Русская басня

              Сей свет таков, что кто богат,               Тот каждому и друг и брат,               Хоть не имей заслуг, ни чина                           И будь скотина;               И кто бы ни был ты таков,               Хоть родом будь из конюхов,               Детина будешь как детина;               А бедный, будь хоть из князей,               Хоть разум ангельский имей И все достоинства достойнейших людей,               Того почтенья не дождется, Какое богачу всегда уж воздается.               Бедняк в какой-то дом пришел, Который ум и чин с заслугами имел; Но бедняка никто не только что не встретил,               Нижé никто и не приметил, Иль, может быть, никто приметить не хотел. Бедняк наш то к тому, то к этому подходит, Со всеми разговор и так и сяк заводит,               Но каждый бедняку в ответ               Короткое иль да, иль нет. Приветствия ни в ком бедняк наш не находит; С учтивством подойдет, а с горестью отходит.                                 Потом,                            За бедняком,               Богач приехал в тот же дом, И не имел богач сей ни заслуг, ни чина,               И был прямая он скотина. Что ж? богачу сказать нельзя какой прием!               Все стали перед богачом,        Всяк богача с почтением встречает,               Всяк стул и место уступает,               И под руки его берут;               То тут, то там его сажают; Поклоны чуть ему земные не кладут,               И меры нет как величают.               Бедняк, людей увидя лесть,               К богатому неправу честь,               К себе неправое презренье, Вступил о том с своим соседом в рассужденье.               «Возможно ль,— говорит ему,—       Что так людей богатство ослепляет! Достоинствы того, кто беден, помрачает, А кто богат, того пороки прикрывает.               Куды как это огорчает!»                            «Дивишься ты чему! —               Другой на это отвечает.— Достоинств ведь взаймы не ищут никогда,                            А денег завсегда».

ВЕЛИКАН И КАРЛИКИ

Купались карлики. К ним великан пришел,                    Который тож хотел                             Купаться.                    Да видит, для него река В том месте, где они купаются, мелка.                    Их спрашивать и добиваться:                    Не знают ли, где глубина?                    «Поди туда,— ему сказали,—»                             Вот там она».                    И место указали.                    Однако же река               Для великана все мелка,                             Чтобы купаться.               Еще у них он добиваться. «Ну говорят, так там такая глубина,                    Что не найдешь и дна!               Мы через это место плыли». Но всё, где карлики и дна не находили,               Вброд переходит великан. Иному и в делах лужайка — океан.

ВОЛЧЬЕ РАССУЖДЕНЬЕ

Увидя Волк, что шерсть пастух с овец стрижет, «Мне мудрено, сказал, и я не понимаю, Зачем пастух совсем с них кожу не дерет? Я, например, так я всю кожу с них сдираю, И то ж в иных дворах господских примечаю,— Зачем бы и ему не так же поступать?»                Слон, волчье слыша рассужденье, «Я должен,— говорит,— тебе на то сказать: Ты судишь так, как волк; а пастухово мненье —                Овец своих не убивать. С тебя, да и с господ иных примеры брать — Не будет наконец с кого и шерсть снимать».

ЖЕЛАНИЕ КАЩЕЯ

«Вот эту б тысячу мне только докопить, А там уж стану я довольствуяся жить»,— Сказал Кащей, давно уж тысячи имея.               Сбылось желание Кащея,               Что тысячу он докопил; Однако же Кащей все недоволен был. «Нет, тысячу еще; а ту когда достану, Я, право, более желать уже не стану». Увидим. Тысячу и эту он достал,               Однако слова не сдержал               И тысячу еще желает; Но уж последнюю, в том точно уверяет.               Теперь он правду говорил: Сегодни тысячу и эту докопил, А завтре умер он; и все его именье Досталося по нем другим на расточенье.                      Когда б кащей иной.               Доход приумножая свой,               Еще сегодни догадался               И пользоваться им старался!

ПАУК И МУХИ

                «Постой,— Паук сказал,—          Я чаю, я нашел причину, Зачем еще большой я мухи не поймал, А попадается все мелочь; дай раскину                      Пошире паутину, Авось-либо тогда поймаю и больших».              Раскинув, нажидает их;                      Все мелочь попадает:              Большая муха налетит — Прорвется и сама, и паутину мчит.              А это и с людьми бывает,                      Что маленьким, куда                      Ни обернись, беда. Вор, например, большой, хоть в краже попадется,              Выходит прав из-под суда,         А маленький наказан остается.

