— В бытность краковским жаком меня звали Мацком Сковронком.
— Тогда по крайней мере Сковронский!
— Пусть будет, как вам нравится, пане воевода.
— Позовите мне Грыду!
Сапега хлопнул в ладоши.
Через мгновение тот вошёл. Был это человек почти гигантского роста, плечистый, сильный, уже сидеющий, румяный, с коротко постриженными волосами, без бороды, с огромными усами. Одетый в облегающий лосиный кафтан и серый контуш, длинные чёрные сапоги, за поясом нож, лисья шапка в руке с бархатным верхом.
Грыда был старшим маршалком над двором воеводы.
— Это пан Сковронский, мне очень рекомендованный, — сказал Сапега, — беру его на свой двор, будете усердно за ним присматривать.
— Присмотрю, — сказал Грыда, сурово поглядывая на юношу.
— Только мягко, Грыда, потому что, как видно по лицу, он немного изнежен.
— Ну! Ну! Мы его тут, ясно пан, закалим; станет мужественным и пройдёт эта его бледность.
Воевода усмехнулся.
— Мягко, Грида.
— Раз пан воевода приказывает…
— Единственный ребёнок мне очень рекомендован.
— С этим я вас не поздравляю, — грубовато отрезал маршалек. — С единственным ребёнком, это известно, пане воевода…
— Но не в ваших руках.
— А всё-таки, я не дал бы так вырасти.
Станислав слегка побледнел, но, обратив мягкий взгляд на маршалка, несмотря на его позу и угрозы, он легко заметил, что тот не так был страшен, как хотел казаться.
Снабдив Соломерецкого деньгами, одеждой, и рекомендовав от себя маршалку, его попутчики, почти в тот же день, не повидавшись с ним, уехали. Итак, он снова остался один среди чужих и новых личностей. Однако этот мир молодёжи очень отличался о тех двух, которые он увидел и узнал раньше.