Христианская альтернатива революционным потрясениям в России. Избранные сочинения 1904–1907 годов

22
18
20
22
24
26
28
30

Не буду говорить о том, как этому союзу организовать свою деятельность. Он по целям своим так родственен религиозному братству, о котором я говорил, что по необходимости и деятельность его будет тождественна, отличаясь только тем, что та же правда будет доказываться и осуществляться на философских, этических и гуманитарных основаниях, создавая здоровые, живые клетки государственного организма, как братство – церковного. Не буду останавливаться на этом вопросе и потому, что подробно изложил мои взгляды о желательном в этом направлении в брошюре под названием «Проект программы партии мирного прогресса».

В результате деятельности такой партии, задающейся чисто этическими целями, получились бы великие политические результаты, превосходящие всё, чего могут достигнуть партии чисто политического характера.

Не скрою, что все мои симпатии на стороне религиозного братства, деятельность которого основана на незыблемом камне исповедания верховного закона христианского откровения о любви к ближним при свете любви к Богу всем разумением, члены которого смиренно сознают, что источник сил духовных не в них, алчут и жаждут причастия благодати и таким образом, сознательно черпая благодатные силы на добро из Единого Источника этих сил Бога Живого, непрестанно возрастают от веры в веру, от любви в любовь, от разумения в разумение и, в результате, от силы в силу и от славы в славу.

Мои симпатии одно, а скорбная правда жизнедействительности – другое. Оскудела вера, оскудели и сердца. Мало любящих Бога до разумной, сознательной веры в Него. Мало людей, способных искренно говорить и действовать на лоне религиозного братства во имя Бога Живого и святой правды Его. Рядом с братством нужна и светская организация.

Кроме моего проекта устава партии мирного прогресса, позвольте обратить ваше внимание на «Общество социального мира»[36] во Франции, отделение которого могло бы организоваться у нас, и на утверждённый в Киеве в этом году устав «Общества объединения всех славянских народностей России и их сословий для умиротворения и благоденствия нашего отечества»[37], устав, составленный вашим согражданином И. Богуславским[38].

«Общество социального мира» основано в Париже Фредериком ле Пле[39] после революционной эпохи 1848 года[40] при обстоятельствах, аналогичных нами переживаемым. Ле Пле вышел из народа, был по профессии инженер и учёный социолог. Когда он понял, какое глубоко развращающее влияние оказало на умы и сердца его сограждан увлечение грубой борьбой революционной эпохи и какую страшную будущность готовит для страны огульное поругание всего прошлого, дореволюционного, крушение всех политических, религиозных, этических и социальных авторитетов, он решил посвятить свою жизнь на борьбу с ложными понятиями и социальными теориями, принимаемыми на веру и гипнотизирующими молодёжь и массы народные, бросая страну в омут опасных экспериментов, безысходной борьбы и всё возрастающего взаимного ожесточения.

К этому делу он готовился много лет, пешком исходил не только многие департаменты Франции, но и многие другие страны Европы, везде лично знакомясь с бытом крестьянского и рабочего населения, образовал союз молодых учёных и добровольцев из разных слоёв общества для собирания социологических данных о быте дореволюционных, революционных и послереволюционных эпох. За много лет накопился богатый материал. Многие выдающиеся социологи Франции приняли участие в разработке этого материала, печатая выводы, как теоретические, так и практические, в органе «Союза социального мира» – «Социальная реформа». Выводы эти были не только неожиданными для многих, но прямо ошеломляющими. Во всех отношениях революционная борьба привела не к социальному прогрессу, а, напротив, к явному регрессу. Большая часть теоретических положений, выданных революционными идеологами за абсолютную истину вместо упразднённой веры, при свете их логичных, практических последствий в области социальной жизни, оказались очевидной ложью, высоко зловредной, глубоко антисоциальной. Оказалось, что в дореволюционную эпоху было много драгоценного для блага народного добра, систематично оклеветанного революцией, в пылу революционной борьбы, предавшей огульно проклятию всё прошлое, добра, отсутствие которого в послереволюционную эпоху оказало на жизнь народную самое пагубное влияние. Оказалось, и это всего интереснее, что до революции, давшей мираж политической свободы, в социальной жизни народ пользовался большей свободой и лучшей свободой, что деспотизм власти ничто в сравнении с деспотизмом свободных учреждений.

