Вдруг выпал снег. Год любви

22
18
20
22
24
26
28
30

— В вашем любопытстве есть доля неприличия. Но гораздо страшнее и, быть может, катастрофичнее выглядел факт, если бы юноши проявляли холодное равнодушие к молодому женскому телу. Тогда бы стоило бить тревогу.

Я знал, что мы росли нормальными, что бить тревогу не надо. Правда, нас бомбили в детские годы, и голодали мы маленько, одевались хуже некуда, но, может, в конечном счете, с большой буквы, для нашей жизни это и не очень плохо. Может, больше радости в нас сохранилось на будущее, может, и на чувство благодарности мы оказались щедрее…

Мать прислала письмо. Спрашивает, как я учусь, как здоровье отца. Отец сказал:

— Писать я ей не намерен… Пойду к юристу, подам на развод. Имею право…

— У тебя вообще очень много прав, — пояснил я.

— Барбос, — сказал отец. — Очень грамотный.

— Вполне возможно.

— А кто тебя выучил?

— Прежде всего мать.

— Вот и посылай ей посылку. Я воевал… А она здесь гуляла.

— Тебя контузили как-то по-особому, — задумчиво сказал я. — Или ты и до войны по части ревности был ненормальным.

— Что ты в этом понимаешь? — насупился отец.

— Уже понимаю, откуда дети берутся.

— Это вас в школе развращают?

— Оставь школу в покое. Там ничего лишнего не скажут. Только то, что положено по программе… А на мать ты зря нападаешь. Здесь тоже убивали и все горело. И голова тетки Аграфены катилась с горы, как мячик. Только голову и нашли, больше ничего. И мать, в конце концов, не виновата, что тебя так неудачно ранило… Может, ты еще вылечишься. Может, тебе еще нужна будет женщина, а не только домработница…

— Все, тварь, рассказала, — сплюнул отец со злостью.

— Рассказала.

— Тварь она, — не глядя на меня, сказал отец. — И правильно сделали, что ее посадили. Преступница!

— Какая она преступница — ты об этом лучше с Майей Захаровной поговори.

— Бандерша ее Майя Захаровна.