Даниэль Деронда

Выйдя из маленького дома в Челси, Деронда мечтал о хорошем физическом упражнении, способном избавить от волнения и успокоить нервы. Проходя мимо пристани, он решил нанять лодку и самому взяться за весла.

Конечной целью путешествия служила книжная лавка мистера Рэма. Деронда решил непременно продолжить знакомство с удивительным жильцом Коэнов. Прежде он воспринимал его лишь как средство для достижения конкретной цели, но в итоге иначе взглянул на этого человека.

«Пожалуй, получив нужную информацию, – думал он, – я не расстроюсь, если Мордекай не захочет рассказать о себе или объяснить, почему питал в отношении меня некие ожидания, которые так и не оправдались. Весь мой интерес постепенно пропадет, и все же не исключено, что мы походим на двух изгнанников, стоящих на палубах двух кораблей, встречающихся где-нибудь в море. Эти люди смогли бы узнать друг друга, если бы только повидались. Но существует ли в действительности какая-нибудь особая связь между мной и несчастным страдальцем, чей земной путь скоро закончится?

Вскоре лодка приблизилась к мосту Блэкфрайерс, где Деронда собирался выйти на берег. Часы уже показывали половину пятого, и серый день великолепно угасал. Ощутив легкую усталость, Деронда передал весла лодочнику и поднял голову. На мосту, облокотившись на парапет, стоял человек, чье лицо ему показалось очень знакомым. Лучи заходящего солнца освещали его поразительно ярко и отчетливо, выявляя редкое сочетание телесного истощения и духовной мощи. Это было лицо Мордекая. Любуясь закатом, он еще издалека заметил лодку и больше не выпускал ее из виду, пока, наконец, сидевший в лодке человек не обратил к нему свое лицо – лицо из видений, – а узнав, не принялся приветственно махать рукой.

Мордекай снял шляпу и тоже помахал, почувствовав, что пророческое ожидание, переполнявшее душу, исполняется. Желанный друг явился из солнечной дали и встретил его, не скрывая радости. Значит, и все остальное случится.

Через несколько минут Деронда сошел на берег, расплатился с лодочником и направился к Мордекаю, который стоял неподвижно и ждал.

– Я очень обрадовался, увидев вас здесь, – заговорил Деронда. – Я как раз направлялся к вам, в книжную лавку. Я был там вчера, но вас не застал. Возможно, вам сказали?

– Да, – ответил Мордекай. – Поэтому я и пришел на мост.

Произнесенные с искренней торжественностью слова показались Деронде пугающе таинственными. Может быть, Коэн прав: этот человек не вполне нормален?

– Вы знали, что я был в Челси? – спросил он после мгновенной паузы.

– Нет, но ожидал встречи на реке. Я жду вас уже пять лет. – Мордекай смотрел ему в глаза с доверчивой нежностью, одновременно трогательной и торжественной.

Деронда испытывал столь же глубокие чувства – даже несмотря на то, что объяснял эту странно выраженную связь какой-нибудь иллюзией.

– Я буду чрезвычайно рад, если смогу быть вам полезен, – очень серьезно ответил он. – Может быть, возьмем кеб и поедем куда вы пожелаете?

– Давайте поедем в книжную лавку. Скоро настанет час моего дежурства. Но прежде посмотрите на реку, – предложил Мордекай, снова повернувшись к воде. – Видите, как медленно бледнеет небо? Я всегда любил этот мост, с самого детства: здесь место встречи духовных вестников. Правильно говорили пророки: каждый порядок вещей имеет своего ангела. Здесь я слушал послания земли и неба, а когда был сильнее, то подолгу стоял и любовался звездами на небе. Но я всегда особенно любил час заката. Он так похож на мою жизнь: она тоже медленно угасает, и силы мои медленно исчезают. Я все ждал-ждал, пока, наконец, закат не принес мне новую жизнь, новую душу, которая останется жить даже тогда, когда иссякнет мое дыхание.

Испытывая странное волнение, Деронда молчал. Первоначальное подозрение, что Мордекай страдает мысленными галлюцинациями, уступило место смиренному ожиданию. Его широкая натура была готова принять существование неведомых для него миров; он не мог сразу назвать безумцем всякого искренне убежденного человека. Подобное отношение вполне соответствовало его привычке оказывать помощь всякому, кто за ней обращался, а это обращение Мордекая было столь торжественным, что Деронда уже не замечал его бедного одеяния. Казалось, что Мордекай олицетворяет собой пророка из всемирной легенды, который внезапно сбросил убогие одежды и превратился в могучего властелина, представшего в блеске славы.

– Теперь пойдемте, – проговорил Мордекай после продолжительного молчания, а уже в экипаже добавил: – Остановимся в конце улицы и пешком дойдем до лавки. Вы посмотрите книги, а скоро мистер Рэм уйдет и оставит нас вдвоем.

Оказалось, что этот энтузиаст не от мира сего так же осторожен, так же восприимчив к чужому мнению, как самый практичный человек.

Трясясь в кебе, Деронда вспомнил о Майре, однако осознавал, что направление разговора будет определять не он, а Мордекай. «Кажется, я впал в состояние абсолютного суеверия и ожидаю от оракула предсказания судьбы. Если этот человек так глубоко ощущает связь между нами, значит, связь действительно существует. Боже мой! Какая связь способна оказаться более мощной, чем вера – даже ошибочная, чем ожидание – даже несбывшееся? Неужели мне суждено разрушить его надежду и разбить мечты? Право, если мне назначено что-то совершить, то я не разочарую его».

Через десять минут, ощущая себя кем-то вроде тайных любовников, они остались одни в маленькой, освещенной газовой лампой лавке. Мордекай прислонился спиной к прилавку, а Деронда остановился против него в четырех футах. Если бы можно было увековечить эти лица, как Тициан в картине «Динарий кесаря» увековечил два других типа! Представьте – это способен сделать каждый – еврейское лицо человека с трагическим отпечатком чахотки в блестящих глазах – лицо, на которое мысль и страдания наложили печать преждевременной старости; черные волосы и борода подчеркивали желтоватую бледность кожи, а затрудненное дыхание придавало особую подвижность тонким ноздрям. А теперь придайте этому лицу выражение медленно умирающей матери в ту минуту, когда единственный любимый сын является к ее одру и с сухих губ срывается слабый, но радостный возглас: «Мой мальчик!» – ибо в нем она видит продолжение своего «я». Вообразив подобный портрет, вы увидите Мордекая. Напротив него стоял человек с чертами не более восточными, чем те, которые мы во множестве видим среди народов, называемых латинскими, в расцвете молодости и здоровья, наделенный мужественной силой и спокойным достоинством, с которым он встречал взгляд таинственного сына бедности, искавшего в нем долгожданного друга. Самое благородное качество Деронды – обостренная отзывчивость по отношению к близким – в эту минуту подверглось суровому испытанию. Он не был уверен, как Мордекай, в родстве их душ, но ощущал глубокую потребность ответить на его вопль о помощи и готовность к восприятию идей Мордекая. Способность к восприятию – такая же редкая и могущественная сила, как и стойкость. Она придавала лицу Деронды такое спокойное и доброе выражение, что уверенность Мордекая в нем усилилась.

– Вы не знаете, что направило меня к вам и свело нас вместе в эту минуту, – заговорил он.