За спиной хлопает дверь. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как из душа выходит Пиа. Бедра она обернула полотенцем. Груди и плечи блестят капельками воды, а волосы собраны в кичку на макушке.
– Мама? – вытаращив глаза, выдыхает Пиа.
– Пиа? Что, во имя Всевышнего, ты здесь делаешь?
Улыбка на лице Черстин гаснет, и накрашенный красной помадой рот сжимается в ниточку. Костяшки пальцев на руке, в которой она держит кулек с плюшками, заметно бледнеют.
– Жалкое существо, – бросает она, влепляя мне такую смачную пощечину, что я едва не теряю равновесие. Затем, повернувшись ко мне спиной, Черстин направляется к лестнице.
Билли бросает на меня полный сомнений взгляд, прежде чем со всех лап припустить вслед за своей мамулей.
Мы стоим перед роскошным особняком на улице Страндвеген в центре Стокгольма. Запрокинув голову, я разглядываю фасад, украшенный колоннами, ангелами и стилизованными лавровыми венками.
Крупные снежные хлопья ложатся мне на лоб.
– Нехило тут всего налеплено, – говорю я, повернувшись к Манфреду.
– А чего ты хотел? У них денег куры не клюют.
– Как у тебя?
Манфред, ничего не говоря в ответ, окидывает меня долгим взглядом. Он подходит к воротам и, стащив перчатку, прижимает пухлый палец к маленькой панели с кнопками.
– Какой код?
– Девятнадцать – двадцать девять, – отвечаю я. Начало великой депрессии. Эти цифры явно подходят всем в доме.
Манфред нажимает нужные кнопки, и дверь с жужжанием поднимается вверх.
Попав в холл, мы изучаем латунные таблички на стене и делаем вывод, что де Веги проживают на шестом этаже.
– Хорошенькое дельце, – говорю я, разглядывая стенные фрески в охристо-золотых тонах.
Манфред ничего не говорит, но насупленные брови выдают его озабоченность.
Порой мне кажется, что он испытывает дискомфорт оттого, что принадлежит к высшему сословию и живет в паре кварталов отсюда, в окружении обеспеченного меньшинства, которому не приходится в пятницу прикидывать, хватит ли зарплаты на кусок говяжьего филе или бутылочку настоящего шампанского. Большинство полицейских живут иначе. Основная их масса – так называемые «обычные люди». Вопрос, конечно, заключается в том, что вкладывается в понятие «обычный человек». Я вот не уверен, что хоть раз с таким встречался. Манфред во многих отношениях вполне обычен: он развелся, снова женился, растит маленькую дочь. Забирает ее из садика, ссорится с бывшей, борется с лишним весом.
Манфред вообще прост, как валенок.