Какой-то птицелов Весною наловил по рощам Соловьев.Певцы рассажены по клеткам и запели,Хоть лучше б по лесам гулять они хотели:Когда сидишь в тюрьме, до песен ли уж тут? Но делать нечего: поют, Кто с горя, кто от скуки. Из них один бедняжка Соловей Терпел всех боле муки: Он разлучен с подружкой был своей. Ему тошнее всех в неволе.Сквозь слез из клетки он посматривает в поле; Тоскует день и ночь;Однако ж думает: «Злу грустью не помочь! Безумный плачет лишь от бедства, А умный ищет средства, Как делом горю пособить; И, кажется, беду могу я с шеи сбыть: Ведь нас не с тем поймали, чтобы скушать, Хозяин, вижу я, охотник песни слушать.Так если голосом ему я угожу,Быть может, тем себе награду заслужу, И он мою неволю окончает».Так рассуждал — и начал мой певец: И песнью он зарю вечерню величает,И песнями восход он солнечный встречает, Но что же вышло наконец?Он только отягчил свою тем злую долю. Кто худо пел, для тех давно Хозяин отворил и клетки и окно И распустил их всех на волю; А мой бедняжка Соловей, Чем пел приятней и нежней, Тем стерегли его плотней.
КРЕСТЬЯНИН И ОВЦА
Крестьянин пóзвал в суд Овцу;Он уголовное взвел на бедняжку дело;Судья — Лиса: оно в минуту закипело. Запрос ответчику, запрос истцу, Чтоб рассказать по пунктам и без крика: Как было дело, в чем улика? Крестьянин говорит: «Такого-то числа, Поутру, у меня двух кур недосчитались:От них лишь косточки да перышки остались; А на дворе одна Овца была».Овца же говорит: она всю ночь спала,И всех соседей в том в свидетели звала,Что никогда за ней не знали никакого Ни воровства, Ни плутовства;А сверх того, она совсем не ест мясного.И приговор Лисы вот, от слова до слова:«Не принимать никак резонов от Овцы, Понеже хоронить концы Все плуты, ведомо, искусны;По справке ж явствует, что в сказанную ночь — Овца от кур не отлучалась прочь, А куры очень вкусны, И случай был удобен ей; То я сужу, по совести моей, Нельзя, чтоб утерпела И кур она не съела; И вследствие того казнить Овцу,И мясо в суд отдать, а шкуру взять истцу».
СКУПОЙ
Какой-то домовой стерег богатый клад,Зарытый под землей; как вдруг ему наряд От демонского воеводы —Лететь за тридевять земель на многи годы.А служба такова: хоть рад или не рад, Исполнить должен повеленье. Мой домовой в большом недоуменьи, Кáк без себя сокровище сберечь? Кому его стеречь?Нанять смотрителя, построить кладовые — Расходы надобно большие;Оставить так его,— так может клад пропасть; Нельзя ручаться ни за сутки; И вырыть могут и украсть: На деньги люди чутки.Хлопочет, думает — и вздумал наконец.Хозяин у него был скряга и скупец.Дух, взяв сокровище, является к Скупому И говорит: «Хозяин дорогой!Мне в дальние страны показан путь из дому; А я всегда доволен был тобой: Так на прощанье, в знак приязни,Мои сокровища принять не откажись! Пей, ешь и веселись, И трать их без боязни! Когда же прѝдет смерть твоя. То твой один наследник я: Вот все мое условье;А впрочем, да продлит судьба твое здоровье!» Сказал — и в путь. Прошел десяток лет, другой. Исправя службу, домовой Летит домой В отечески пределы.Чтó ж видит? О, восторг! Скупой с ключом в руке От голода издох на сундуке — И все червонцы целы. Тут Дух опять свой клад Себе присвоил И был сердечно рад,Что сторож для него ни денежки не стоил.Когда у золота скупой не ест, не пьет,—Не домовому ль он червонцы бережет?
