Русская басня

В каштанах по уши, у барина в дому Гусь жирный хвастался судьбой пред уткой дикой; Он знаки щедростей, оказанных ему, Считал своих заслуг наградой и отликой. «И жалко и смешно смотреть на эту спесь,— Дикарки был ответ,— тут есть ошибка в счете; Живем мы про себя, вы про других живете; Мы кормимся, а вас откармливают здесь».

ЯЗЫК И ЗУБЫ

Восточный аполог

      Один султан пенял седому визирю, Что твердой стойкости он не имел во нраве. «За недостаток сей судьбу благодарю! Им удержался я и в почести и в славе,— Сказал визирь ему,— и при дворе твоем Средь частых перемен он был моим щитом. Мне шестьдесят пять лет,— прибавил он с улыбкой.— Из твердых тех зубов, которые имел,             Ты видишь — редкий уцелел. Но все их пережил один язык мой гибкой».

КАБАН И ОСЕЛ

              Осел с Кабаном повстречался И так, как свойственно скоту, Над гордым зверем насмехался, Хваля меж тем свой ум, таланты, красоту. «Поди прочь от меня, негодное творенье! —               Кабан Ослу сказал.— За дерзость бы тебя я тотчас растерзал, Но ты осел, ты глуп, мой гнев к тебе — презренье».

А.С. Пушкин 

САПОЖНИК

Притча

     Картину раз высматривал сапожник И в обуви ошибку указал; Взяв тотчас кисть, исправился художник. Вот, подбочась, сапожник продолжал: «Мне кажется, лицо немного криво... А эта грудь не слишком ли нага?..» Тут Апеллес прервал нетерпеливо: «Суди, дружок, не свыше сапога!»      Есть у меня приятель на примете! Не ведаю, в каком бы он предмете Был знатоком, хоть строг он на словах; Но черт его несет судить о свете: Попробуй он судить о сапогах!

Е.И. Алипанов 

ПАСТУХ И ВОЛЧОНОК

У Пастуха была плохая собачонка, А стадо надобно уметь оберегать; Другого сторожа Пастух придумал взять!                      Поймал в лесу Волчонка,                  Воспитывать при стаде стал;                      Лелеял да ласкал,                Почти из рук не выпускал. Волчонок подобрел. Пастух с ним забавлялся, И, глядя на него, не раз он улыбался И приговаривал: «Расти, Волчок, крепись. Защитника себе ягнятки дождались! Не даст он никому моей овечки скушать».                      Как видно, наш пастух                      К пословицам был глух;                А надо бы ему прислушать:                Кормленый волк не то, что пес;                Корми, а он глядит всё в лес. Волчонок к осени порядочным стал волком; Отцовский промысел в уме своем держал                      Да случай выбирал. Надеясь на него, Пастух позадремал; А сторож задушил овечек тихомолком                      Да был таков. Опасно — выбирать в Собаки из Волков!

МЕЛЬНИЦА

Дед-мельник посильней пустил в колеса воду               И, жерновам прибавя ходу,                     Пошел поспать домой,               А внук на мельнице остался;               Он был детина молодой               И за помол еще не брался, А потому не знал он, отчего Вертелись жернова в глазах его. К тому же молодца немало удивило: С чего-то колесо заржало вдруг, завыло, Ну так, что малого чуть-чуть не оглушило.               В испуге он остолбенел!        Приходит дед: на жернов посмотрел, Помазал колесо, и скрып стал тише, тише;               Затих. Тут дед сказал: «Смотри же:        Помажешь колесо — и в свой черед               Оно охотнее пойдет,               Тебе в работе помогая;               Труды же скупо награждая,                     Услышишь ропот, вой,                     Как скрып колесовой».

СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ

За пляску нежилась Фиделька у господ; Барбос, хранящий двор, прикован у ворот. А потчуют его костями лишь на стуже. Вот правда светская: полезному — жизнь хуже!

