– Вот наконец и Джокоза с моим шоколадом! – воскликнула Гвендолин, уклонившись от обещания передать слова дяди Грандкорту, который наверняка бы их воспринял неприемлемым для пастора образом.
Мистер Гаскойн уже успел прийти к заключению, что Грандкорт очень горд и высокомерен, однако нисколько не думал о нем хуже, чем если бы видел с его стороны любезную предупредительность. Пастор считал, что представитель старинного рода не может быть близок со всеми, но миссис Гаскойн обижалась за мужа и винила Гвендолин в надменном обращении Грандкорта.
– Твой дядя и Анна скорее всего приедут в город на Пасху, – заметила она недовольным тоном. – Наш дорогой Рекс надеется окончить колледж с отличием и получить должность при университете, а потому хочет, чтобы отец и сестра разделили с ним радость и, как он пишет, повеселились. Не удивлюсь, если лорд Брэкеншо пригласит их к себе: после возвращения в поместье он так добр!
– Надеюсь, дядя позволит Анне остановиться на Гросвенор-сквер, – предположила Гвендолин, рискнув на приглашение ради приличия, однако на самом деле мечтая, чтобы члены семьи больше никогда не приближались к Грандкорту. – Я очень рада успехам Рекса.
– Не следует опережать события и ликовать заранее, – предупредил пастор, – даже несмотря на то что я состою в переписке с непредвзятыми судьями, которые возлагают на моего сына высочайшие надежды как на чрезвычайно разумного молодого человека. А в отношении его прекрасного характера и принципов у меня имеются неоспоримые свидетельства.
– Со временем он станет великим юристом, – добавила миссис Гаскойн.
– До чего приятно! – отозвалась Гвендолин со скрытым скепсисом.
– Кстати о доброте лорда Брэкеншо, – вступила в разговор миссис Дэвилоу. – Ты не представляешь, до чего он восхитителен. Предложили мне остаться в этом доме в качестве гостьи до тех пор, пока не найду новый, по своему вкусу, причем выбрал самые любезные выражения. Но теперь все изменилось. Умер старый мистер Джонсон, и мы можем арендовать его дом. Это именно то, что мне надо. Маленький, но вполне приличный, так что мысль о нем не приведет тебя в отчаяние. И всего лишь на расстоянии мили от твоих дяди и тети. Помнишь почти скрытый деревьями низкий белый дом на повороте к церкви?
– Да, но у тебя нет мебели, бедная мама, – грустно заметила Гвендолин.
– О, я коплю деньги. Ты же знаешь, дорогая, кто сделал меня почти богатой, – ответила миссис Дэвилоу, положив ладонь на руку дочери. – А Джокоза так экономно ведет хозяйство, что просто удивительно!
– Пожалуйста, позволь мне вместе с тобой подняться в спальню, чтобы надеть шляпу, – попросила Гвендолин, внезапно подняв руку к волосам и, возможно, намеренно нарушив прическу.
Сердце щемило так, что она едва не заплакала. Если бы не Грандкорт, мама прозябала бы в бедности.
– Наверное, я больше никогда ничего этого не увижу, – вздохнула она, войдя в черно-желтую комнату и с тихим стоном усталости опускаясь в кресло перед зеркалом.
Она внезапно побледнела и тяжело переводила дух.
– Тебе нехорошо, дорогая? – взволновалась миссис Дэвилоу.
– Все в порядке. Просто немного тошнит от шоколада, – ответила Гвендолин, протягивая матери руку.
– Если ты заболеешь, милая, мне должно быть позволено тебя навестить, – робко заметила миссис Дэвилоу, прижимая руку дочери к груди. Сегодня что-то заставило ее поверить, что дитя любит ее и, как прежде, нуждается в близком общении.
– Да, конечно, – согласилась Гвендолин, положив голову ей на плечо. – Но ты же знаешь, что я никогда не болею. Так что постарайся не беспокоиться обо мне, а радоваться жизни в окружении девочек. Как дочери они намного лучше меня, – улыбнулась она.
– Ты всегда была хорошей, дорогая. Ничего другого я не помню.
– Но разве я сделала что-то для вас, кроме как вышла замуж за мистера Грандкорта? – спросила Гвендолин, стараясь быть веселой и даже игривой. – Но я бы ни за что этого не сделала, если бы не захотела сама.