Я спросил:
— Вы считаете, что поступаете по правде?
— Да, — убежденно ответила она.
— Тогда я укушу вас.
Она остановилась, в недоумении сдвинула брови и немного беспомощно спросила:
— Куда?
— Сюда.
Я ткнулся лицом ей в грудь, туда, где малиновый свитер толстой вязки обретал линию, словно начерченную циркулем. Ирина Ивановна отпрянула от меня и, разумеется, выпустила руку.
— Негодяй, — тихо сказала она.
Я засмеялся. Погрозил ей пальцем:
— Не надо обижать маленьких.
Когда я вернулся к кассе, выяснилось, что билетов на сегодняшние сеансы нет и не предвидится.
Я пошел на улицу Шмидта.
Дом на улице Шмидта был новый, двухэтажный, построенный года два назад военнопленными. Женщина с закатанными по локти рукавами старого офицерского кителя снимала белье между акациями. Я спросил, где шестнадцатая квартира. Она кивнула на второй подъезд.
Резко пахло краской, свежим мелом. Вдруг стали слышны шаги. Отделились от моих подметок, загудели под высоким белым потолком. Согнув пальцы в кулак, я хотел постучать, но увидел кнопку на косяке двери. Нажал.
Шагов за дверью не было слышно, но дверь поплыла сразу, словно кто стоял за нею и ожидал моего звонка.
— Добрый вечер, — сказал я.
— А я думала, вы моложе, — кивнула девушка, отчего челка свесилась ей на очки, прикрыв тонкие золоченые ободочки. — Проходите, Антон.
Надя мотнула головой, челка ушла вбок. Над ободками очков прорезались хорошо изогнутые брови. Я сказал:
— Человека старят не годы, а события…