Он видел лишь движение ее губ – голос тонул в шуме эстакады. Ветер свистел у них в ушах.
– Не так далеко, Валентина! Осторожней! – выдохнул он.
Далеко внизу, под рельсами, змеилась широкая река, то появляясь, то исчезая из виду. Поезд прогрохотал по туннелю и вновь летел в яркой зелени полей. Вокруг ревел ветер. Девушка далеко высунулась из окна, и он держал ее за талию, крича:
– Осторожней!
Но она только шептала:
– Быстрее! Быстрее! Прочь из города, из страны, прочь от всего мира!
– Что ты говоришь? – спросил он, но ветер швырнул слова ему в горло.
Девушка услышала его и, отвернувшись от окна, посмотрела на руки, сомкнутые у нее на талии. Потом подняла на него взгляд. Вагон тряхнуло, и стекла задрожали. Они мчались по лесу, и солнце осушало росу, играя на ветках всполохами огня. Он посмотрел в ее печальные глаза, привлек к себе и поцеловал в губы. Она вскрикнула, горько и безнадежно:
– Нет… не надо!
Но он не отпускал ее, шепча слова, исполненные любви и страсти, и тогда она зарыдала:
– Не надо… не надо… я обещала! Ты должен знать… я… тебя не стою…
Для его чистого сердца ее слова не значили ничего ни тогда, ни потом. Внезапно ее голос оборвался, а голова упала ему на грудь. Он прислонился к окну, в его ушах ревел ветер, а сердце болело от счастья. Они миновали лес, и солнце вышло из-за деревьев, наполнив мир светом.
Она подняла глаза и посмотрела в окно. Заговорила едва слышно, а он, склонившись к ней, слушал:
– Я не могу от тебя отказаться, для этого я слишком слаба. Ты давно был моим властелином… хозяином моего сердца и души. Я нарушила слово, данное тому, кто мне верил, но призналась тебе во всем… прочее не важно.
Он улыбнулся ее искренности, она боготворила его чистоту.
Она продолжала:
– Возьми меня или отшвырни прочь… ничего уже не изменишь. Ты можешь убить меня одним словом, и, возможно, мне легче умереть, чем испытать такое счастье.
Он обнял ее:
– Тише, что ты такое говоришь? Оглядись! Посмотри на солнце, поля и ручьи. Мы будем счастливы в этом прекрасном мире.
Она повернулась к свету. Из окна поезда жизнь и правда казалась прекрасной.