ВОЛК И МЫШОНОК
Из стада серый Волк В лес óвцу затащил, в укромный уголок, Уж разумеется, не в гости:Овечку бедную обжора ободрал, И так ее он убирал, Что на зубах хрустели кости.Но как ни жаден был, а съесть всего не мог; Оставил к ужину запас и подле лег Понежиться, вздохнуть от жирного обеда. Вот близкого его соседа,Мышонка, запахом пирушки привлекло.Меж мхов и кочек он тихохонько подкрался, Схватил кусок мясца — и с ним скорей убрался К себе домой, в дупло. Увидя похищенье, Волк мой По лесу поднял вой; Кричит он: «Караул! разбой! Держите вора! Разоренье: Расхитили мое именье!»Такое ж в городе я видел приключенье:У Климыча-судьи часишки вор стянул И он кричит на вора: караул!
ДВА МУЖИКА
«Здорово, кум Фаддей!» — «Здорово, кум Егор!» «Ну, каково, приятель, поживаешь?»«Ох, кум, беды моей, что вижу, ты не знаешь!Бог посетил меня: я сжег дотла свой двор И по миру пошел с тех пор». «Кáк так? Плохая, кум, игрушка!»«Да так! О рождестве была у нас пирушка;Я со свечой пошел дать корму лошадям; Признаться в голове шумело;Я как-то заронил, насилу спасся сам; А двор и все добро сгорело.Ну, ты как?» — «Ох, Фаддей, худое дело!И на меня прогневался, знать, бог: Ты видишь, я без ног;Как сам остался жив, считаю, право, дивом.Я тож о рождестве пошел в ледник за пивом,И тоже чересчур, признаться, я хлебнул С друзьями полугару; А чтоб в хмелю не сделать мне пожару, Так я свечу совсем задул:Ан, бес меня впотьмах так с лестницы толкнул, Что сделал из меня совсем не человека, И вот я с той поры калека». «Пеняйте на себя, друзья! —Сказал им сват Степан.— Коль молвить правду, я Совсем не чту за чудо,Что ты сожег свой двор, а ты на костылях: Для пьяного и со свечою худо; Да вряд не хуже ль и впотьмах».
ДВЕ СОБАКИ
Дворовый, верный пес Барбос, Который барскую усердно службу нес, Увидел старую свою знакомку, Жужу, кудрявую болонку. На мягкой пуховой подушке, на окне. К ней ластяся, как будто бы к родне, Он, с умиленья, чуть не плачет, И под окном Визжит, вертит хвостом И скачет. «Ну, что, Жужутка, как живешь,С тех пор как господа тебя в хоромы взяли? Ведь помнишь: на дворе мы часто голодали. Какую службу ты несешь?»«На счастье грех роптать,— Жужутка отвечает,— Мой господин во мне души не чает; Живу в довольстве и добре, И ем и пью на серебре;Резвлюся с барином: а ежели устану,Валяюсь по коврам и мягкому дивану. Ты как живешь?» — «Я,— отвечал Барбос,Хвост плетью опустя и свой повеся нос,— Живу по-прежнему: терплю и холод И голод, И, сберегаючи хозяйский дом,Здесь под забором сплю и мокну под дождем; А если невпопад залаю, То и побои принимаю. Да чем же ты, Жужу, в случáй попал, Бессилен бывши так и мал,Меж тем как я из кожи рвусь напрасно?Чем служишь ты?» — «Чем служишь! Вот прекрасно!— С насмешкой отвечал Жужу.— На задних лапках я хожу». Как счастье многие находят Лишь тем, что хорошо на задних лапках ходят!