Главным злом представители школы ле Пле признали систематично подрываемое революцией уважение к социальным авторитетам: к религии, к власти, к главе семьи, к хозяевам в области земледелия, промышленности и торговли. Для успеха всякой революции необходимо подорвать всякое уважение к авторитетам, отучить от добровольного и сознательного повиновения. Человек, не признающий никаких авторитетов, кроме себя и своей воли, как и народ, поставивший на место всех авторитетов себя и волю народную, только и может быть сознательным или бессознательным анархистом, не только потакающим всем своим дурным наклонностям, но и признающим свои прихоти и похоти, свою злобу, корысть и другие страсти за высший закон. Свободу понимают как безграничное своеволие, как свободу зла и преступлений, лень возводят в добродетель, стремятся возможно меньше работать и возможно больше получать за свой недоброкачественный, никем не контролируемый труд. Главу семьи ставят ни во что и считают за право свободы ни во что ставить и все традиции – религиозные, национальные и родовые. Не остаётся более никаких объединяющих и упорядочивающих начал, никаких общепризнанных идеалов и авторитетов. Представителей труда приучают смотреть на представителей капитала, работодателей, как на врагов и эксплуататоров, против которых надо непрестанно бороться, вымогая от них путём стачек, угроз и насилий всё большее и большее сокращение рабочих часов и увеличение заработной платы. Положение помещиков и фабрикантов становится всё более и более трудным, отношения к рабочим всё более и более неприятными, дело накопления богатств путём сбережений, дело национального обогащения путём частной предприимчивости становятся всё более и более рискованными и в то же время всё менее и менее выгодными. Кто согласится рисковать своим состоянием, затрачивать большие средства, принимать на себя массу хлопот, тратить жизнь на организацию примерных хозяйств и учреждение новых промышленных и торговых предприятий, когда взамен получаются малые выгоды, оскорбительная вражда и злобное недоброжелательство тех, кому дают возможность заработка, получая за то унизительную кличку эксплуататора. Любовь к общему делу, традиционные патриархальные отношения, благородство взаимной любви и взаимного уважения, всё, что делало устойчивость положения и благородство жизни и отношений во времена династий помещиков, фабрикантов, крестьян и рабочих, из рода в род передававших добрые традиции взаимной верности, трудолюбия, бережливости, родовой чести и любви к общему делу, сменилось общим хищничеством. Вековые леса вырубаются, капиталисты, не уверенные в завтрашнем дне, заботятся не столько о процветании той отрасли труда, в которой являются предпринимателями, как о выжимании из неё возможно скорее возможно больших выгод. Везде развращающая борьба вместо мирного совместного труда и столь же развращающая биржевая агитация вместо благородного сознания, что делает каждый в своём положении честное и полезное дело, созидающее общее, мирное благоденствие страны.

Когда ле Пле говорит о династиях крестьян и рабочих, это не идеализация прошлого, а несомненная историческая правда, совершенно забытая, яростно отрицаемая клеветниками прошлого, но тем не менее документально доказанная трудами школы ле Пле. Они открыли существование крестьянских родовых записей. Эти записи с характером родовых хроник были очень распространены в дореволюционной Франции, носили характерное название «книг разума» и заключали в себе действительно памятник народного разума, передавая не только важнейшие события местной жизни, но и отношение данного поколения к этим событиям. Есть крестьянские династии, сохранившие эти записи с XIII века непрерывно до самой революции. Это документы, свидетельствующие о таком здравом смысле, о таком благородстве мыслей и чувств, о такой социальной свободе и таком благородстве взаимных отношений, что при свете этих исторических документов перед исследователями пала завеса хитросплетённой лжи, при помощи которой революционные агитаторы оклеветали всё прошлое и убедили массы народные изменить всем религиозным и национальным традициям, презреть весь опыт прошлых поколений, низвергнуть все авторитеты и слепо следовать за ними.

Школа ле Пле пришла в результате к следующим выводам. Для мирного благоденствия народов необходимо сознательное уважение к социальным авторитетам, без которых нет объединяющих начал, наступает распыление общества и организованная нация превращается в анархическую толпу. Неуважение к прошлому, презрительное отношение к предкам и вековому опыту носит в себе страшное проклятие. Любовь, верность долгу, благородство отношений заменяются злобой, безграничной требовательностью, при отрицании всяких обязанностей, и глубоко развращающей уживчивостью со всяким злом по прихотям своеволия, выдаваемого за свободу. Все всего требуют для себя, не признавая за собой никакого нравственного долга, упразднив все авторитеты.

Всякая революция вреднее всякого застоя. Полезен только мирный прогресс, естественно продолжающий прогресс прежних поколений, свято храня идеальные начала религиозные и национальные, свято храня сокровище опыта, выстраданного прежними поколениями. Всякая революция, как грубый разрыв с прошлым и грубое насилие над теми, которые этим прошлым дорожат, есть социальное безумие, дело разрушения, а не созидания.