ПРИВЯЗАННАЯ СОБАКА

             В неволе неутешно быть;                            Как не стараться                     Свободу получить? Да надобно за все подумав приниматься, Чтобы беды большой от малой не нажить. Собака привязи избавиться хотела              И привязь стала было рвать; Не рвется привязь; грызть ее — и переела.              Но тою ж привязью опять, Которой связанны концы короче стали, Короче прежнего собаку привязали.

ДРУЗЬЯ

Давно я знал, и вновь опять я научился, Чтоб другом никого, не испытав, не звать. Случилось мужику чрез лед переезжать, И воз его сквозь лед, к несчастью, провалился.            Мужик метаться и кричать: «Ой! батюшки, тону! тону! ой! помогите!»            «Робята, что же вы стоите? Поможемте»,— один другому говорил, Кто вместе с мужиком в одном обозе был.            «Поможем»,— каждый подтвердил. Но к возу между тем никто не подходил. А должно знать, что все одной деревни были,            Друзьями меж собою слыли, Не раз за братское здоровье вместе пили;            А сверх того, между собой, Для утверждения их дружбы круговой            Крестами даже поменялись.            Друг друга братом всяк зовет,            А братний воз ко дну идет. По счастью мужика, сторонние сбежались            И вытащили воз на лед.

ЗЕЛЕНЫЙ ОСЕЛ

             Какой-то с умысла дурак, Взяв одного осла, его раскрасил так, Что стан зеленый дал, а ноги голубые. Повел осла казать по улицам дурак;              И старики и молодые,                     И малый и большой, Где ни взялись, кричат: «Ахти! осел какой! Сам зелен весь, как чиж, а ноги голубые!       О чем слыхóм доселе не слыхать! Нет,— город весь кричит,— нет, чудеса такие              Достойно вечности предать,              Чтоб даже внуки наши знали, Какие редкости в наш славный век бывали». По улицам смотреть зеленого осла              Кипит народу без числа;       А по домам окошки откупают,                     На кровли вылезают,              Леса, подмостки подставляют: Всем видеть хочется осла, когда пойдет, А всем идти с ослом дороги столько нет; И давка круг осла сказать нельзя какая:              Друг друга всяк толкает, жмет, С боков, и спереди, и сзади забегая. Что ж? Два дни первые гонялся за ослом Без памяти народ в каретах и пешком. Больные про болезнь свою позабывали, Когда зеленого осла им вспоминали; И няньки с мамками, робят чтоб укачать,              Кота уж полно припевать,— Осла зеленого робятам припевали. На третий день осла по улицам ведут; Смотреть осла уже и с места не встают, И сколько все об нем сперва ни говорили,              Теперь совсем об нем забыли.              Какую глупость ни затей, Как скоро лишь нова, чернь без ума от ней              Напрасно стал бы кто стараться              Глупцов на разум наводить,—              Ему же будут насмехаться. А лучше времени глупцов препоручить,              Чтобы на путь прямой попали; Хоть сколько бы они противиться ни стали,              Оно умеет их учить.

СОЛОВЕЙ И ЧИЖ

                           Был дом,                    Где под окном             И чиж и соловей висели                            И пели. Лишь только соловей, бывало, запоет, Сын маленький отцу проходу не дает. Все птичку показать к нему он приступает,       Которая так хорошо поет. Отец, обеих сняв, мальчишке подает.             «Ну, говорит, узнай, мой свет, Которая тебя так много забавляет?» Тотчас на чижика мальчишка указал:             «Вот, батюшка, она»,— сказал, И всячески чижа мальчишка выхваляет: «Какие перушки! Куды как он пригож! Затем ведь у него и голос так хорош!»             Вот как мальчишка рассуждает.             Да полно, и в житействе тож О людях многие по виду заключают:      Кто наряжен богато и пригож,             Того и умным почитают.

