— Сойдет, — сказал Онисим. Положил скатерть на скамейку. Потом достал галоши — ношеные, размер для великана. Повертел: за такие на базаре много не возьмешь.
— Бери, дед Антон.
У деда Антона тряслись руки.
— Великоваты, — сказал он дребезжаще и жалостливо.
— Ничего, — успокоил Онисим. — Веревочками подвяжешь.
Рубаху нашел Онисим — фланелевую, красную, с синими цветами. Новую рубаху — это уже точно. Очень обрадовался. Размер, можно сказать, его. Стал мерить.
Я плюнул, поставил лампу на стол, пошел спать.
…На рассвете проснулся от стука в дверь. В доме было прохладно, пахло керосином. Онисим шмыгнул к двери. Спросил нараспев:
— Кто-о та-ам?
Я узнал голос Баженова:
— Мне Антона.
Натянув на голову одеяло, повернулся к стене. Слышал, как Онисим скрипел засовом, как сладко говорил:
— Вот что, мил человек. Хорошо, что пришли, значит. А чемоданчик ваш мы сдали в отделение милиции. Напротив городской автостанции… Подозрение у нас возникло насчет его происхождения. А за Антона Сорокина, как друг его отца, я ответственность несу, поскольку Антон есть гражданин несовершеннолетний.
— Позови Антона.
— Этого сделать не могу, так как Антон задержан в отделении. Вплоть до выяснения обстоятельств. Так что, мил человек, топай отсюда прямо в милицию. И чемодан получишь, и Антона встренешь.
— Ладно, гнида, — недобро сказал Баженов. — Мы еще повстречаемся…
— Мне это без надобности, — Онисим захлопнул дверь. Вновь заскрипела задвижка.
Старец зевнул и потянулся:
— Вот жизня! Опять на работу нужно!
Горничную Катю из гостиницы «Восток» я не видел с той самой ночи. Работа на складе была тяжелая. Поужинав, валился спать. Не хватало сил даже слушать рассуждения Онисима. Старца последнее время прямо-таки тянуло философствовать.