Школа социального мира признаёт, что главной причиной всех революций является дурное выполнение своего социального долга представителями социальных авторитетов. Когда духовенство, правительства, богатые люди и главы семей перестают сознавать свои нравственные обязанности и честно исполнять свой нравственный долг, нарушается социальная гармония и наступают такие социальные невзгоды, нетерпеливое желание отделаться от которых и приводит к социальным пароксизмам, именуемым революциями. Революция – это горячечный бред. Если горячка вызвана преступным отношением к своим обязанностям представителей социальных авторитетов, это не причина признавать бред за нормальное состояние и радостное проявление здоровья. Бред остаётся бредом, чем бы он не был вызван. Отрицание социальных авторитетов вместо разумного требования от них честного выполнения социального долга ведёт к худшим социальным последствиям, чем то зло, против которого ополчаются.

На основании этих научно добытых социальных истин ле Пле и его последователи решили систематично бороться против того, что они называют «революционным бредом», мирным путём исправления ложных понятий, привитых идеологами революции, злобными передержками и систематичным оклеветанием прошлого, путем выяснения громадной социальной ценности добровольного и сознательного повиновения социальным авторитетам, с одной стороны, выяснения совершенно определённых нравственных обязанностей этих авторитетов – с другой, путём практической деятельности, направленной на примирение враждующих сторон и перехода от революционного бреда к прочному социальному миру в духе непрестанного мирного прогресса, не только не порывающего с прошлым, но естественно из этого прошлого развивающегося, свято храня всё доброе из опыта прежних поколений.

Ле Пле был глубоко поражён ложью самых основных положений символа веры так называемой великой французской революции, пресловутой декларации о правах человека, явно противоречащей жизненной правде и приводящей к самым пагубным социальным последствиям, как только этот символ веры хотят проводить в жизнь. Ле Пле называет основоположения Руссо, принятые энциклопедистами и породившие декларацию о правах человека, – антисоциальными. Он пришёл к убеждению, что если и теперь общество не погружается окончательно в хаос анархии, зависит это от инстинктов порядка, унаследованных от времён уважения к социальным авторитетам, от времён социального мира, инстинктов, благодаря которым, исповедуя символ веры революционного бреда, люди остаются непоследовательными в практике жизни. Громадная социальная опасность длительных революционных эпох и состоит в том, что постепенно утрачиваются самые инстинкты порядка и подготовляется хроническая социальная болезнь, чреватая неслыханными социальными бедствиями.

Ле Пле говорит, что Франция совершила величайшее преступление, привив всем народам Европы революционный яд, под зловредным гипнозом которого они по наклонной плоскости стремятся в бездну анархии. Он смотрел на своё дело как на дело покаяния за всю Францию, как на дело исправления причинённого ею зла.

Как человек верующий, я говорил бы несколько иначе, но не могу не признать правду его взглядов не только с точки зрения социальной науки, но и с точки зрения веры. Более того, читая выдержки из его трудов, я приходил в восторг от необыкновенной ясности его мыслей, от его здравомыслия, от благородной неподкупности его совести, его добросовестности, от высокого благородства его убеждений и побудительных причин его деятельности, находя в ужасах нами пережитого и специфическом характере нашего освободительного движения яркое подтверждение его взглядов.

Во Франции он основал «школу социального мира», к которой в настоящее время принадлежит целый сонм выдающихся учёных, политических и социальных деятелей, основал печатный орган под названием «Социальная реформа», напечатавший за время многолетнего своего существования много ценного материала по социологии и много научных трудов по обработке этого материала.

Ле Пле очень настаивал на том, чтобы дело социального мира не имело исключительно характер академический, а непременно делало жизненное практическое дело применения к жизни добытых истин и стройной организации жизни на их основе. Признавая, что та же социальная опасность угрожает всей Европе, он желал придать «Обществу социального мира» характер международного союза и успел при своей жизни учредить или, вернее, вызвать к жизни несколько отделений общества в других странах. Он умер в начале восьмидесятых годов. В прошлом году ему воздвигли в Люксембургском саду в Париже красивый памятник, но Франция не становится на указанную им дорогу, и сами его последователи не остались верны его заветам, придав «Обществу социального мира» чисто академический характер и на том успокоившись. Принадлежать к «Обществу социального мира» считается желанным отличием, это «принято», на это «хорошо смотрят», но это ни к чему не обязывает, кроме нравственной порядочности в общепринятом смысле этого слова.

Генеральный секретарь этого высоко симпатичного дела, Обюртен, автор обширной монографии о ле Пле[41], его жизни, деле и печатных трудах, прочтя напечатанные на французском языке руководящие правила нашего Трудового братства[42], написал мне письмо, предлагая стать членом их общества и сотрудником их журнала.

Радуясь случаю, дозволившему мне познакомить вас с этим знаменательным, высоко полезным и глубоко симпатичным явлением французской жизни, считаю основательным поставить вопрос о том, не признаёт ли наше совещание желательным осуществить светскую организацию, о которой идёт речь, именно в форме отделения «Общества социального мира» в России.