Все лгут

22
18
20
22
24
26
28
30

– Можешь подвинуться? – попросила я.

– Если ты пойдешь.

Я пожала плечами.

– Хорошо, – солгала я.

Он торжествующе ухмыльнулся.

– Начало в девять.

– Окей.

Я и не думала туда идти, мне совершенно не вперлось тусить с Казимиром и его закадычными приятелями. Но стоило в ту пятницу вернуться домой из школы, как папа снова завел свою шарманку про математику с химией.

– Если ты не стать как следует учиться, по медицинской стезе ты не ходить, – успел он выдать, пока я стаскивала косуху и снимала кроссовки.

Мне не нравилось, когда папа говорил по-шведски. Все его ошибки чертовски резали мне ухо. Папа говорил на этом языке гораздо хуже, чем я. Разумеется, я понимала, что в совершенстве овладеть языком, если ты не вырос рядом с родителем, который на нем говорит, невозможно. Но за каким чертом ему было разговаривать по-шведски со мной? Только лишь потому, что рядом была Мария?

Пока мы жили в Париже – пока были живы мама и Сильви, он был самым идеальным папой. Он особо никуда не вмешивался и был крут – стильно одевался, никогда не гундел про школу. А когда он о чем-то говорил, это звучало умно и компетентно, вне зависимости от темы разговора. Он ведь знал очень много о науке, политике, музыке, и это было заметно. Но стоило ему начать говорить по-шведски, это звучало… да как бы это сказать… глупо. Если честно, он казался тупым.

А мне совсем не нравилось, когда папа казался тупым.

– Прекрати гундеть, – бросила я, покосившись на Марию, которая из кухни неотступно следила за нами взглядом.

– Ты сменить тон. Будь добра выказывать мой уважение, да?

– Только когда ты начнешь уважать меня.

Вниз по лестнице вприпрыжку спустился Винсент, прыжком преодолев последние три ступени и с грохотом приземлившись. Его рыжие волосы стояли дыбом, когда Винсент бросился меня обнимать. Он весь вспотел – я почувствовала, что под футболкой кожа у него влажная.

– Привет, хороший мой! – сказала я, усаживаясь на корточки, и погладила Винсента по голове.

– Поиграешь со мной?

Я подняла взгляд на папу, который стоял, скрестив на груди руки и прислонившись к стене прихожей.

– Конечно, – ответила я Винсенту. – Идем играть.