ЗОНТИК

             Валялся зонтик. С красным днем Забыта вся его бывалая услуга. Пошло ненастье, дождь — тут вспомнили о нем. Приди беда, найдем оставленного друга!

ЗАЖИГАТЕЛЬНОЕ СТЕКЛО

               Простое белое стекло                В знакомство с солнышком вступило И от лучей его огонь произвело. Счастливец тот, кого ученье просветило!

СКВОРЕЦ

Застигнутый в лесу ненастьем и грозой              Скворец летал и утомился, И Ястреб уж над ним издалека кружился, Но благотворною он был спасен рукой: Шел мимо птицелов и взял Скворца с собой. Спокоен скворушка; есть домик теплый, сытный, И вместе с домиком — к вельможе он попал;              Вельможа тот был адмирал, И в бурю кораблем России управлял, Был столько ж добр душой, как саном знаменитый.      Отвел Скворцу решетчатый приют, И Скворушку теперь лелеют, берегут;                    Лишь только он проснется,              То зернышки к нему летят,              И свежая водица льется,              И с лаской на него глядят;              Укрыт от бури и погоды,              От хищных ястреба когтей,              И в доле счастливой своей Поет, как на лугу в дни радостной свободы.              Случилось раз, что земледел                   К вельможе в дом пришел;       И смотрит он, как Скворушке в отраду              Манили птичку на прохладу. Из клетки в водоем Скворец перелетел,              Расправил крылья, разыгрался              И, веселясь, в воде плескался.              Прохлада Скворушке мила! Вельможа, видя то, душою утешался;              Крестьянин так же восхищался: Приятно и смотреть на добрые дела!              Но Скворушка уже на воле.              Что ж, не летит ли в чисто поле?              Нет,— вспомня свой приютный дом, Он в клеточку летит с веселою душою, Чтоб благодетеля потешить голоском.       Живи, Скворец, и старцу пой зимою; Напоминай ему о сделанном добре И весели его при вечера заре.              Во всякой счастлив тот поре, На помощь к ближнему простерта чья десница; А к благодетелю признательна и птица.

СВИНЬЯ В ОГОРОДЕ

Сибирская свинья безвестною жила              На винокуренном заводе;        Безвестно жить и у людей не в моде,        Так в знать войти неряхе мысль пришла И счастия искать на это в огороде.        Как видно, подстрекнул Хавронью бес,                            Иль, может статься,              Наскучило в грязи валяться, Но только решено на чудо из чудес! Въезжает уж в Москву она с свиньями пышно,        Но всё еще в Москве о ней не слышно! «Узнает же, кто я, московский весь народ»,— Хавронья хрюкнула; вломилась в огород, А в нем хозяина, на грех, не видно было; Вот по грядам она прилежно водит рыло, И что-то начала искать и землю рыть; Сама взъерошилась, подняв свои щетины. Однако ничего нигде не мог найти                     По вкусу ум свининый.                     «Всё плохо, плохо здесь! — Она ворчит себе.— И видно неуменье!        Я б огород пересадила весь              На образец, на загляденье. Здесь место заняли капустой да травой, А лучше б посадить крапивы полевой;              А тут бы с бáрдой чан поставить. Какую пользу бы могли они доставить! Но всё у них не так. О! я, как захочу,                      За это проучу, И всё, что тут растет, на славу в грязь втопчу!»               Что долго думать? Принялася;               Ну, теребить капусту с гряд,               Укроп, и мяту, и салат; Не полевым кротом, но бурей поднялася!                     Левкои, алый мак,              Петрушку, спаржу, пустарнак             Смешала с грязью в кавардак!        Случись к тому, ослов тут мимо гнали; В забор уставя лбы, ослы забормотали.        «Ну, хрюкушка!— тут Долгоух сказал.— Такой я смелости в тебе не ожидал! Теперь-то я смекнул, и вот мои догадки:                            Ведь ты умней,                                  Смелей,              Ну, даже и чудских свиней! Такие чудеса кто б сделал без ухватки?» Хавроньи голову вскружила похвала,              Хавронья рыло подняла,— До честолюбия и свиньи, видно, падки!—        И хрюкает: «О мне везде молва;        Я знаю Русь, и ей о мне известно;              А похвалу услышать лестно!»                      — «Молчать, кума, молчать!—        Тут Ворон наградил ее советом.— Не величайся так! Какая польза в этом,              Что худо, что добро, не знать,                     Да браться разбирать? А твой разбор такой, чтоб грязью всё марать. Подумай, сколько ты хорошему вредила,              Но лишь ослам ты угодила,              А нам хвалить какая стать?»              Иной Зоил не только пишет, Но даже в критике сам глупой спесью дышит! И тем довольнее, чем больше разругал.              Пускай чужие недостатки              Завистнику б казались сладки;              А то наш шарлатан, нахал,                            Добро и худо                      В одно воротит блюдо, И, радуясь, что тем ослов он насмешил,        Сам думает: «Я славу заслужил!»

