Нет, это какая-то коряга… Слава бубенчикам на колпаке! Просто коряга…
Гуффин продолжил бормотать, успокаивая самого себя:
– Крики на болоте нас не касаются, так ведь? У нас свои дела…
Он потопал дальше, все приговаривая о том, как ему не страшно и какой он смелый. Но тут вдруг все повторилось: не прошел Манера Улыбаться и десяти шагов, как хруст за спиной раздался снова. На этот раз он прозвучал совсем близко, будто бы прямо над ухом.
Гуффин отпустил ручку тележки и выхватил из кармана пальто продолговатый зеленый цилиндр.
– Кто здесь? – дрогнувшим голосом спросил он темноту. – Я вас не боюсь!
И тут хрустнуло снова. Снова за спиной. Шут обернулся и… тут он все понял.
– Мерзавка, это ты там скрипишь?! – яростно прошипел он.
– Я пытаюсь починить ножку… – жалобно всхлипнула Сабрина в мешке.
– Да будь ты неладно, проклятое полено! Прекрати немедленно, или я тебе и вторую ногу сломаю!
Сабрина заплакала, а шут, обзывая куклу худшими словами, продолжил путь к переправе.
И все же за злобой ему не удалось скрыть то, как он напуган. Гуффин боялся так сильно, что уже не замечал вездесущих комаров и почти даже не проклинал все на свете, когда поскальзывался на мшистых камнях заболоченной мостовой.
Гуффин даже перестал оборачиваться, а все потому, что с определенного момента он перестал себе доверять: фантазия рисовала в каждом кусте, в каждой коряге или ржавой почтовой тумбе фигуру в черном, наблюдающую за ним. О, он прекрасно знал, кто здесь может таиться. И меньше всего хотел столкнуться с ним…
Наконец дорожка оборвалась, уйдя под затянутую кувшинками воду.
Шут остановился.
У края воды стоял высокий чугунный столб, на вершине которого расположились фонарь и колесо с натянутым на его обод тросом. Трос тянулся над болотом к очередному столбу, а оттуда – к еще одному, и так дальше, пока не терялся в темноте.
К тому столбу, что был на берегу, прислонилась небольшая тумба с вывеской
Грохнув мешок с ойкнувшей куклой на землю, Гуффин открыл дверцу на тумбе и переключил торчавший в ее глубине рычажок. Самовзводное огниво чиркнуло, и промасленный фитиль в плафоне над головой, фыркнув, загорелся; не прошло и минуты, как фонарь облепили стрекозы.
– Что дальше? – Гуффин шморгнул носом и взялся исследовать тумбу на предмет рычагов, которые он, видимо, должен был дернуть, чтобы переправа заработала. Впрочем, сломать он ничего не успел, так как тут колесо на столбе пришло в движение и начало вращаться; канат на ободе, в свою очередь, натужно заскрипел, будто старый каторжник, вознамерившийся рассказать случайному слушателю о своей горемычной судьбе.
– Подождем… – Шут поежился в своем пальто и огляделся по сторонам. Кругом, кроме темноты и вездесущего камыша, казалось, ничего было.