Арена

22
18
20
22
24
26
28
30

Надежда, укрывшись легоньким штопаным платком, лежала на второй полке, головой к выходу. Шовкуненко то и дело прикрывал двери, беспокойно оберегая ее сон.

В сутолоке и пугающей неопределенности последних дней, когда он вместе с Надей остался на земле по сути с птичьими правами, Шовкуненко понял всю неотвратимость случившегося. О себе он почти не думал…

— Слышь-ка, буди свою жинку. Минут через двадцать будем в Лескачихе, — неожиданно обратился к Шовкуненко старик, сидевший напротив. Шовкуненко уже давно ловил на себе его пытливый взгляд. Старик, как и он, не принимал участия в разговорах, что тихо роились во всех углах вагона, где смогли приткнуться люди. Старик сидел строго и только иногда потеплевшими глазами смотрел, как Шовкуненко старательно прикрывал мечущуюся от пассажиров дверь.

— Надя! Надя!

— Что, приехали?!

— Да, надо скорее… Я выйду в тамбур.

Надежда соскочила с полки, набросила платок на голову, повязала его концы на груди крест-накрест, стянув узлом на спине, затем достала чемодан и кошелку.

— На барахолку? — обратился к ней старик.

Надежда не поняла.

— В Лескачиху, говорю, на барахолку, что ль, едете? — переспросил старик.

— На работу, — вздохнула Надежда и поднялась навстречу Шовкуненко.

— Заботливый он у тебя, — рассуждая, продолжал старик. — Небось из инженеров?

— Нет! — коротко ответила Надежда и устало отвернулась к окну. Тогда старик с удивлением посмотрел на кожаное, поношенное, но щегольского вида пальто Шовкуненко и перестал расспрашивать.

За вокзалом тотчас начиналась Лескачиха. Была ли она деревней, колхозом, городком, Надежда не знала. Она не спрашивала, она просто шла за Шовкуненко. Подхватив свои вещи и опуская голову, чтобы защитить глаза от колючего сибирского ветра, Надежда шла за Шовкуненко. Его большая тень равномерно передвигалась впереди. Ее же тень была маленькой, как путевой столбик. И когда Надежда глядела на эти две движущиеся тени, ей казалось, что рядом идет большой человек, кто знает, хороший он пли плохой, только почему-то на привязи, от которой, видно, не смог освободиться и вырвал ее из земли вместе со столбиком. Так и тянет за собой. Кругом дома, точно кочки, небольшая покосившаяся церковь, и только — это Лескачиха!

— Нам нужно выйти к площади, но где она здесь, может, за домами? — полуобернувшись, проговорил Шовкуненко.

Надежда тоже посмотрела на дома: площади между ними не было видно.

— Плутаете?! — неожиданно окликнул их знакомый голос. Это был все тот же попутчик, любопытный, видимо, старик.

— Площадь вот ищем. Дед, где у вас тут большие базары бывают?

— Базар, говоришь? А на что он те сдался?

— Нужно, отец. Сам-то из Лескачихи?