Христианская альтернатива революционным потрясениям в России. Избранные сочинения 1904–1907 годов

6. Ввиду невозможности в этом собрании принять какие-либо окончательные решения, требующие неторопливого и зрелого обсуждения, не найдёт ли совещание желательным избрать из своей среды комиссию, прося её принять на себя труд продолжить наше дело, обстоятельно обсудить, в какой форме оно может быть осуществлено и какими путями?

7. Не пожелает ли совещание теперь же высказаться и по вопросу о том, что должно служить инструкцией для комиссии, к какому времени мы будем просить её закончить свои труды и в какой форме состоится собрание для выслушания доклада комиссии и окончательного решения вопросов об уставах, их утверждении и начале деятельности?

Н. Неплюев

Киев, 11 октября 1906 г.

Партия мирного прогресса: её идеальные основы и жизненная программа[44]

Отечество наше начинает новую жизнь. Оно призвано послать своих представителей в Государственную Думу Необходимо отнестись сознательно к своим новым правам и обязанностям не только тем, которые явятся избранниками населения, но и всем выборщикам. Без этого невозможно честное отношение к России, русскому народу и к грядущим поколениям, в устроении судеб которых мы призваны играть несравненно более деятельную, а следовательно, и несравненно более ответственную роль, чем прежде.

Группируются партии. Оно и быть не может иначе. Необходимо, чтобы соединялись вместе люди, стремящиеся к одним целям, избирая тот же путь к достижению намеченной цели. В единении сила. Человек одинокий, как бы ни были разумны и возвышенны его стремления, останется бессильным оказать благотворное влияние на жизнь страны, пока не убедит умы и сердца многих, и эти многие не составят могучий союз, с которым поневоле придётся считаться другим, тем, кто с ними не согласен и им не сочувствует. Как бы человек не был убеждён в своей правоте, в разумности и благотворности своей программы, это сознание может быть только нравственным удовлетворением для него самого и не в состоянии заменить для него утешительного сознания практической пользы, приносимой стране путём благотворного влияния, оказываемого на ее жизнь, подготовляющего для неё лучшее будущее.

Одиночество тем более тягостно, чем более является человек поборником мира и единения, чем более убежденно он предпочитает путям борьбы путь мирного созидания.

Принадлежа сам именно к этой категории лиц, жаждущих мира, единения и мирной, дружной созидательной работы на пользу общую, я по собственному опыту знаю, как тяжело чувствовать себя одиноким, с небольшим кружком единомыслящих и единодушных друзей, не находя возможным, по совести, цельно примкнуть к какой-либо из больших влиятельных партий, оказывающих наиболее сильное воздействие на общественное мнение и на будущие судьбы нашего отечества. Трудно с убеждением сказать, отчего это происходит, отчего, горячо желая единения, приходится оставаться в одиночестве: от действительной несовместимости понятий и симпатий или от недоговорённости, от небрежного отношения к формулировке своих мыслей и программ. Так много накопилось недоразумений! Так часто в те же слова вкладывают бесконечно разнообразное внутреннее содержание, что можно, будучи довольно солидарными по мыслям и желаниям, совершенно не понимать друг друга и считать себя представителями совершенно разных партий, и, напротив, думая и чувствуя совершенно разно, ошибочно воображать себя солидарным с той или другой партией, вкладывающей в дорогие слова самое антипатичное содержание.

Себя я не могу упрекнуть в недоговорённости. В моих печатных трудах я достаточно подробно и ясно высказался, а дело Трудового братства является достаточно наглядной иллюстрацией практического, жизненного значения моих теоретических положений и моей программы осуществления идеалов, соответствующих моему мировоззрению. Из того факта, что до сих пор как своими печатными трудами, так и делом созидания жизни и труда на началах братского единения, я остаюсь одинок в области литературы и в области жизненной практики, казалось бы, можно заключить, что мои мысли и моя жизненная программа почти никем не разделяются[45] и что я тем самым обречён с моими друзьями на полное одиночество. Оказывается, однако, что людей, сочувствующих моим взглядам и делу Трудового братства, а следовательно, и моей жизненной программе, очень много, как в пределах нашего отечества, так и в других странах. Письма, получаемые мною со всех концов России, и восторженное сочувствие, нередко выражаемое посетителями Трудового братства, громко говорят о том, что это не так. Отчего же эти многие не составляют отдельного союза, не выставляют одной жизненной программы, с которой мы могли бы по совести признать себя вполне солидарными?! В основе этого прискорбного явления лежит очевидно какое-то недоразумение, может быть тесно связанное с непривычкой наших соотечественников высказываться, когда дело не идёт о протестах, осуждениях и пререкательствах, с непривычкой наших соотечественников к энергичной деятельности, когда приходится не бороться и устраивать демонстрации, а исповедовать правду и осуществлять её в жизни. Что делать! мы так долго смотрели на себя как на рабов, а потому и были рабами, что нам естественно более свойственно понимать свободу как буйство и крамолу порвавшего свои цепи раба, нежели как мирную солидарную, созидательную деятельность свободного гражданина!

Не будем ошибаться, мы ещё далеко не разобрались в собственных мыслях и чувствах, мы ещё далеко недостаточно выяснили себе, какой жизненный смысл вкладываем в слова, нами употребляемые, у нас ещё масса суеверных симпатий к одним из них и столь же суеверных антипатий к другим. Мы ещё гораздо больше склонны к ребячливому ухарству легкомысленного разрушения, нежели к плодотворной деятельности мирного созидания!