КОШКА И СОЛОВЕЙ
Поймала Кошка Соловья, В бедняжку когти запустила И, ласково его сжимая, говорила: «Соловушка, душа моя!Я слышу, что тебя везде за песни славят И с лучшими певцами рядом ставят. Мне говорит лиса-кума, Что голос у тебя так звонок и чудесен, Что от твоих прелестных песен Все пастухи, пастушки — без ума. Хотела б очень я сама Тебя послушать.Не трепещися так; не будь, мой друг, упрям; Не бойся, не хочу совсем тебя я кушать. Лишь спой мне что-нибудь: тебе я волю дам И отпущу гулять по рощам и лесам.В любви я к музыке тебе не уступаю.И часто, про себя мурлыча, засыпаю». Меж тем мой бедный Соловей Едва-едва дышал в когтях у ней. «Ну, что же? — продолжает Кошка,— Пропой, дружок, хотя немножко».Но наш певец не пел, а только что пищал. «Так этим-то леса ты восхищал!— С насмешкою она спросила.— Где ж эта чистота и сила,О коих все без умолку твердят?Мне скучен писк такой и от моих котят.Нет, вижу, что в пеньé ты вовсе не искусен: Все без начала, без конца.Посмотрим, на зубах каков-то будешь вкусен!» И съела бедного певца — До крошки.Сказать ли на ушко, яснее, мысль мою? Худые песни Соловью В когтях у Кошки.
РЫБЬЯ ПЛЯСКА
От жалоб на судей, На сильных и на богачей Лев, вышед из терпенья,Пустился сам свои осматривать владенья.Он ѝдет, а Мужик, расклавши огонек, Наудя рыб, изжарить их сбирался.Бедняжки прыгали от жару кто как мог; Всяк, видя близкий свой конец, метался. На Мужика разинув зев:«Кто ты? что делаешь?» — спросил сердито Лев. «Всесильный царь! — сказал Мужик, оторопев,— Я старостою здесь над водяным народом; А это старшины, все жители воды; Мы собрались сюды Поздравить здесь тебя с твоим приходом».«Ну, как они живут? Богат ли здешний край?» «Великий государь! Здесь не житье им — рай. Богам о том мы только и молились, Чтоб дни твои бесценные продлились».(А рыбы между тем на сковородке бились.)«Да отчего же,— Лев спросил,— скажи ты мне, Они хвостами так и головами машут?»«О мудрый царь! — Мужик ответствовал,— оне От радости, тебя увидя, пляшут».Тут, старосту лизнув Лев милостиво в грудь Еще изволя раз на пляску их взглянуть, Отправился в дальнейший путь.
ПРИХОЖАНИН
Есть люди: будь лишь им приятель,То первый ты у них и гений и писатель, Зато уже другой, Как хочешь сладко пой,Не только, чтоб от них похвал себе дождаться, В нем красоты они и чувствовать боятся.Хоть, может быть, я тем немного досажу,Но вместо басни быль на это им скажу. Во храме проповедник (Он в красноречии Платона был наследник) Прихóжан поучал на добрые дела.Речь сладкая, как мед, из уст его текла.В ней правда чистая, казалось, без искусства, Как цепью золотой,Возъемля к небесам все помыслы и чувства, Сей обличала мир, исполненный тщетой. Душ пастырь кончил поученье;Но всяк ему еще внимал и, до небес Восхѝщенный, в сердечном умиленье Не чувствовал своих текущих слез.Когда ж из божьего миряне вышли дому: «Какой приятный дар! —Из слушателей тут сказал один другому,— Какая сладость, жар!Как сильно он влечет к добру сердца народа! А у тебя, сосед, знать, черствая природа, Что на тебе слезинки не видать?Иль ты не понимал?» — «Ну, как не понимать! Да плакать мне какая стать: Ведь я не здешнего прихода».
