Тайна Богоматери. Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии
При этом основным критерием остается для него свидетельство Писания. И здесь он выдвигает очень простой принцип: «как мы не отвергаем того, что написано, так отвергаем то, чего не написано». Данный принцип в отношении приснодевства Марии действует следующим образом:
Что Бог родился от Девы, этому мы веруем, потому что читаем; что Мария после рождения была женой — этому не веруем, потому что не читаем. И это говорим не потому, чтобы мы осуждали брак, — и само девство есть плод брака, — а потому, что нам нельзя ничего произвольно утверждать о святых мужах. Ибо по такому предположению возможного мы можем утверждать, что и Иосиф имел многих жен, так как многих имел Авраам, многих имел Иаков, и что от этих жен были братья Господа, как выдумывают многие не столько с благочестивой, сколько с дерзкой смелостью. Ты говоришь, что Мария не пребыла девой: я считаю для себя более безопасным думать, что и сам Иосиф стал девственником чрез Марию, чтобы девственный сын родился от союза девственников. Ибо, если на святого мужа не может пасть обвинение в блуде и не написано, что он имел другую жену, а для Марии, Которой считался он мужем, он был более защитником, чем мужем, то остается думать, что он, удостоившийся называться отцом Господа, вместе с Марией пребыл девственником[556].
Мы видим, что Иероним, как и его современник Амвросий Медиоланский, был ревностным приверженцем учения о приснодевстве Марии. Это учение он защищал с присущим ему полемическим жаром, пользуясь всем арсеналом имевшихся в его распоряжении средств, включая доскональное знание Священного Писания и творений древних отцов Церкви.
Августин Иппонский
В истории Западной Церкви не было писателя, оказавшего большее влияние на дальнейшее развитие церковного учения, чем блаженный Августин (354–430). Его литературное наследие столь велико, интересы столь обширны, количество рассмотренных им тем столь беспримерно, что по всем этим показателям он превосходит всех предшествующих и последующих латинских писателей.
Августин Блаженный, епископ Иппонийский. Мозаика. XII в. Собор Святого Марка, Венеция
«Блаженный Августин может считаться истинным отцом западного христианства, — пишет протопресвитер Иоанн Мейендорф. — В то время как на Востоке было множество крупных богословов, на Западе Августин не имел себе равных, и его учение доминировало над латинской богословской мыслью вплоть до возникновения средневекового схоластицизма»[557]. Да и сама схоластическая мысль Средневековья была пропитана идеями Августина и строилась в значительной степени на выработанных им подходах.
Жизненный путь Августина в каком-то смысле был противоположностью жизненного пути другого великого богослова латинской традиции — Тертуллиана. Оба отличались радикальностью своих взглядов. При этом Тертуллиан под конец жизни оставил Церковь и примкнул к секте монтанистов — во многом под влиянием своего ригоризма. Августин, напротив, в молодости уклонился в секту манихеев, но после девяти лет пребывания в ней под влиянием Амвросия Медиоланского вернулся в Церковь и всю оставшуюся жизнь посвятил изучению христианского богословия и ревностному опровержению мнений еретиков. В бытность свою манихеем Августин не верил в то, что Христос родился от Девы. В этом он кается в своей «Исповеди»:
Самого же Спасителя нашего, Единородного Сына Твоего, считал я как бы исшедшим для спасения нашего из самой светлой части вещества Твоего, и не желал верить о нем ничему, кроме своей пустой фантазии. Я думал, что Он, обладая такою природою, не мог родиться от Девы Марии, не смесившись с плотью. Смеситься же с нею и не оскверниться казалось мне невозможным для такого существа, какое я себе представлял. Поэтому я боялся верить, что Он воплотился, чтобы не быть вынужденным верить, что Он осквернился от плоти[558].
Однако после того как Августин воссоединился с Церковью, он воспринял учение Церкви во всей полноте, включая, конечно, и догмат о рождении Христа от Девы. В трактате «О Символе веры», одном из ранних своих сочинений, он говорит об этом ясно и недвусмысленно:
…Веруем, что Сын Божий родился от Духа Святого и Марии Девы. В самом деле, Божиим Даром, то есть Духом Святым, нам явлено столь великое смирение столь великого Бога, что Он соблаговолил воспринять во чреве Девы всего человека, вселившись в непорочное материнское тело [и после рождения] оставив его непорочным[559].
Далее Августин опровергает еретиков, которые «строят разнообразные козни» против этого учения. В частности, опровергается мнение Аполлинария о том, что Христос воспринял человеческое тело, а душа и дух у Него были Божии. Необходимо верить в то, что «Словом Божиим был воспринят весь человек, то есть тело, душа и дух». Если бы «какая-либо часть нашей природы не была воспринята, она не наследовала бы спасения»[560]. Здесь Августин воспроизводит учение Григория Богослова о том, что «невоспринятое не исцелено»[561], сформулированное в ходе заочной полемики с Аполлинарием.
