Гай колдовал кистью у исполинского полотна, в котором Валентин легко узнал вариацию на тему «Тайной вечери» Леонардо. Все фигуры за исключением центральной были уже обозначены.
— Вы не против, если я помещу вас на место Иуды?
— Я бы предпочел быть в центре…
Набросок занял около часа. Когда Валентин вернулся к себе, его поджидал костюмер. Он объявил, что сегодня тема застолья — смерть, пелены Лазаря. Дресс-код для гостей: классический стиль. Прощупывая обстановку, детектив спрашивает, а как же наш постник-монах? Он сменит рясу на фрак? Ответ: монах уехал. А кто новый гость? Какой-то патологоанатом.
На ужин собрались все те же: эксцентричный босс Хегевельда, князь Виктор фон Боррис, его придворный контр-тенор Фарро, близняшки Магда и Герда, костюмер Валерий Адонис, портретист князя Гай Розов и его бритоголовая спутница Катрин с всегдашним фотоаппаратом, старый хрыч беллетрист Протей, пишущий книгу о балтийском феномене и его энергетической клинике, безмолвная пифия с говорящим ртом — внучкой Куклой и питерский детектив Валентин Драго, он же не разоблаченный до сих пор итальянский профессор дон Клавиго. Гости были одеты в стиле приемов: у дам — строгие платья, у мужчин — фрак и его аксессуары. Только князь в вечной куртке-конфетти с глазками вшитых зеркал да певец в необъятном концертном костюме. Единственный новичок — господин в круглых очках Леннона с подкрученными усами в духе Сальвадора Дали, но при этом в самом заурядном обличье чиновника: пиджак, жилет, белая рубашка, галстук и прочая конторская зевота.
— Друзья, продолжим нашу сессию мысли! — хозяин зааплодировал.
Его аплодисменты льстиво продлили.
На пюпитре справа от князя красовалась книга для садовников мандрагоры. Сердце Валентина глухо стукнуло: как долго ему еще придется водить хозяина за нос? И как скоро тот узнает о его сегодняшней ночной прогулке по акведукам над территорией зоны? Если в Шаре (так он прозвал про себя дом-яйцо) он не найдет близнецов, то в воскресение укатит. Отбудет, уедет, сбежит! Хозяин пригласил его на неделю. До конца срока осталось всего два дня — пятница и суббота. Хотя — хотя лазейку в ограде святого курятника лис еще не нашел.
— Это наш докладчик, — представил новое лицо фон Боррис. — Еще один член братства друзей мандрагоры, член нашего клуба
Оратор вышел к трибуне и отвесил церемонный поклон.
— За свою лекцию он получит пятьдесят тысяч долларов.
Докладчик приложил руки к сердцу и снова поклонился.
Князь был заметно не в духе. Валентин уже научился читать его настроение по лицу. Свиту страшила такая угрюмость.
— Сегодня наш диспут посвящен великой разрушительнице бытия госпоже смерти. Вот почему на главном блюде мой кондитер выложил эту прелестную пирамиду из ананасов и дынь, которым придал форму черепа. Как хорош этот чернослив вместо глазниц и эти кукурузные зерна на месте зубов! Кроме того, сегодня утром наша Кукла вдруг умерла, негодница. Когда нас срочно вызвали в гостевой дом, я обнаружил девочку на столе, принаряженную для такого важного случая. С накрашенными губами и в маминых туфлях на каблуке. Мы обомлели, но тут я заметил, что реснички шалуньи подрагивают, а грудь тихо дышит. Обманщица решила нас напугать, а когда я стал ее щекотать за ухом, тут же вскочила и, обняв меня за шею, поведала, что ей все еще стыдно за бабочку. А вдруг она все-таки умерла? Вот почему она сегодня наряжена бабочкой. Это махаон?
— Нет, ваше сиятельство, вы всегда правы, но тут ошиблись, — ответил кутюрье, — это ночная сатурния, та самая, которую Катя попыталась прихлопнуть. Ну-ка, пройдись, шалунишка.
Девочка важно прошлась вдоль стола, покачивая крыльями бабочки, сшитыми из шелка и натянутыми на гибкий каркас. Голову ее украшала атласная шапочка с изящно закрученным хоботком летуньи из серебряной проволочки.
— Прелесть, — князь расцеловал любимицу в щечки и отправил на место.
Мрачность на миг слетела с его чела, босс вдруг просветлел и стал сама любезность, что, впрочем, не могло обмануть чутье застольной стаи: сегодня хозяин не в духе.
— Что ж, пусть моя бабочка, как эпиграф психеи, придаст нашему страшному разговору толику легкости. И кто его знает? — каплю прозрения. А начну я с вопроса, который меня давно измотал. Почему, уважаемый господин Кожев, чтобы создать муравья, бабочку, червяка, нужны миллионы лет? Почему нужны девять месяцев для рождения, когда миллиарды клеток, слившись в одно страстное целое, выйдут из бездны на белый свет с лицом человека? А чтобы прикончить это творение, превратить его в прах и кусок мяса, нужен какой-нибудь маленький гвоздик в висок, затяжка веревки на шее, отмашка лезвия или смехотворный кусочек свинца, запущенный в голову из пистолета? Или просто заклеить рот липкой лентой, а нос застегнуть прищепкой для белья? Почему создать живое неимоверно сложно? Почему убить так необыкновенно легко? Щелкнуть по махаону, который запутался в кисее на летней веранде, и он замертво падает на пол. А между тем у него шесть глаз — само совершенство природы. От скуки проткнуть зубочисткой шмеля, который увяз в капле меда на блюдечке, и мохнатое существо, окруженное сиянием слюдяных крылышек, мертво. Ответьте, Феликс!
— Ответ прост — смерть не имеет значения, — сказал докладчик. — По большому счету, никакой смерти нет!
ebooksa