ВОРОНА
Когда не хочешь быть смешон, Держися звания, в котором ты рожден. Простолюдин со знатью не роднися; И если карлой сотворен, То в великаны не тянися, А помни свой ты чаще рост. Утыкавши себе павлиным перьем хвост, Ворона с Павами пошла гулять спесиво — И думает, что на нее Родня и прежние приятели ее Все заглядятся, как на диво; Что Павам всем она сестра И что пришла ее пора Быть украшением Юнонина двора.Какой же вышел плод ее высокомерья?Что Павами она ощипана кругом И что, бежав от них, едва не кувырком, Не говоря уж о чужом,На ней и своего осталось мало перья.Она было назад к своим; но те совсем Заклеванной Вороны не узнали, Ворону вдосталь ощипали, И кончились ее затеи тем, Что от Ворон она отстала, А к Павам не пристала.Я эту басенку вам былью поясню. Матрене, дочери купецкой, мысль припала, Чтоб в знатную войти родню. Приданого за ней полмиллиона. Вот выдали Матрену за барона.Что ж вышло? Новая родня ей колет глаз Попреком, что она мещанкой родилась,А старая за то, что к знатным приплелась: И сделалась моя Матрена Ни Пава, ни Ворона.
ПЕСТРЫЕ ОВЦЫ
Лев пестрых невзлюбил овец.Их просто бы ему перевести не трудно; Но это было бы неправосудно — Он не на то в лесах носил венец,Чтоб подданных душить, но им давать расправу;А видеть пеструю овцу терпенья нет!Как сбыть их и сберечь свою на свете славу? И вот к себе зовет Медведя он с Лисою на совет — И им за тайну открывает,Что, видя пеструю овцу, он всякий раз Глазами целый день страдает И что придет ему совсем лишиться глаз,И как такой беде помочь, совсем не знает. «Всесильный Лев! — сказал, насупяся, Медведь,— На что тут много разговоров? Вели без дальних сборов Овец передушить. Кому о них жалеть?»Лиса, увидевши, что Лев нахмурил брови, Смиренно говорит: «О царь! наш добрый царь! Ты, верно, запретишь гнать эту бедну тварь — И не прольешь невинной крови.Осмелюсь я совет иной произнести:Дай повеленье ты луга им отвести,Где б был обильный корм для маток И где бы поскакать, побегать для ягняток;А так как в пастухах у нас здесь недостаток, То прикажи овец волкам пасти. Не знаю, как-то мне сдается,Что род их сам собой переведется.А между тем, пускай блаженствуют оне;И что б ни сделалось, ты будешь в стороне». Лисицы мнение в совете силу взяло И так удачно в ход пошло, что, наконец, Не только пестрых там овец — И гладких стало мало.Какие ж у зверей пошли на это толки? —Что Лев бы и хорош, да все злодеи волки.
БЕЛКА
У Льва служила Белка.Не знаю, как и чем; но дело только в том,Что служба Белкина угодна перед Львом;А угодить на Льва, конечно, не безделка.За то обещан ей орехов целый воз.Обещан — между тем все время улетает;А Белочка моя нередко голодает И скалит перед Львом зубкѝ свои сквозь слез. Посмотрит: по лесу то там, то сям мелькают Ее подружки в вышине;Она лишь глазками моргает, а оне Орешки знай себе щелкают да щелкают.Но наша Белочка к орешнику лишь шаг, Глядит — нельзя никак:На службу Льву ее то кличут, то толкают.Вот Белка наконец уж стала и стара И Льву наскучила: в отставку ей пора. Отставку Белке дали,И точно, целый воз орехов ей прислали.Орехи славные, каких не видел свет;Все на отбор: орех к ореху — чудо! Одно лишь только худо — Давно зубов у Белки нет.
ЩУКА
На Щуку подан в суд донос,Что от нее житья в пруде не стало; Улик представлен целый воз, И виноватую, как надлежало, На суд в большой лохани принесли. Судьи невдалеке сбирались; На ближнем их лугу пасли;Однако ж имена в архиве их остались. То были два Осла,Две Клячи старые да два иль три Козла;Для должного ж в порядке дел надзора Им придана была Лиса за прокурора. И слух между народа шел,Что Щука Лисыньке снабжала рыбный стол;Со всем тем не было в судьях лицеприязни, И то сказать, что Щукиных проказ Удобства не было закрыть на этот раз.Так делать нечего: пришло писать указ,Чтоб виноватую предать позорной казни И, в страх другим, повесить на суку. «Почтенные судьи!— Лиса тут приступила,— Повесить мало, я б ей казнь определила, Какой не видано у нас здесь на веку:Чтоб было впредь плутам и страшно и опасно— Так утопить ее в реке».— «Прекрасно!»— Кричат судьи. На том решили все согласно И Щуку бросили — в реку!
