Вдруг выпал снег. Год любви

22
18
20
22
24
26
28
30

В 16.00 при движении штаба дивизии в Зальхаузен на штаб и спецподразделения было произведено нападение крупной группы немцев (до 4 тысяч солдат, 7 «тигров», 13 СУ и бронетранспортеров — из допроса пленных).

Огнем танков была сожжена головная машина, что не позволило вывести остальные. Штаб дивизии организовал круговую оборону на юго-восточной окраине Зальхаузена и до 19.00 вел бой с превосходящими силами противника. Вторая группа штаба с двумя батареями организовала оборону на северо-восточной опушке леса юго-западнее Зальхаузена 0,4 км.

Колонна пехоты и танки противника прорвались по шоссе на юг от Зальхаузена.

С марша были возвращены стрелковые полки. 398-й стрелковый полк очистил от противника Зальхаузен.

В 24.00 части выступили по указанному выше маршруту.

2. Наши потери: сожжена одна грузовая машина с документами оперативного, шифровального отделов и начальника топслужбы. Разбито 2 «виллиса», 4 грузовых и 3 легковых автомашины, разбита одна рация РСМ, смонтированная на машине, убит командир 463-го стрелкового полка майор Домбровский, ехавший со штабом, тяжело ранен начальник 4-го отделения майор а/с Топорков, легко ранен начальник штаба артиллерии капитан Жаворонков. По предварительным данным, убито 15 человек, ранено до 40.

463-й стрелковый полк присоединился к дивизии в 16.00 22.4.1945 г. и продолжает действовать с частями 4-го танкового корпуса.

Командир дивизии гвардии генерал-майор Сухинин. Начальник штаба полковник Ларин». 19

— Поют, — сказал Онисим. — Все поют. А в жизни так не поют…

Над горой висела луна, яркая, полная. И небо было полно звезд, как фильм, который мы сейчас смотрели, был полон музыки.

— Я в Сибири не был, — продолжал Онисим. — Бог миловал. Но видать по всему, просторы там огромадные, и люди, когда здесь все потопчут, за них примутся…

Ночь наступала холодная. Примороженная земля потрескивала тонкими льдинками звонко, шаг в шаг. Онисим пыхтел, потому что шли мы все-таки быстро. Старец сгибал руки в локтях и двигал плечами, словно расталкивая воздух. Золотое марево подрагивало над рекою. Оно было тонким: может, как ладонь, может, еще тоньше. Но река лежала внизу и просматривалась до самого изгиба, где на склоне горы начинался лес, росли каштаны и высокие деревья грецкого ореха.

— Между прочим, — вспомнил я, — мастер мой, Корнилыч, который меня слесарному делу учил, десять лет жил в Сибири. Он так говорит: природа — она есть природа, к ней быстро привыкнешь и потом уж многого не замечаешь. А вот люди в Сибири особенные. Очень хорошие.

— За свою жизнь, Антон, — сморщился Онисим, — я про хороших людей вообще много слышал, да попадались они мне редко.

— Себя хорошим человеком считаешь? — спросил я с усмешкой. Но у Онисима была завидная способность не реагировать на такие вещи.

— Я беззлобный человек и не вредный, — ответил он. — Но я и не лошадь: на мне где сядешь, там и слезешь. От этой причины моего характера равнодушно ко мне счастье, как волк к капусте.

— Ничего, — сказал я. — Завтра последние кубики кому-нибудь на телегу уложу, и давай готовь лопату. Придешь на склад землекопом, выйдешь богачом.

— Ты не кричи так шибко, — попросил Онисим.

Люди, вышедшие из кинотеатра, исчезали в улицах и переулках. А те, что шли вслед за нами, обсуждали достоинства фильма «Сказание о земле Сибирской» и едва ли прислушивались к нашему разговору. Скорее всего Онисим нервничал.

Дед Антон дремал на печи. Продрогшие, мы хорошо чувствовали, как сладко и щедро дышит жаром старая печь. Онисим сел на лавку. Облегченно вздохнул, потом сказал:

— Промерз до озноба.