ЛОШАДЬ С ВОЗОМ

Когда б приманчивость людьми не управляла,             К чему б тогда годился свет? Куда б и не идти, теперь иной идет:                     Приманчивость ведет.        А эта мысль мне вот с чего припала. Я видел, лошадь воз с каменьями везет,             И очень лошадь уж пристала.             Воз сена впереди идет;             То, чтоб до сена ей добраться, Она, хоть через мочь, везти и надседаться,             И так вперед все шла да шла, Пока воз с камнями до места довезла.

ЛОШАДЬ И ОСЕЛ

Добро, которое мы делаем другим,              Добром же служит нам самим,              И в нýжде надобно друг другу              Всегда оказывать услугу. Случилось Лошади в дороге быть с Ослом;              И Лошадь шла порожняком,       А на Осле поклажи столько было, Что бедного совсем под нею задавило. «Нет мочи, говорит, я, право, упаду,                    До места не дойду». И просит Лошадь он, чтоб сделать одолженье              Хоть часть поклажи снять с него.              «Тебе не стоит ничего, А мне б ты сделала большое облегченье»,—                    Он Лошади сказал. «Вот, чтоб я с ношею ослиною таскалась!» —              Сказавши, Лошадь отказалась. Осел потуда шел, пока под ношей пал.                    И Лошадь тут узнала, Что ношу разделить напрасно отказала,                    Когда ее одна С ослиной кожей несть была принуждена.

СТРЯПЧИЙ И ВОРЫ

Какой-то стряпчий был всем стряпчим образец.                           Такой делец, Что стряпческими он ухватками своими             Пред всеми стряпчими другими Взяв первенство, к себе всех ѝстцев приманил;             И, словом, так проворен был, Что часто им и тот оправдан оставался, Который сам суду в вине своей признался И суд которого на казнь уж осудил.             В покраже двух воров поймали, И должно по суду воров за то казнить;                     А это воры знали. Однако как они о стряпчем тож слыхали, Что, если за кого возьмется он ходить, Бояться нечего, то стряпчего сыскали,             Сулят ему, что за душей,      Из краденых и денег и вещей,                     Лишь только б их оправить, А пуще бы всего от смерти их избавить. Ведь тяжко умирать, как есть кому чем жить! Надеясь от воров подарки получить,             Стал стряпчий за воров ходить, И выходил, что их на волю отпустили, Всех вообще судей заставя разуметь,             Что их напрасно обвинили:      Вот каково старателя иметь!             Как скоро их освободили, В дом стряпчего снесли они, что посулили.                            Благодарят             И впредь дарить его сулят.             Как это все происходило, Что стряпчий от воров подарки принимал И с ними в радости на счет их пировал,             Уж на дворе не рано было;             И стал гостей он унимать             Остаться переночевать; А гости будто бы сперва не соглашались,             Однако ночевать остались.             Лишь только в доме улеглись,             За промысл гости принялись: Не только что свои подарки воротили, Еще и стряпчего пожитки расщечили, Потом до сонного дошли и самого И в барышах ему бока отколотили,             Оставя чуть живым его. Кто плутнями живет и плутням потакает,                    От них и погибает.

СТРЕКОЗА

Все лето Стрекоза в то только и жила,                     Что пела;               А как зима пришла, Так хлеба ничего в запасе не имела. И просит Муравья: «Помилуй, Муравей,       Не дай пропасть мне в крайности моей: Нет хлеба ни зерна, и как мне быть, не знаю. Не можешь ли меня хоть чем-нибудь ссудить, Чтоб уж хоть кое-как до лета мне дожить? А лето как придет, я, право, обещаю               Тебе все вдвое заплатить».               «Да как же целое ты лето Ничем не запаслась?» — ей Муравей на это «Так, виновата в том; да что уж, не взыщи;               Я запастися все хотела,               Да лето целое пропела». «Пропела? Хорошо! поди ж теперь свищи».               Но это только в поученье                     Ей Муравей сказал,                     А сам на прокормленье               Из жалости ей хлеба дал.