Далее опровергается мнение «тех, кто отрицает, что Господь наш Иисус Христос имел земную Матерь Марию». Имеются в виду докеты и манихеи. Домостроительство спасения, говорит Августин, «прославляет оба пола, и мужской, и женский, и показывает, что забота Божия коснулась этих обоих полов: не только [того пола], который Он воспринял, но и того, посредством которого воспринял, став мужчиной, родившись от женщины». Как Бог Он не имел матери, но на земле у Него была Мать. И «когда Он был распят как человек, тогда Он узнал человеческую Мать и человеколюбиво поручил Ее возлюбленному ученику»[562].
Прямая атака на манихейское учение содержится в следующих словах Августина, в которых он опровергает мнение о том, что принятие Сыном Божиим человеческого тела от женщины «осквернило» Его Божество:
И пусть не умаляет в нас веру сама мысль о женской утробе, чтобы не показалось, что из-за этого такое рождение Господа нашего следует отвергнуть, потому что низменные люди считают его низменным… Ведь те, кто придерживается этой точки зрения, на том же самом основании должны признать, что лучи этого солнца, которое они не только восхваляют как творение Божие, но и поклоняются ему как богу, распространяются повсюду среди зловония отхожих мест и всяких других мерзостей, проявляют в них свое природное действие, но из-за этого не загрязняются никаким осквернением, хотя видимый свет по своей природе более близок к видимым нечистотам. Насколько же меньше могло оскверниться бестелесное и невидимое Слово Божие от женского тела, от которого Оно восприняло человеческую плоть вместе с душой и духом, посредством которых величие Слова Божия сокровенно обитало в слабом человеческом теле? Отсюда ясно, что Слово Божие никоим образом не могло оскверниться от человеческого тела, от которого не оскверняется и сама человеческая душа[563].
В трактате «О Троице» Августин рассуждает о том, что есть предметы, о которых мы не знаем точно и можно представлять себе их так или иначе, например внешность Девы Марии и праведного Лазаря, очертания гробницы, в которой был положен Христос, и горы Елеонской, с которой Он вознесся на небо. А есть общеобязательные для всякого христианина истины, о которых не может быть споров: это то, что «Господь наш Иисус Христос был рожден от Девы, Которая звалась Марией». Относительно внешности Девы Марии могут быть споры, «однако никто, не погрешив против христианской веры, не может сказать: „Возможно, Христос родился от Девы“»[564].
К этому тексту мы вернемся в главе 4-й, когда будем говорить об иконографии Девы Марии. Сейчас же для нас важно отметить тот факт, что рождение Христа от Девы включается Августином в число общеобязательных для христианина истин, которые не подлежат сомнениям или спорам. Не только отрицание этого догмата, но даже простое допущение какой-либо иной возможности рождения Христа лишает человека звания христианина.
В «Энхиридионе Лаврентию» Августин по просьбе адресата книги изложил «основные требования, то есть чему прежде всего должно следовать и чего главным образом, дабы не впасть в ересь, избегать… в чем сущность исповедания и каково истинное и единственное основание кафолической веры»[565]. Среди важнейших аспектов богословского и христологического учения Церкви выделяется догмат о рождении Христа от Девы. Августин подчеркивает, что рождение Христа было свободно от страсти, а Его человеческая природа была чужда греха. При этом Он обладал полнотой человеческой природы:
Слово стало плотью так, что плоть была воспринята Божеством, а не Божество изменилось в плоть. Под плотью, далее, здесь мы должны понимать человека… Ибо нельзя говорить, что при том восприятии природе человеческой чего-нибудь недоставало, хотя бы природе и свободной всецело от всякого греха; не такой это человек, какой рождается от двух полов через плотскую похоть с обязательным преступлением, ответственность за которое снимается возрождением, но какой должен был родиться от Девы, зачатый верою Матери, а не страстью: если бы при рождении Его нарушилась Ее чистота, то Он уже родился бы не от Девы и Его ложно — да не будет этого! — исповедовала бы вся Церковь рожденным от Девы Марии, — Церковь, которая, подражая Его Матери, ежедневно рождает своих членов, оставаясь девой[566].
В каком смысле следует понимать утверждение, что Христос родился от Духа Святого и Девы Марии? Августин объясняет, что Дух Святой есть «дар Божий, хотя и Сам равен Дарующему», Он есть «Бог, не меньший Отца и Сына»[567]. Дух Святой не является отцом Иисуса Христа. Августин признает эту тайну труднообъяснимой: «Следовательно, когда мы исповедуем рожденного от Духа Святого и Девы Марии, трудно объяснить, каким образом Он не есть сын Духа Святого и есть Сын Девы Марии, хотя рожден и от Него, и от Нее. Без сомнения, конечно, от Него Он рожден не так, как от отца, от Нее же так, как от матери»[568].