Даниэль Деронда

Гвендолин восприняла ответ как дурное предзнаменование. То обстоятельство, что муж причислил миссис Дэвилоу к «этим людям», подтвердило мысль не допускать мать до излишне близкого знакомства с ее новой жизнью. Конечно, Гвендолин не могла открыть правду, не могла сказать матушке: «Мистер Грандкорт желает как можно меньше тебя замечать. К тому же, если мы будем чаще встречаться, ты сразу поймешь, как я несчастна», – поэтому ловко избегала любых намеков на эту тему, а когда миссис Дэвилоу в очередной раз упомянула о возможности поселиться неподалеку от Райлендса, дочь ответила:

– Там тебе не будет так же хорошо, как здесь, рядом с тетей и дядей. Возможно, мы будем проводить в Райлендсе мало времени, и ты начнешь скучать.

Презрительный запрет мужа на общение с близкими не прошел даром. Гордость не позволила Гвендолин превратить их в докучных нахлебников, однако тем глубже и теплее стало родственное чувство. Никогда еще она не относилась к дяде с такой искренней симпатией, никогда не ценила так высоко его жизнерадостную, деятельную доброту – пусть иногда ошибочную, но куда более человечную, чем высокомерное, холодное безразличие, с которым приходилось сталкиваться изо дня в день. Возможно, в разговорах с мистером Гаскойном племянница бессознательно расширяла свой умственный горизонт, чего не могла достигнуть, читая глубокомысленных авторов: вместо того чтобы принять участие в ее повседневных заботах, признанные авторитеты требовали полного отречения от мирской жизни.

Поэтому появление Гвендолин в Оффендине без мужа, в сопровождении грума, стало приятным сюрпризом для всех обитателей дома и случайно зашедших туда мистера и миссис Гаскойн. Все, включая четырех девочек и мисс Мерри, сидели в столовой за ленчем и с восторгом наблюдали за прекрасным явлением.

Дядя вышел на крыльцо, чтобы подать руку, и Гвендолин спрыгнула с лошади с легкостью, способной убедить всех в ее безоблачном счастье. Сегодня она твердо вознамерилась успокоить сердце матери, а необычное ощущение свободы помогло на время отстраниться от давления все новых и новых болезненных фактов. Семь родственных поцелуев показались не столь утомительными, как прежде.

– Мистер Грандкорт отлучился, поэтому я решила воспользоваться случаем и навестить тебя, мамочка, – пояснила Гвендолин, сняв шляпу и сев возле матушки, и с шутливой укоризной добавила: – Это тебе наказание за то, что надела старый чепчик. Ты, конечно, не думала, что я приеду и застану тебя на месте преступления, ужасно безразличная к себе мама!

– Ругай меня, дорогая, – зардевшись от счастья, отозвалась миссис Дэвилоу. – Вот только если бы ты могла что-нибудь съесть после верховой прогулки – вместо этих жалких остатков. Пусть Джокоза приготовит чашку шоколада: когда-то ты его любила.

Мисс Мерри немедленно встала и вышла, хотя Гвендолин отказалась:

– О нет. Только маленький кусочек хлеба или сухое печенье. Не могу думать о еде. Я приехала проститься.

– Как! Снова в Райлендс? – воскликнул мистер Гаскойн.

– Нет, мы уезжаем в город, – ответила Гвендолин, разломив кусок хлеба, но не положив в рот ни крошки.

– Возвращаться в город еще рано, – заметила миссис Гаскойн, – тем более что мистер Грандкорт не заседает в парламенте.

– Остался всего один день охоты, а у Хенли, кажется, есть какие-то важные дела с юристами, – пояснила Гвендолин. – Я очень рада и с удовольствием отправлюсь в Лондон.

– И наконец-то увидишь свой великолепный дом на Гросвенор-сквер, – вставила миссис Дэвилоу.

И она, и девочки пожирали глазами готовую исчезнуть богиню.

– Да, – подтвердила Гвендолин. – В городе нужно столько всего посмотреть и сделать.

– Хотелось бы, моя дорогая Гвендолин, – сердечно заговорил мистер Гаскойн, – чтобы ты воспользовалась своим влиянием на мистера Грандкорта и убедила мужа вступить в парламент. Человеку его положения следует проявиться в политике. Знатоки уверены, что министры обратятся к стране по вопросу продолжения реформы, и мистер Грандкорт должен подготовиться к новым возможностям. Я не совсем уверен, что его взгляды в точности совпадают с моими: не слышал, чтобы он излагал их во всей полноте, – однако это неважно. Я думаю о месте твоего мужа в государстве. К тому же он вступил в тот этап жизни, когда человек его склада должен заняться общественными делами. Жена обладает огромным влиянием на мужа. Используй свое влияние в этом направлении, дорогая.

Священник чувствовал, что исполняет важный долг и одновременно придает браку племянницы значение общественного благодеяния. Гвендолин, однако, восприняла его слова как горькую насмешку. В ином случае она непременно рассмеялась бы над дядиным замечанием, что он не слышал рассуждений Грандкорта о политике. А чего стоило огромное влияние жены на мужа! Гвендолин и сама когда-то верила в свое могущество и способность управлять… неизвестно чем. Но сейчас ей следовало дать приличный ответ.

– Я была бы рада последовать твоему совету, дядя, однако, думаю, мистеру Грандкорту неприятны беспокойства, предшествующие выборам, особенно если не обойдется без публичных выступлений. Кажется, кандидаты всегда произносят какие-то речи.

– Не обязательно, – возразил мистер Гаскойн. – Человек с положением и весом вполне может обойтись без длинных речей. Представитель графства не должен беспокоиться на этот счет: и в парламенте, и за пределами обеих палат его будут любить тем больше, чем меньше речей он произнесет. Передай мои слова мистеру Грандкорту.