ДИОНИСИЙ И МИНИСТР ЕГО

               Изволь, пожалуй, отвечать                      Так, чтоб и не солгать,                      И правду не сказать. О Дионисии, я чаю, всякий знает,             Известно всем, каков он был. Слух о делах его и ныне ужасает; А каково ж тому, кто при тиране жил? И я не рад, что я об нем заговорил.             Не знаю, как бы поскоряе,             Сказав об нем, что понужняе,                      Оставить мне его.             Раз у министра своего                      Потребовал он мненье, Когда какое-то, не помню, сочиненье             В стихах дурных он написал, Да с тем, чтоб он ему всю истину сказал. Министр привык всегда без лести изъясняться, И сам тиран его за правду почитал             И часто за нее прощал. «Стихи,— он отвечал тирану,— не годятся». Но тут не мог тиран от злости удержаться: Под караул отдать министра приказал;             Сам переделал сочиненье. Спустя дней несколько министра он призвал,             Чтоб вновь его услышать мненье. Министр ему теперь никак не отвечал, А к караульному, который тут случился,                   Оборотился И говорит ему: «Я должен отвечать, Так поведи меня под караул опять».

ЛЕСТНИЦА

                     Все надобно стараться С потребной стороны за дело приниматься; А если иначе, все будет без пути. Хозяин некакий стал лестницу мести;             Да начал, не умея взяться, С ступеней нижних месть. Хоть с нижней сор сметет, А с верхней сор опять на нижнюю спадет. «Не бестолков ли ты? — ему тут говорили,             Которые при этом были.—             Кто снизу лестницу метет?»                      На что бы походило, Когда б в правлении, в каком бы то ни было, Не с вышних степеней, а с нижних начинать                      Порядок наблюдать?

ДЕЛЕЖ ЛЬВИНЫЙ

          Осел с Овцой, с Коровой и с Козой                 Когда-то в пайщики вступили                 И Льва с собою пригласили                      На договор такой,                      Что если зверь какой На чьей-нибудь земле, случится, попадется И зверя этого удастся изловить, То б в случае таком добычу разделить По равной части всем, кому что доведется.                            Случись,       Олень к Козе в тенета попадись.              Тотчас друг другу повестили,       И вместе все оленя задушили. Дошло до дележа. Лев тóтчас говорит: «Одна тут часть моя и мне принадлежит, Затем что договор такой мы положили». «Об этом слова нет!» — «Другая часть моя,                            Затем что я                            Львом называюсь             И первым между вас считаюсь».             «Пускай и то!» — «И третья часть моя             По праву кто кого храбряе.   Еще четверту часть беру себе же я                По праву кто кого сильняе.   А за последнюю лишь только кто примись,                    То тут же и простись».

ВОЛЯ И НЕВОЛЯ

Волк, долго не имев поживы никакой,                              Был тощ, худой                                    Такой,              Что кости лишь одни да кожа.              И Волку этому случись                     С Собакою сойтись, Которая была собой росла, пригожа,                                   Жирна,                   Дородна и сильна. Волк рад бы всей душой с Собакою схватиться                   И ею поживиться,              Да полно, для того не смел,              Что не по нем была Собака              И не по нем была бы драка. И так со стороны учтивой подошел,              Лисой к ней начал подбиваться,              Ее дородству удивляться              И всячески ее хвалить. «Не стоит ничего тебе таким же быть,— Собака говорит,— как скоро согласишься              Идти со мною в город жить. Ты будешь весь иной и так переродишься,              Что сам себе не надивишься. Что ваша жизнь и впрямь? Скитайся все, рыщи И с горем пополам поесть чего ищи; А даром и куском не думай поживиться:                      Все с бою должно взять;              А это на какую стать!              Куды такая жизнь годится? Ведь посмотреть, так в чем душа-то, право, в вас? Не евши целы дни, вы все как испитые,                      Поджарые, худые.              Нет, то-то жизнь-то как у нас! Ешь не хочу всего, чего душа желает:                           После гостей —                           Костей, костей, Остатков от стола, так столько их бывает,                      Что некуды девать! А ласки от господ — уж подлинно сказать!»        Растаял Волк, услыша весть такую,              И даже слезы на глазах От размышления о будущих пирах. «А должность отправлять за это мне какую?» — Спросил Собаку Волк.— «Что? Должность? ничего!—                    Вот только лишь всего, Чтоб не пускать на двор чужого никого.                    К хозяину ласкаться И около людей домашних увиваться». Волк, слыша это все, не шел бы, а летел;              И лес ему так омерзел, Что про него уж он и думать не хотел И всех волков себя счастливее считает. Вдруг на Собаке он дорогой примечает,              Что с шеи шерсть у ней сошла.                      «А это что такое,              Что шея у тебя гола?»              «Так, это ничего, пустое». «Однако нет, скажи».— «Так, право, ничего.                                   Я чаю,                      Это оттого, Когда я иногда на привязи бываю».              «На привязи? — тут Волк вскричал.—              Так ты не все живешь на воле?» «Не все; да полно, что в том нýжды?» — Пес сказал, «А нýжды столько в том, что не хочу я боле              Ни зá что всех пиров твоих;              Нет, воля мне дороже их, А к ней на привязи, я знаю, нет дороги!» —              Сказал, и к лесу дай бог ноги.

