— К простуде это, — прохрипел с печки дед Антон. — Ты чайку с сухой малиной прими и лезь сюда, а я на топчан лягу. Я ныне в бодрости и в хорошей силе.
— Молодуху бы тебе, — пробурчал Онисим.
— А что? — засмеялся дед Антон. — Не грех! Не грех!
— Ты, дед, все шутишь, — вмешался в разговор я. — А между прочим, Онисим к вашей заведующей Алевтине Владимировне свататься собирается.
— Отказа бы не получить, — дед Антон свесил ноги. Шерстяные носки на нем были толстые, но старые: дырка у большого пальца справа. — Срамота — отказ. Хуже оплеухи.
— Чего б ей отказывать? — недовольно спросил Онисим.
— Представительности в тебе нет, — пояснил дед Антон. — Алевтина, она начальница. Она на представительность враз пойти может…
Обиделся Онисим, подбежал к печи. Хотел, кажется, рукой махнуть. Выкрикнул с горечью:
— Ты на меня шляпу надень, да пальто из драпа, да костюм двубортный коверкотовый, да полуботинки лакированные ленинградской фабрики «Скороход»… Вот увидишь тогда, представительный я или не очень.
— То конечно… Шляпу да дряп натуральный хоть на обезьяну надень — и хвостатая представительной станет, — дремуче рассуждал дед Антон. — А где взять-то дряп? Чай, сколько он тыщ стоит?
— Дорого, дед, стоит, дорого, — суетился Онисим. — Но за деньги все купить можно. За деньги…
— Ежели имеются в наличии, — сомневался дед Антон.
— У Онисима все в наличии имеется, — сказал я. — Разумеется, кроме денег.
Сник Онисим, вернулся на лавку. Положил устало ладони на колени, прислонился к стене. Лицо его было небритым, кожа старой, заветренной. Сказал тихо:
— Много зла в человеке.
— Из тебя доброта прет, как дым из нетопленой почки, — ответил я в общем грубо. Но Онисим был необидчив.
— Твои лета, Антон, молоды. Жизнь впереди. И вполне возможно, что светлая. Про меня так сказать нельзя. Ты меня вот старцем зовешь. Зови… Сам знаю — немолод. Зябко мне, тепла хочется, заботы, уюта. И спать в одиночку надоело. Отосплюсь один в могиле…
— Ето так, ето так, — кивал на печи дед Антон — равнодушно, словно и не собирался умирать.
— В кино ишь как красиво получается, — не унимался Онисим. — Пострадал человек, побродил по свету. Тут тебе и цветы, и музыка. А в жизни и цветы, и музыка чаще всего на кладбище… Ты мне закажешь, Антон, оркестр, чтоб с барабаном. И душевностью…
— Закажу, — пообещал я, наливая чай в металлическую кружку.
ebooksa