Даниэль Деронда

Глава IV

День, когда Гвендолин Харлет вышла замуж и стала миссис Грандкорт, выдался ясным и солнечным, но солнце стояло низко и листья покрылись легким инеем. Процессия невесты выглядела живописно, и почти все жители деревни Пенникот выстроились на обочинах ведущей к церкви дороги. Свадебную церемонию провел давний друг пастора, а сам мистер Гаскойн выступил в роли отца, чем чрезвычайно украсил процессию. Внимательные наблюдатели отметили, что только два лица хранили следы печали: миссис Дэвилоу и Анны. Нежные веки матушки покраснели, как будто она проплакала половину ночи. Впрочем, это обстоятельство никого не удивило: каким бы блестящим ни был брак, ей предстояло расстаться со старшей дочерью, украшавшей ее собственную жизнь и жизнь остальных детей. Труднее казалось понять, что беспокоило Анну, ведь платье подружки невесты необыкновенно ее украшало. Все остальные участники церемонии сияли радостью – и особенно невеста. Толпа зрителей признала, что осанкой и манерой держаться она в полной мере соответствовала «титулованной особе», а вот лицо казалось бледноватым. Но поскольку и сам жених особой свежестью не отличался, пара выглядела особенно гармоничной. Во всяком случае, жених казался глубоко влюбленным; оставалось лишь надеяться, что он никогда не поставит жене в вину намерение стать гувернанткой и решение матушки поселиться в коттедже Сойера – иными словами, превратности судьбы, вызвавшие в деревне немало толков. Четырнадцатилетняя дочка мельника не могла поверить, что знатные джентльмены плохо относятся к женам, однако мать наставительно ей заметила:

– Ох, детка, мужчины всегда остаются мужчинами: знатные или простые – все одинаковы. Помню, я слышала от своей матери, что сквайр Пелтон приводил в комнату жены собак и для ее устрашения хлестал их длинным кнутом. А моя мать тогда как раз служила в доме горничной.

– История не для свадьбы, миссис Гердл, – возразил портной. – Ссора может закончиться кнутом, но ведь начинается всегда с языка, а уж в этом женщины всегда первые.

– Господь дал нам язык, чтобы говорить. Для чего же еще? – заметила миссис Гердл. – Потому что не хотел, чтобы вы все и всегда делали по-своему.

– Насколько я могу судить по рассказам джентльмена, который ухаживает за лошадьми в Оффендине, – продолжил портной, – этот мистер Грандкорт не слишком разговорчив. Он считает, что все должно быть сделано в наилучшем виде без его приказов.

– Значит, любит кнут, готова поспорить. Зато уж она остра на язык, это точно. Смотрите, выходят вместе!

– Какие у нее необыкновенные глаза! – восхитился портной. – Как посмотрит, сразу хочется смеяться.

Действительно, никогда еще Гвендолин не двигалась так плавно и изящно, а миндалевидные глаза никогда не блестели так ярко. Конечно, этот блеск мог быть вызван горестным волнением или страданием, однако в это утро невеста не испытывала страданий, а находилась в том состоянии, в котором стояла возле рулетки, когда первый раз увидела Деронду. Главным ощущением было удовольствие: душевная тревога, вызванная в последнее время проснувшейся совестью, была заглушена сознанием удовлетворенного тщеславия и жажды роскоши, убить которые мог только медленно действующий яд. Этим утром Гвендолин не раскаивалась в том, что приняла предложение Грандкорта, и предавалась упоению блестящей церемонии, где ей принадлежала главная роль. Все мысли, постоянно тревожившие разум в течение последнего времени: что она поступает плохо, что ее ждет наказание, что женщина, которой она дала обещание, в печали и отчаянии думает о ней со справедливым осуждением, что проницательный мистер Деронда скорее всего презирает ее за брак с Грандкортом, и, главное, что связывающая ее с мужем бечева, которую она прежде держала в руке, только что обвилась вокруг шеи, – все эти тревожные переживания утратили силу перед осознанием того, что она стоит у игорного стола жизни, в центре всеобщего внимания, рискнув всем, только чтобы сорвать большой куш или в пух и прах проиграться. Сегодня утром Гвендолина не допускала возможности поражения и верила, что, заручившись официальной силой брака, которой многие женщины не умеют пользоваться, получит новую власть над обстоятельствами. Бедная Гвендолин! Кое-кто ее всегда осуждал за слишком практичный взгляд на мирские дела, но с высоко поднятой головой гордой плавной походкой она шествовала среди иллюзий и все же подсознательно ощущала легкое опьянение этим неожиданным торжеством.

– Слава богу, ты выдержала церемонию, дорогая! – проговорила миссис Дэвилоу, помогая дочери снять белое подвенечное платье и надеть дорожный костюм. Бедная матушка приняла на себя все волнение, и это удвоило решимость Гвендолин превратить утро венчания в триумф.

– Ты сказала бы то же самое, если бы я отправилась к миссис Момперт, дорогая, бедная, неисправимая мама! – воскликнула Гвендолин и, немного отступив, раскинула руки, чтобы показать себя во всей красе. – Перед тобой миссис Грандкорт! Чего еще ты можешь для меня желать? Ведь ты чуть не умерла от расстройства, пока думала, что мне не стать супругой этого человека.

– Тише! Ради бога, тише, дитя мое! – почти шепотом взмолилась миссис Дэвилоу. – Как я могу не грустить, расставаясь с тобой? Однако ради твоего счастья я готова с радостью стерпеть даже разлуку.

– Нет-нет, не с радостью, мама! – покачав головой и ослепительно улыбнувшись, возразила Гвендолин. – Ты не можешь ничего терпеть радостно. Печаль – твой любимый соус, без него ты есть не умеешь. – Обняв мать за плечи и осыпав поцелуями сначала одну щеку, потом другую, она весело добавила: – Ты готова печалиться из-за того, что я буду все получать по первому желанию и наслаждаться роскошью: прекрасными домами, лошадьми, бриллиантами… Стану леди и буду представлена ко двору, но при этом не перестану любить тебя больше всех на свете!

– Моя добрая девочка! Но я не стану ревновать, если ты полюбишь мужа больше, чем меня, а он непременно захочет быть первым.

Гвендолин очаровательно поморщилась.

– Довольно смешное желание. Но я не собираюсь обращаться с ним плохо, если он того не заслужит.

Мать и дочь крепко обнялись, и, не в силах подавить подступающие рыдания, Гвендолин пробормотала:

– Как хочется, чтобы ты поехала со мной, мамочка.

Однако слезы на длинных ресницах лишь добавили ей очарования.

Священник проводил племянницу до экипажа.