КУРЫ И ГАЛКА

             Хозяин, курам корму дать,              Стал крохи хлеба им кидать.                    Крох этих поклевать                    И Галка захотела,              Да той отваги не имела Чтоб подойти к крохáм. Когда ж и подойдет,— Кидая их, рукой хозяин лишь взмахнет, Все Галка прочь да прочь, и крох как нет, как нет; А куры между тем, как робости не знали,              Клевали крохи да клевали. Во многих случаях на свете так идет, Что счастие иной отвагой получает,                     И смелый там найдет,                     Где робкий потеряет.

ДОБРЫЙ ЦАРЬ

              Какой-то царь, приняв правленье,               С ним принял также попеченье               Счастливым сделать свой народ;               И первый шаг его был тот, Что издал новое законам учрежденье               Законам старым в поправленье; А чтоб исправнее закон исполнен был, То старых и судей он новыми сменил. Законы новые даны народу были И новые судьи, чтоб лучше их хранили. Во всем и вся была отмена хороша, Когда б не старая в судьях иных душа.               А тотчас это зло поправить               Царь способов не находил,                    Но должен это был И воспитанию и времени оставить.

ПРИВИЛЕГИЯ

Какой-то вздумал Лев указ публиковать, Что звери могут все вперед, без опасенья, Кто только смог с кого, душить и обдирать. Что лучше быть могло такого позволенья Для тех, которые дерут и без того?              Об этом чтоб указе знали,              Его два раза не читали.              Уж то-то было пиршество!              И кожу, кто лишь мог с кого, Похваливают, знай, указ да обдирают.                     Душ, душ погибло тут,              Что их считают, не сочтут! Лисице мудрено, однако, показалось, Что позволение такое состоялось —              Зверям указом волю дать Повольно меж собой друг с друга кожи драть! — Весьма сомнительным Лисица находила И в рассуждении самой и всех скотов. «Повыведать бы Льва!» — Лисица говорила И львиное его величество спросила, Не так чтоб прямо, нет,— как спрашивают львов, По-лисьи, на весы кладя значенье слов,              Все хитростью, обиняками,        Все гладкими придворными словами: «Не будет ли его величеству во вред,       Что звери власть такую получили?» Но сколько хитрости ее ни тонки были, Лев ей, однако же, на то ни да, ни нет.              Когда ж, по львову расчисленью, Указ уж действие свое довольно взял, По высочайшему тогда соизволенью Лев всем зверям к себе явиться указал. Тут те, которые жирняе всех казались,              Назад уже не возвращались. «Вот я чего хотел,— Лисице Лев сказал,— Когда о вольности указ такой я дал. Чем жир мне по клочкам сбирать с зверей трудиться,              Я лучше дам ему скопиться.              Султан ведь также позволяет              Пашам с народа частно драть, А сам уж кучами потом с пашей сдирает; Так я и рассудил пример с султана взять». Хотела было тут Лисица в возраженье              Сказать свое об этом мненье И изъясниться Льву о следствии худом, Да вобразила то, что говорит со Львом...              А мне хотелось бы, признаться, Здесь об откупщиках словцо одно сказать, Что также и они в число пашей годятся; Да также думаю по-лисьи промолчать.

ПОБОР ЛЬВИНЫЙ