Минуту ещё разговаривали, потом еврей ушёл, а Лагус остался, лёг на соломе около меня, ёрзал, вздыхал и наконец уснул. Как только я услышал его храп и удостоверился, что он спал, я выбрался, несмотря на боль и страх, из укрытия, проскользнул мимо, вырвался из двора и побежал что есть духу, упал на траву и до утра лежал. Чуть день, боясь, как бы меня снова не схватил Лагус, я стал убегать из Кракова, сам не зная куда, и попал прямо сюда.
Мальчик замолчал, пробощ, который в течение всего рассказа внимательно в него всматривался, казалось, искал в его глазах и лице доказательства всей правды повести.
— И что же ты думаешь делать? — спросил ксендз.
— Не знаю, — сказал Мацек, — пойду, пойду в свет; если бы Агата знала, что со мной стало! — шепнул он.
— Где Агата? Где её найти? — спросил ксендз.
— Она говорила мне, что будет сидеть под костёлом Девы Марии.
— А тем временем останься у меня, — прибавил задумчивый пробощ, — отдохнёшь.
— Уже взял его в опеку, — сказал органист. — Одним ртом больше, а обед обедом, такой же, как вчера. Нет на свете справедливости!
III
Дед
Назавтра, очень рано, ещё день не занимался, ксендз-пробощ уже встал и читал молитвы, пошёл будить челядь напротив и послал за органистом и звонарём.
В школе все клехи спали, ещё очень хорошо спали, когда Магда начала барабанить в дверь, крича:
— Вставайте, петухи уже пели, ксендз пробощ проснулся, приказывает на молитвы звонить, будет утренняя месса, потому что он хочет ехать в Краков.
Но она напрасно стучала; объятые глубоким сном после вчерашнего пиршества, они не просыпались, и как бы предчувствуя это нападение, подпёрли дверь колышком изнутри.
От двери Магда подошла к окну и снова начала колотить. Глухой звонарь перевернулся на другой бок, а органист, которого мучили беспокойные сны, первый спохватился.
— Вставайте! — кричала Магда.
— Что! Горим! Разбойники! — крикнул он. — Что будите нас среди ночи?
— Уже день, пробощ встал.
— Где день! Где день! Он встал! Велика важность! Я не знаю, спит ли он когда-нибудь. Как он живёт! Ничего не ест, не пьет пива. Только водой, молитвой подкрепляется, странный человек. Но это ночь!
— Сделав из ночи день в корчме, теперь из дня хотите сделать ночь, вставайте-ка. Пусть звонят на молитву, уже шесть на часах.