Сознание этой грустной правды побуждает меня кратко высказать, почему я не чувствую себя солидарным ни с одной из существующих политических партий и в чём состоит та жизненная программа, которую я считаю наиболее разумной и общественно полезной. Делаю это в надежде или убедиться в солидарности стремлений и жизненной программы нашего Трудового братства с какою-либо из ныне существующих партий, которая откликнется, печатно выразив сочувствие предлагаемой мною жизненной программе, и тем даст возможность присоединиться к ней не только нам, но и всем тем, которые нам сочувствуют и единодушно с нами тяготятся своим одиночеством, или, если ни одна из больших влиятельных партий не признает нас своими, вызвать сочувственные отклики всех, с нами солидарных и, по примеру нашему, внепартийных, чтобы предложить им сплотиться в новую партию, с новой программой и новым печатным органом, отстаивающим дорогие для нас идеалы и проводящим в жизнь излюбленную нами программу.

* * *

Все существующие партии можно разделить на два больших лагеря: на консервативные и либеральные. Все консервативные, от крайних ретроградов до консервативно-прогрессивных, делают впечатление, будто вся их программа сводится на бесправие народа и безответственность власти. Говорю «делают впечатление», т. к. не теряю надежды, что это только недоразумение, происходящее от недоговорённости. Во всяком случае, ни до какой определённой программы гарантий прав народных и ответственности власти они не договариваются.

Вся разница между крайними ретроградами и представителями консервативного прогрессизма сводится на то, что первые зовут вернуться в туманное прошлое, мотивируя это чрезвычайно туманными воспоминаниями о каком-то лучшем прошлом, а вторые зовут надеяться на столь же туманное будущее, на основании туманной веры в благодетельные попечения безответственной власти, нимало не определяя при этом той программы созидания общего блага, которую эта безответственная власть, во имя какого-либо идеала, признала бы для себя обязательной.

Все либеральные партии, от умеренно-оппортунистских до радикально-анархических, делают впечатление, будто, одни менее, а другие более сознательно, но все стремятся к одному: бесправию власти и безответственности народа, причём ясна и определённа только программа разрушения всех существующих устоев хотя бы внешнего порядка и благочиния и совершенно туманны программы созидания нового общественного здания на развалинах старого, причём эти программы так многочисленны, что есть полное основание опасаться истинного столпотворения Вавилонского в тот день, когда разрушать будет уже нечего и будут вынуждены приступить к созиданию. Вера в благополучный исход варварского дела разрушения старого здания на головы живущих в нём, не только не переводя их в новое лучшее здание, но и не имея даже общепринятого плана построения этого нового здания, имеет совершенно неприличный для «свободомыслящих» людей характер наивного мистицизма и преступного легкомыслия.

Если консерваторы понимают веру в божественное происхождение власти не в смысле обязанности для этой власти повиноваться совершенно определённой правде Высшей Любви и Высшего Разума мира, а в смысле божественной санкции всякого произвола, что является наивным кощунством, то либералы со своей стороны требуют наивную веру

в непогрешимость большинства грешного человечества, веру более наивную и нелепую, чем самые грубые суеверия прошлого, чем самые грубые искажения столь презираемых «свободомыслящими» мистических учений, т. к. в этих последних требуется вера, иногда и очень нелогичная, в невидимое, а тут требуется явно нелогичная вера в человечество, всем видимое во всём блеске своей умственной и сердечной нищеты, что уже совершенно нелепо.

Кроме того все эти партии ожидают добра от буквы учреждений и прав, а не от оздоровления души народной, что делает их программы родственными по духу программе музыкантов басни Крылова.

Как при таких обстоятельствах сознательно и добросовестно примкнуть к одному из этих двух лагерей, если руководишься желанием общего блага, а не увлекаешься побуждениями личных симпатий и антипатий?

Если я и со мною все, остающиеся вне партий по тем же причинам, как и я, ошибаемся, пусть консерваторы выскажут, в чём же заключается их программа созидания общего блага, одинаково нравственно обязательная как для народа, так и для власти, но выскажут её совершенно определённо в её практическом применении в области жизни политической, социальной, семейной и трудовой; пусть либералы со своей стороны выскажут не менее определённо, в чём же состоит их мировоззрение, идеал, соответствующий этому мировоззрению, этика, логично вытекающая из этого идеала и равно обязательная как для власти, так и для народа, какова программа практического осуществления этого идеала во всех областях жизни. Если никакого общего мировоззрения, никакого общего идеала, никакой общепринятой этической системы, а следовательно, и никакой общей программы созидания лучшего будущего в жизни у них нет, пусть ясно формулируют, на чём же основана их вера в лучшее будущее для человечества, их вера в возможность какой-либо созидательной работы совместно с людьми, готовыми во имя самых разнообразных теорий, а всего чаще подчиняясь самым разнообразным инстинктам, только совместно разрушать; на чём основана их вера в непогрешимость большинства человечества, вера в доброкачественность западноевропейской культуры в то время, когда во Франции конгресс свободно мыслящих постановляет объявить войну не только всякому проявлению религиозности (т. е. идеальности), но и всякому проявлению нравственности (т. е. самоограничения в направлении верности этим идеалам), требуя дружных усилий для вытравления всяких религиозных и нравственных понятий в женщинах и детях, когда преступность малолетних, не только воров, но и убийц, возрастает в ужасающей прогрессии, когда ораторы с изумительным цинизмом публично заявляют, что, завоевав для себя свободу, совсем не намерены признавать права свободы за своими противниками, не признают за ними права свободно проявлять свою веру, признают всякую религию и всякую нравственную систему за вредные для человечества суеверия, с которыми наивно бороться доводами разума, а можно и должно бороться только ударами кулака.