КУКУШКА И ОРЕЛ
Орел пожаловал Кукушку в Соловьи. Кукушка, в новом чине, Усевшись важно на осине. Таланты в музыке свои Выказывать пустилась; Глядит — все прочь летят,Одни смеются ей, а те ее бранят. Моя Кукушка огорчилась,И с жалобой на птиц к Орлу спешит она. «Помилуй! — говорит,— по твоему веленью Я Соловьем в лесу здесь названа; А моему смеяться смеют пенью!»«Мой друг! — Орел в ответ,— я царь, но я не бог. Нельзя мне от беды твоей тебя избавить. Кукушку Соловьем честить я мог заставить; Но сделать Соловьем Кукушку я не мог».
БРИТВЫ
С знакомцем съехавшись однажды я в дороге, С ним вместе на одном ночлеге ночевал. Поутру, чуть лишь я глаза продрал,И что же узнаю? — Приятель мой в тревоге: Вчера заснули мы меж шуток, без забот; Теперь я слушаю — приятель стал не тот. То вскрикнет он, то охнет, то вздохнет.«Что сделалось с тобой, мой милый?.. Я надеюсь, Не болен ты».— «Ох! ничего: я бреюсь». «Как! только?» Тут я встал — гляжу: проказник мой У зеркала сквозь слез так кисло морщит рожу,Как будто бы с него содрать сбирались кожу. Узнавши наконец вину беды такой:«Что дива? — я сказал,— ты сам себя тиранишь. Пожалуй, посмотри: Ведь у тебя не Бритвы — косари;Не бриться — мучиться ты только с ними станешь». «Ох, братец, признаюсь, Что Бритвы очень тупы!Как этого не знать? Ведь мы не так уж глупы; Да острыми-то я порезаться боюсь». «А я, мой друг, тебя уверить смею, Что Бритвою тупой изрежешься скорей, А острою обреешься верней: Умей владеть лишь ею». Вам пояснить рассказ мой я готов:Не так ли многие, хоть стыдно им признаться, С умом людей — боятся,И терпят при себе охотней дураков?
БУЛАТ
Булатной сабли острый клѝнок Заброшен был в железный хлам; С ним вместе вынесен на рынок И мужику задаром продан там. У мужика затеи не велики:Он отыскал тотчас в Булате прок.Мужик мой насадил на клѝнок черенок И стал Булатом драть в лесу на лапти лыки, А дома, зáпросто, лучину им щепать;То ветви у плетня, то сучья обрубать Или обтесывать тычины к огороду. Ну так, что не прошло и году,Как мой Булат в зубцах и в ржавчине кругом, И дети ездят уж на нем Верхом. Вот еж, в избе под лавкой лежа, Куда и клѝнок брошен был, Однажды так Булату говорил:«Скажи, на что вся жизнь твоя похожа? И если про Булат Так много громкого неложно говорят, Не стыдно ли тебе щепать лучину Или обтесывать тычину, И, наконец, игрушкой быть ребят?»«В руках бы воина врагам я был ужасен,—Булат ответствует,— а здесь мой дар напрасен: Так, низким лишь трудом я занят здесь в дому: Но разве я свободен?Нет, стыдно-то не мне, а стыдно лишь тому, Кто не умел понять, к чему я годен».