М.Д. Суханов

ЧЕРЕПАХА

Раз Черепаха Льву прошение вручила;     Она о месте Льва просила. «В какой же должности желаешь ты служить?»—     Спросила у нее Собака. «Я,— отвечала Черепаха,—     Хотела б скороходом быть».     «Ну можно ли?— Собака возразила.— Сама бы по себе ты прежде рассудила: Ну как тебе в сем званье быть? Ты ползаешь, а надобно ходить! Ты по-пустому Льва просила. Так, видно, ты при знатных не служила?».     От Черепахи был ответ: «Не по способности ведь судит ныне свет;     Лишь дал бы бог определиться!     Довольны будут здесь услугою моей». И что ж? Искательством друзей                   Дано то место ей! И ею не могли довольно нахвалиться.

ОГОНЬ И БЕРЕСТА

Рыбак, наудя рыб, расклад на бережок              Трескучий огонек. Вблизи Огня Берестинка лежала;          Едва лишь в свет она вступала. Увидя тут ее, Огонь сказал: «Ах! молодешенька ты в шумный свет вступаешь,                  Еще не знаешь,              Как ныне он коварен стал.              Но... если б ты решилась              Себя под власть мою отдать, Я стал бы как сестру родную защищать».          Как сильного защиты не принять?                  Береста согласилась. Чрез несколько минут вдруг начал дуть Борей.          С своей защитою Огонь поближе к ней;          Дотронулся ее, Береста запылала!                  Еще минута — и пропала:      Остался пепел лишь от ней. Неопытность, страшись ласкателей-друзей!

МЕДВЕДЬ

Медведь Львом сделан был судьей.     Спустя немного дней, Вот волк его по дружбе навещает: «Что, брат?— у Миши он спросил,— Когда проситель к вам смиренно прибегает И даст медку? Возьмешь?» Ответ Медведя был: «О нет! Лев очень строг; я свято чту уставы, Но с медом он пускай идет к моей жене,     Она возьмет, и мне — На лапу попадет, а будем — оба правы!»     Таких судей Немало встарь бывало у людей.

МЯТА

В одном саду, в тени сиреневых кустов.           На грядке меж цветов,                 Лилей и васильков,           И мята выросла простая.           Садовник тамошний, Панфил, Лилеи, васильки водою поливая,           Любуясь ими, их хвалил;                 А мята, примечая, Одна похвал не получая, Раздумалась с собой:           «Жестокий жребий мой!           Я пользу доставляю, Но лишь одну меня не хвалят... Понимаю! Мой вид не так цветист, я всех из них простей». Как не жалеть, что свет превратно рассуждает!           Он тех честит и тех ласкает, Кто не полезнее, а видом поцветней.

УТЮГ И МУНДИР