Король в Желтом

22
18
20
22
24
26
28
30

Он рассмеялся, совершенно очарованный:

– Какая вы приземленная!

На бульваре Сен-Мишель расположилась Crémeri[93], черно-белая снаружи, чистая и красивая внутри. Девушка с темно-рыжими волосами, говорившая как парижанка и носившая гордое имя Мерфи, улыбнулась, когда они вошли, накрыла цинковый tête-à-tête[94] чистой скатертью и поставила перед ними две чашки горячего шоколада и корзинку, полную хрустящих, свежих круассанов. Кусочки лимонного масла, на каждом из которых был выдавлен трилистник, казалось, хранили благоухание нормандских пастбищ.

– Как вкусно! – сказали они вместе и рассмеялись совпадению.

– Мы думали об одном, – начал он.

– Ерунда! – воскликнула она, покраснев. – Я думала о круассанах.

– Я тоже, – ликуя ответил он. – Значит, я прав.

Они начали спорить. Она сказала, что он ведет себя как грудной ребенок, Гастингс все отрицал и сыпал ответными обвинениями, а мадемуазель Мерфи смеялась. Последний круассан был съеден под белым флагом. Затем они встали из-за стола. Она взяла его за руку и кивнула мадемуазель Мерфи, которая весело пожелала им:

– Bonjour, madame! Bonjour, monsieur![95] – И смотрела, как они взмахами подзывают экипаж и уезжают. – Dieu! Qu’il est beau, – вздохнула она и добавила: – Поженятся они или нет, не знаю, но… ma foi ils ont bien l’air![96]

Экипаж покатил по рю де Медичи, свернул на Вожирар, доехал до перекрестка с Ренн и по этой шумной широкой улице поднялся до вокзала Монпарнас. Они едва не опоздали, взлетев по лестнице на перрон, когда под сводами станции прозвучал последний гудок отправляющегося поезда. Проводник закрыл дверь их купе, раздались свисток, скрежет локомотива, и длинный состав отошел от станции, все быстрее устремляясь навстречу утру. Летний ветер влетал в отрытое окно, овевая их лица и заставляя локоны девушки танцевать.

– Все купе наше, – сказал Гастингс.

Она откинулась на подушки у окна – сияющие глаза распахнуты, губы приоткрыты. Ветер приподнимал поля ее шляпы и играл лентами под подбородком. Быстрым движением она развязала их и, вытащив из-за тульи длинную булавку, положила шляпу на сиденье. Поезд летел вперед.

Ее щеки горели, и с каждым быстрым вздохом ее грудь вздымалась и опадала под букетом лилий, украшавшим шею. Деревья, дома, пруды проносились мимо за лесом телеграфных столбов.

– Быстрей! Еще быстрей! – кричала она.

Он не отводил от нее глаз, ее же – широко распахнутые и голубые, как летнее небо, – смотрели вдаль, словно хотели настичь что-то ускользающее.

Был ли это горизонт, заслоненный то мрачной крепостью на горе, то крестом сельской часовни? А может, летняя луна, призраком скользившая в синеве?

– Быстрей! Еще быстрей! – кричала она.

Ее приоткрытые губы алели.

Вагон вздрогнул, и мимо них изумрудной рекой потекли поля. Он заразился ее волнением, его лицо вспыхнуло.

– Ах! – воскликнула она и, не отдавая себе отчета, взяла его за руку, привлекая к окну. – Смотри! Давай высунемся наружу!