Все лгут

22
18
20
22
24
26
28
30

Я погружаюсь в раздумья.

– Эти девушки, – говорю я. – Чем они занимаются в свободное время?

– Не имею ни малейшего понятия.

– Зато я имею. У тебя есть номер местного полицейского участка?

* * *

Я стою на вершине утеса Кунгсклиппан, глядя на свинцово-серую воду. Небо обложено тяжелыми тучами, но выглядывающая из прорех между ними голубизна намекает на то, что солнце все еще светит где-то высоко, над плотным покрывалом облаков.

Ветер треплет мне куртку и ерошит волосы, которыми я с таким трудом прикрыл лысину. Я подношу руку к голове, чтобы пригладить их, и заглядываю за край обрыва, ощущая в животе спазмы. У подножия утеса волны разбиваются о камни и превращаются в белую пену.

Двадцать лет под водой. Двадцать лет в холодных объятиях Балтики.

Где-то на свете живет ее ребенок, не ведая о том, что сталось матерью. Маленький человечек, которому она дала жизнь, уже вырос и, возможно, сам обзавелся детьми. Там, на другой стороне света, жизнь продолжается, но здесь все как будто застыло. Волны укачивали ее тело, пока оно постепенно не растаяло, растворилось, и все, что от нее теперь осталось, – кости. Весна приходила вслед за зимой, и новые весны приходили вслед за новыми зимами. Годы приходили и уходили, а она – девушка, чья судьба нас так интригует, – пребывала в забвении.

Никто не хватился ее, никто не поднял тревогу.

Я размышляю над словами Манфреда.

У каждой второй семьи на Королевском Мысе есть няни и прочий персонал.

Как по-разному протекают наши жизни. Как мы избалованы – и я в том числе – всем тем, что принимаем как должное: свободой выбирать свой путь, безопасностью, жизнестойкостью и неотъемлемым правом жить рядом с теми, кого мы любим.

– Я сейчас яйца отморожу, – стонет Манфред. – Долго еще мы будем здесь торчать?

Я оборачиваюсь на его голос. Манфред топчется на месте, кутаясь в тонкое белое кашемировое пальто.

– Нужно было теплее одеваться, – говорю я.

– Ты не упоминал о том, что нам придется совершать долгие пешие прогулки.

– Мне нужно было еще раз взглянуть на это место.

– Зачем?

На этот вопрос у меня нет ответа. Это всего лишь обрыв, он ничего не может рассказать о том, что же произошло с женщиной, которая упокоилась здесь.

Тем не менее я чувствую, что море говорит со мной, оно что-то нашептывает мне на ухо, и это что-то – очень важно. Просто сквозь фоновый шум я пока не могу разобрать слов. Все, что мне нужно, – это время. Время, чтобы собрать воедино все кусочки мозаики, полную картину которой нам до сих пор еще не удалось окинуть взглядом.