В молчании ехали дальше.
— Но уже нет опасности? — спросил юноша.
— Нет, нет, народ вымер, а народ это с голодом и с собой принёс. Не стало его, даст Бог, вернётся жизнь. Доказательство в том, что пан воевода Наревский (Подлясский), поехал в Вильно. Он бы не поехал без необходимости в огонь.
— Наверное, — прибавил другой, — когда о нём услышат, и другие вернутся.
— Уже и бургомистры в воротах и умерших всё же свозят в предместья и туда, где никогда живой человек не покажется, и скажут, что, кроме толпы того, что вымерло, прежде никого не было.
— Даже князья уехали, — прибавил другой.
Затем они остановились у ворот замка, из которых робко выступил им навстречу бледный, дрожащий, немолодой уже мужчина.
— А откуда Господь Бог ведёт?
— Из Кракова.
— Хо! А там здорово?
— Везде, слава Богу, кроме Вильна.
— Страшная катастрофа, — отвечал привратник, — я с трудом пережил эту катастрофу. Какая жизнь, какая жизнь!
— И Бог вас уберёг?
— Чудом! Чудом! А что глаза мои видели, этого ни один язык не опишет.
Путники остановились.
— Вы, наверное, видели только то, что и мы видели на улицах.
— А! Это только остатки! — со вздохом сказал привратник. — С верхушки ворот, дрожа, ежеминутно опасаясь нападения, скрываясь от глаз, несколько месяцев, а мне кажется, что несколько веков, я глядел на этот неописуемый кошмар.
— Чем же вы жили?
— Небольшим количество сухарей, капелькой воды, которую по несколько недель сменить было нельзя. Потому что как выйти? Растерзали бы! А потом зараза! Казалось, что это не люди, а дикие звери, забывшие Бога, себя, смерть! Не было семьи, не было дружбы, только голод. Один ангел в чёрном облачении на тысячу дьяволов.
— Что за ангел? — спросил юноша.