Тайна Богоматери. Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии
Простой человек не мог спасти; а Бог в одном только Своем естестве не мог страдать. Каким же образом совершилось то и другое? Так, что Он, Эммануил, пребывая Богом, соделался и человеком; и то, чем Он был, спасло, — а то, чем Он соделался, страдало[695].
Он Один и Тот же был и в лоне Отца и во чреве Девы; Один и Тот же — на руках Матери и на крыльях ветров (Пс. 103:3); Он, Которому поклонялись ангелы, в то же время возлежал за столом с мытарями. На Него серафимы не смели взирать, и в то же время Пилат делал Ему допрос. Он — Один и Тот же, Которого ударял раб и пред Которым трепетала вся тварь. Он пригвождался ко кресту и восседал на престоле славы, полагался во гроб и простирал небо, как шатер (Пс. 103:2), причислен был к мертвым и упразднил ад. Здесь, на земле, клеветали на Него, как на обманщика, там, на небе, воздавали Ему славу как Всесвятому. Какое непостижимое таинство! Вижу чудеса, и исповедую, что Он — Бог; вижу страдания, и не могу отрицать, что Он — Человек[696].
Очень оригинально обыгрывается Проклом метафора затворенных врат. В начале проповеди он напоминает о том, как Христос по воскресении беспрепятственно проходил через закрытые двери, и как, «исповедуя в Нем соединение двух естеств, Фома воскликнул: „Господь мой и Бог мой!“» (Ин. 20:28)[697]. А в конце проповеди он обращается к образу затворенных врат из книги пророка Иезекииля (Иез. 44:1–2), в котором видит «ясное указание на Святую Деву и Богородицу Марию». Прохождение через закрытые врата являет Христа во всем Его богочеловеческом величии: «Эммануил отверз двери природы как человек, и сохранил невредимыми ключи девства как Бог; вышел из утробы так же, как вошел чрез слух; одинаково и родился и зачался: бесстрастно вошел, без истления вышел»[698].
Свою похвалу в честь Богородицы святой Прокл заканчивает призывом: «Да прекратится всякое противоречие, и Священное Писание да просветит наше разумение, дабы нам получить и Царство Небесное во веки веков»[699].
Противоречие, как известно, не прекратилось, и Несторий, присутствовавший при произнесении этой проповеди, не внял проповеднику. Напротив, он продолжал отстаивать свое учение, за что в конце концов поплатился Константинопольским престолом. Прокл спустя три года после низложения Нестория был избран архиепископом Константинопольским и благополучно управлял столичной паствой до своей смерти.
Исихий Иерусалимский
Современником святого Кирилла и ревностным противником несторианства был святой Исихий, пресвитер Иерусалимский. Сведения о его жизни достаточно скудны, хотя объем его литературного наследия был весьма значителен. Многое из написанного им утрачено. Критическое издание 21 гомилии Исихия появилось в 1978–1980 годах и является основным источником сведений о его проповедническом искусстве[700].
Богородичная тема занимает значительное место в гомилиях Исихия. Из сохранившихся гомилий четыре посвящены Богородице: это две гомилии «На Сретение Господне» и две «О Святой Марии Богородице». В них богородичная тема рассматривается преимущественно в христологическом ключе, что сближает Исихия с Кириллом Александрийским. Основное содержание проповедей Исихия, посвященных Божией Матери, — восхваление Ее девства и роли в Боговоплощении, что, опять же, сближает его с Кириллом. Божию Матерь Исихий обычно именует Девой (παρθένος), это слово у него приобретает значение имени собственного[701]. Термин θεοτόκος (Богородица) встречается в гомилиях 7 раз, из них 2 раза в Беседе 1-й, «На Сретение Господа»[702], и 5 раз в Беседе 5-й, «О Святой Марии Богородице», произнесенной после III Вселенского Собора[703].
Сретение Господне. Мозаика. XI в. Монастырь Осиос Лукас, Греция
Беседа 1-я, «На Сретение Господне»[704], открывается торжественным зачином, подчеркивающим значимость празднуемого события:
«Этот праздник именуется [праздником] очищения, но никто не погрешит, если назовет его праздником праздников, субботой суббот, святыней святынь, ибо он обнимает собой[705] все таинство Воплощения Христа, описывает все пришествие Единородного Сына. В этот [праздник] Христос носим на руках как Младенец, но исповедуем как Бог, Создатель нашего естества приносится на руках, словно восседающий на престоле, и приносит пару духовных горлиц Симеону и Анне»[706].
