— Подробности на митинге. В шестнадцать ноль-ноль по местному… Начала Москва-Сортировочная, — сказал Сеня и стал спускаться вниз.
— Помогите лестницу переставить.
Андрей и Куракин двинулись к нему, а Юлька спросила у Жорки:
— Что случилось?
Бармашов снял очки, дохнул на них и, протирая стекла перчаткой, ответил:
— Доподсчитывались… Поздно, девочка. Завтра таких бригад, как мы затеяли…
— Каких бригад? — не поняла Юлька.
— А вот таких… «Все под знамена…» Мучились, мучились, расчеты производили…
С помощью Андрея и Куракина Сеня установил лестницу с другой стороны ворот и, зажав зубами край полотнища, снова полез вверх.
Жорка, обращаясь к Андрею, бесцветным голосом произнес:
— Поздравляю, товарищ Малахов, с первооткрытием. Вы на верном пути.
— Ты еще заплачь, — грубо оборвал его Пашка.
— Новаторы! — Жорка безнадежно махнул рукой и отправился в цех.
Андрей вдруг рассердился:
— Да разве в том дело, кто начал первый?.. Из-за этого я бы и связываться не стал!
В обед в цехе появилась газета. Она была вся перепачкана маслом и потерта так, словно по крайней мере месяц ее носили в кармане. С фотографии на первой странице спокойно и внушительно смотрели семь бравых парней в белых рубашках с галстуками. Фотограф снял их на фоне электровоза. Бильдаппарат где-то по дороге растерял живые черточки их лиц, и парни были похожи друг на друга. Ниже снимка через всю страницу напечатано: «Жить и работать по-коммунистически!»
Юлька прочла подпись под фотографией и обязательство первой бригады коммунистического труда, но в мыслях своих не связала это с тем, что они сами тут затевали. Вернула газету Жорке.
— Поняла? — спросил тот, блеснув стеклами очков.
— Ты, Жорочка, напрасно тревожишься. Ведь это совсем не то, о чем мы говорили.
— То, именно то. То самое!