересных и наверняка точных описаний ситуации в городе как в административном, так и в этнографическом аспекте, я взял рубль и протянул его парикмахеру, хотя цена за стрижку была всего 5 копеек. Поблагодарив его за обслуживание и интересные сведения, я покинул парикмахерскую. Цирюльник мог гордиться тем, что фаререц заплатил ему сверх положенного.

В воскресенье я был в церкви. По пути домой я прошел мимо вывески фальшивой парикмахерской – изнутри доносились дребезг стаканов, смех и визги.

В понедельник утром я поехал на рынок, чтобы продать своих трех лошадей с телегой и упряжью.