ОСЕЛ
Был у крестьянина Осел, И так себя, казалось, смирно вел,Что мужику нельзя им было нахвалиться;А чтобы он в лесу пропасть не мог —На шею прицепил мужик ему звонок.Надулся мой Осел: стал важничать, гордиться (Про ордена, конечно, он слыхал),И думает, теперь большой он барин стал;Но вышел новый чин Ослу, бедняжке, соком (То может не одним Ослам служить уроком). Сказать вам должно наперед: В Осле не много чести было;Но до звонка ему все счастливо сходило: Зайдет ли в рожь, в овес иль в огород,— Наестся дóсыта и выйдет тихомолком. Теперь пошло иным все толком:Куда ни сунется мой знатный господин,Без умолку звенит на шее новый чин. Глядят: хозяин, взяв дубину,Гоняет то со ржи, то с гряд мою скотину;А там сосед, в овсе услыша звук звонка, Ослу колом ворочает бока.Ну, так, что бедный наш вельможа До осени зачах,И кости у Осла остались лишь да кожа. И у людей в чинах С плутами та ж беда: пока чин мал и беден, То плут не так еще приметен;Но важный чин на плуте как звонок:Звук от него и громок и далек.
МИРОН
Жил в городе богач, по имени Мирон.Я имя вставил здесь не с тем, чтоб стих наполнить; Нет, этаких людей не худо имя помнить. На богача кричат со всех сторон Соседи; а едва ль соседи и не правы,Что будто у него в шкатулке миллион —А бедным никогда не даст копейки он. Кому не хочется нажить хорошей славы?Чтоб толкам о себе другой дать оборот, Мирон мой распустил в народ,Что нищих впредь кормить он будет по субботам. И подлинно, кто ни придет к воротам — Они не заперты никак.«Ахти! — подумают,— бедняжка разорился!» Не бойтесь, скряга умудрился:В субботу с цéпи он спускает злых собак;И нищему не то чтоб пить иль наедаться,— Дай бог здоровому с двора убраться.Меж тем Мирон пошел едва не во святых.Все говорят: «Нельзя Мирону надивиться;Жаль только, что собак таких он держит злых И трудно до него добиться:А то он рад последним поделиться». Видать случалось часто мне, Как доступ не легок в высокие палаты; Да только всё собаки виноваты — Мироны ж сами в стороне.
ВОЛК И КОТ
Волк из лесу в деревню забежал, Не в гости, но живот спасая; За шкуру он свою дрожал:Охотники за ним гнались и гончих стая.Он рад бы в первые тут шмыгнуть ворота, Да то лишь горе, Что все ворота на запоре. Вот видит Волк мой на заборе КотаИ молит: «Васенька, мой друг! скажи скорее, Кто здесь из мужичков добрее,Чтобы укрыть меня от злых моих врагов?Ты слышишь лай собак и страшный звук рогов! Все это ведь за мной».— «Проси скорей Степана; Мужик предобрый он».— Кот Васька говорит. «То так; да у него я ободрал барана». «Ну, попытайся ж у Демьяна».«Боюсь, что на меня и он сердит: Я у него унес козленка».«Беги ж, вон там живет Трофим».«К Трофиму? Нет, боюсь и встретиться я с ним: Он на меня с весны грозится за ягненка!»«Ну, плохо ж! Но авось тебя укроет Клим!»«Ох, Вася, у него зарезал я теленка!»«Что вижу, кум! Ты всем в деревне насолил,— Сказал тут Васька Волку,—Какую ж ты себе защиту здесь сулил?Нет, в наших мужичках не столько мало толку, Чтоб на свою беду тебя спасли они. И правы,— сам себя вини: Что ты посеял — то и жни».
ЛЕЩИ
В саду у барина в пруде, В прекрасной ключевой воде, Лещи водились.Станицами они у берегу резвились,И золотые дни, казалось им, катились. Как вдругК ним барин напустить велел с полсотни щук.«Помилуй! — говорит его, то слыша, друг,— Помилуй, что ты затеваешь? Какого ждать от щук добра:Ведь не останется Лещей здесь ни пера. Иль жадности ты щук не знаешь?» «Не трать своих речей,—Боярин отвечал с улыбкою,— все знаю; Да только ведать я желаю,С чего ты взял, что я охотник до Лещей?»