Комментируя рассказ Евангелиста Луки, Исихий обращает внимание на слова: «А когда исполнились дни очищения их по закону Моисееву…» (Лк. 2:22). И спрашивает: о каком очищении может идти речь? Ведь «Иосиф не был отцом Младенца и не подлежал очищению, но также ни Мария, ни Младенец не нуждались в очищении»[707]. Приснодевство Марии является для Исихия непреложной догмой: Мария была Девой до рождения Христа, но не перестала быть Девой и после Его рождения; Христос «не открыл, но оставил закрытыми двери Девы, не разрушил печать естества, не нанес ущерба Родившей, неповрежденным остался в Ней образ девства»[708].
В гомилии приводится традиционное сравнение между Марией и Евой. И если Ева была немощным сосудом (1 Пет. 3:7) и послушалась совета диавола, то Мария исправила ошибки Евы: «ввела в мир девство, вместила во чреве Бога, Которого все творение не может вместить, родила во плоти Того, Кто создал наш род [человеческий], первой приняла Иисуса воскресшим из мертвых, первой начала проповедовать Воскресение, первой возвестила радость ученикам»[709]. Исихий, таким образом, придерживается предания о том, что воскресший Христос первым явился Своей Матери. Ранее эта идея встречалась нам у Ефрема Сирина и в приписываемой Григорию Богослову трагедии «Христос страждущий»[710].
Вторая гомилия на Сретение в основном посвящена толкованию слов старца Симеона. О Деве Марии в этой беседе говорится немного. Обратим внимание, однако, на то место, где говорится об оружии, которое, по пророчеству Симеона, пройдет душу Богородицы (Лк. 2:35). Что понимается под оружием? Крест, отвечает Исихий. Это и есть «предмет пререканий» (Лк. 2:34), поскольку он исполнен одновременно страданий, и обетований: неверующие, пренебрегая обетованиями, обращают взор только на страдания, верующие же «вместе со страданиями созерцают и чудеса»[711].
В то же время, «оружие», пронзившее сердце Богородицы, интерпретируется в психологическом ключе, как «сомнения» (διάκρισις) и душевные страдания Девы во время распятия Ее Сына. В уста Симеона проповедник вкладывает такие слова: «Ты изумишься, видя повешенным на кресте рожденного без истления, зачатого без мужа, осуществившего Свое рождение бесстрастно, нетленно»[712]. Это толкование соответствует александрийской экзегетической традиции, восходящей к Оригену.
В своих гомилиях Исихий использует ветхозаветные метафоры, переосмысленные в качестве прообразов Богородицы в контексте учения о Боговоплощении. Беседа 5, «О Святой Марии Богородице», начинается с перечисления эпитетов и образов, при помощи которых описывается Дева Мария:
Всякий благодарный язык по достоинству приветствует Деву и Богородицу и подражает в силе начальнику ангелов Гавриилу. И один говорит Ей «радуйся!», другой же возглашает «Господь с Тобою!» ради Господа, родившегося от Нее и во плоти явившегося роду человеческому. Один называет Ее Матерью света, другой Звездой жизни, еще один называет Престолом Божиим, другой Храмом, который больше неба, еще один Седалищем, которое не ниже седалища херувимов, другой Садом незасеянным, плодородным и невозделанным, Лозой, изобилующей виноградными гроздьями, налитой соком, Неосязаемой, Горлицей чистой, Голубицей незапятнанной, Облаком, без истления зачавшим ливень, Ларцом с жемчужиной ярче солнца, Рудником, из которого происходит камень, никем не высеченный, но покрывший всю землю[713], Кораблем, наполненным грузом и не нуждающимся в кормчем, Сокровищем обогащающим[714].
Дева уподобляется Ноеву ковчегу[715], Неопалимой купине (Исх. 3:2)[716], Восточным вратам святилища (Иез. 44:1–2)[717], Запечатанному источнику (Песн. 4:12)[718]. Рождаясь от Нее, Христос «открывал рай и оставлял неповрежденной печать девства»[719]. Она — «избранная из женщин, лучшая из дев, удивительное украшение нашей природы»[720]. Мария именуется Приснодевой (ἀειπάρθενος)[721], от Нее Христос воплотился «божественным действием»[722].
Беседа 6, также посвященная Богородице, была произнесена, вероятно, на праздник в Ее честь, совершавшийся в Иерусалиме 15 августа и тематически не связанный с Успением[723]. Исихий, как обычно, начинает с торжественного вступления:
Всякая память праведников всехвальна и всякое празднество боголюбивых благославно, ибо все они за благочестие подвизались, все приняли труды за истинное исповедание, все за истину с торжеством в опасностях восприяли венцы. Но нынешний день праздника — преславен. Ведь он содержит праздник Девы, Которая настолько превзошла всех жен, что волею восприняла Самого Бога Слова, вместившегося в Нее и не стеснившего Себя[724].