— Эй… — хотел повторить свой вопрос и вдруг мысленно ответил себе самому. — Бумага не слышит, а видит, вопрос надо написать.
Он отложил листок.
Ткань, обнявшая голову и лицо, была надушена ароматом лесного ландыша с привкусом дудника из дачного детства. Наш герой вдруг почувствовал сильное желание встать на подоконник и раскрыть створки… Осторожней, приказал он себе, но тут же с волнением махнул исполинским шагом гимнаста на широкий подоконник высокого окна, толкнул створки и свободно шагнул из номера босой ногой на балюстраду, идущую вокруг гостевого дома.
Его ноги прочно держались на узкой опоре. Он посмотрел вниз с высоты третьего этажа. Чувство равновесия — идеально!
Ах, так вот что значат слова
Шлем мандрагоры в разы укрупняет эмоции.
Майская ночь.
Валентин стал другим.
Его переживания удивительны и не испытаны прежде.
Его мысли необъяснимы для частного сыщика Драго.
Их объем, высоту и захват не сравнить с поиском мертвецов Питера.
Звездное небо вогнуто игольчатым шатром звездочета. Луна в чисто английском духе — клубок сновидений опия над лесом шекспировской путаницы. По спиральному обошел спящую башню отеля. Ребра, разделявшие лоджии, никак не мешали гимнасту. Держась левой рукой за перемычку, он подводил стопу к самой стене и, переместив правую ногу, совершал вслепую опасный прыжок, метя носком балетной ноги в продолжение карниза. Окна открывали вид на тайны гостей: пифия в спальне расчесывает волосы засыпающей девочке. Встрепенувшись, Кукла подбегает к стеклу и пишет пальчиком закорюку. Валентин легко читает сквозь волшебную кисею смысл печального завитка:
«Я очень, очень хочу домой…»
Еще два пируэта на высоте и он видит, как эротоманки-близняшки упоенно ласкают друг друга на ковре в гостиной, а обученный для любви доберман, нервно повизгивая, караулит пахучую страсть. Сторожевой пес первым почуял свидетеля и оглянулся, рыча. Но Валентин уже шагнул дальше, мимо окон, глядящих в полумрак кинозала, мимо пещеры спящего казино, мимо биллиардной, где призрак толстяка играл в шары сам с собой. Тень почуяла взгляд лунатика и стала вглядываться в ночную тьму за стеклом. Это же Геринг! — ахнул наш сыщик. Маршал был одет в парадный мундир, полы расстегнуты, видна звезда алмазов на галстуке у подбородка… «Если наши взгляды сойдутся, — встревожился Валентин, — мне несдобровать». Мимо! Дальше! Он вышел на площадку солярия, к началу декоративного акведука, который шагал циркулем мага к особняку фон Борриса, упираясь арками то в гостевой дом, то в клинику, то в сосновый лесок на гребне у пляжа. Упоенный собственной мощью, без малейшего колебания, в порыве сомнамбулических сил Валентин бесстрашно перемахнул ограждение, шагнул с карниза на декоративную аркаду акведука и легко пошел к дому князя на высоте тридцати метров по узкой стальной полосе шириной едва ли в ладонь.
Валентин шел быстро и прочно, наслаждаясь фантастическим чувством балансировки, шагая по узкой полосе, словно по земле, шел, сдерживая восторг и любуясь фантастическим блеском ребристой пустыни
Уф!
Валентин с бьющимся сердцем бесшумно прошел вдоль стеклянной стены. Завернув за угол, увидел приоткрытую дверь и призраком силы вошел внутрь двухэтажного кабинета… Тишина, полумрак, запах кожаных переплетов… Он оказался на внутренней галерее, в окружении книжных шкафов. Единственное пятно света — зеленая лампа на рабочем столе хозяина. В кругу света страницы раскрытой книги. Свесившись с перил, он легко прочел верхнюю строчку:
«Начальник тюрьмы не видит ничего в руке его, потому что Ашем с ним, и в том, что он делает, Ашем дает удачу».
Это была строчка из Пятикнижия Моше, из главы о Йосэфэ в тюрьме египетской. Князь перечитывал историю Иосифа и его братьев. Возбужденный победой над тяжестью, Валентин запрыгнул с ковровой дорожки на лаковые перильца и дерзко прошагал по ним до угла, повернул, сделал еще несколько победных шагов на высоте, вышел из противоположной двери и в эйфории восторга вновь запрыгнул на полосу акведука, идущего лучом к берегу моря. Он прошел над стоянкой машин внутри неприступной ограды из металлической сетки с камерами слежения, прошел над стеклянной крышей оранжереи, любуясь близкими макушками пальм… только тут его воздушный путь снова засекли верные псы, которым он даже погрозил с высоты пальцем. Доберманы прекрасно прочитали этот насмешливый жест канатоходца и залаяли от бессилия. Стальная полоса уходила стрелой в вершины сосен, Валентин замедлил свой ход, потому что ветки могли скинуть пересмешника вниз, и перешел на стреноженный шаг, сторожа глазами препоны. Но ветки оказались подрезаны, и он вновь помчался над полянками хвои (крона сосны), как вдруг заметил внизу в лабиринте стриженого боскета стальное яйцо… Точнее, сооружение в виде полусферы, уложенной на квадратное основание. Он замер. Вот так штука… что это? Конха! — влетел в голову архитектурный термин. Яйцеголовый объект молчал, сливаясь с землей. Обсерватория? Охотничий домик в стиле хай-тек? Раковина для уединения рака-отшельника? И почему он не замечал сие сооружение раньше? Однако шум моря манил все сильней. Валентин снова раскинул руки для прочности шага и вышел по стальной полосе в морскую высь над краем обрыва. Увидел свою тень — скошенным иксом — на глади бетонного мола и замер — распятием на кресте — в последней точке пути, там, где акведук упирался отвесной стальной ногой в морскую рябь из лунной чешуи.
Здесь высота достигла сорока метров.