«Радикальный сионизм», подобно «общему сионизму», был скорее течением, нежели политической партией. Его первые манифесты подписывали не только Груенбаум и Гольдман, но и Жаботинский, Шехтман, Штриккер и другие ревизионисты, создавшие вскоре свою собственную организацию. «Радикальные сионисты» так никогда и не добились поддержки сколь-либо крупной части сионистского движения. На выборах в 1927 г. они набрали 6 % голосов, но через два года показатель их популярности упал до 4 %. Впоследствии Груенбаум, Гольдман и большинство их сторонников вернулись в объятия «общего сионизма», составив вместе с немецкими, британскими и американскими лидерами «фракцию А», которая соперничала с «фракцией В», возглавляемой Усишкиным, Моссинсоном, Бограшовым, Шварцбартом, Роттенштрайхом, Шмораком, Супраским и Ф. Бернштейном. На конгрессе 1935 г. численность «фракции А» составляла 81, а «фракции В» — 47 делегатов.
Все «общие сионисты» сходились во мнении, что национальные интересы должны всегда преобладать над партийными. Но поскольку две враждующие фракции по-разному определяли понятие «национальных интересов» и по-разному относились к курсу международной политики Вейцмана, а также различались во взглядах на многие социальные и экономические вопросы, то такого общего соглашения было недостаточно для восстановления единства в рядах центристов. Фракция «А» выступала за тесное сотрудничество с трудовым сионизмом и стремилась к включению рабочих, поддерживавших «общий сионизм», в систему Хистадрут; фракция «В» («Всемирный Союз»), напротив, тяготела к «правым», предпочитая создание отдельного союза вне Хистадрут, которой руководили социалисты. Фракция «В» выступила в поддержку создания еврейского государства еще в 1931 г., тогда как сторонники Вейцмана считали это преждевременным. Фракция «В» хотела преобразовать «общий сионизм» в политическую партию, решения которой будут обязательными для всех ее членов; сторонники Вейцмана же предпочитали свободную конфедерацию. После раскола 1935 г. большая часть «общих сионистов» вошла в группу «А», на последнем предвоенном сионистском конгрессе насчитывавшую 143 делегата, тогда как фракцию «В» представляли на нем всего 28 человек. После войны, в декабре 1946 г., возникла новая всемирная конфедерация «общих сионистов», однако соперничество продолжалось, и на первых выборах в парламент государства Израиль «общие сионисты» раскололись на семь списков. В конце концов большинство членов фракции «А» вошли в «Прогрессивную партию», тогда как члены группы «В» основали Партию общего сионизма, которая впоследствии объединилась с ревизионистами («Херут»). За пределами Израиля видными деятелями «общего сионизма» были американские лидеры — Абба Гиллель Сильвер, а позднее — Израэль Голдштейн.
Возникновение трудового сионизма и ревизионизма и их последующие судьбы уже обсуждались в предыдущих главах данной книги. Религиозный сионизм, представленный партией «Мицрахи», играл не столь важную роль, однако обзор сионистского движения был бы неполным, если бы мы проигнорировали эту фракцию, одну из старейших в рядах еврейского национального движения.
Ортодоксальные сионисты возводят свою «родословную» к Рамбану — средневековому мудрецу, который, согласно традиции, прибыв в Иерусалим около 650 лет назад, нашел там всего двух евреев и решил приложить усилия к тому, чтобы еврейская община в Палестине укрепилась. Своими предшественниками ортодоксы считали также раввина XVIII в. Израэля Баала Шем Това и раввинов XIX в. Калишера и Гутмахера (выдающегося каббалиста), которые часто высказывали идею воссоздания еврейской Палестины. Среди членов «Возлюбленных Сиона» было несколько видных раввинов (например, Элиасберг и Могилевер), но организация ортодоксальных евреев «Мицрахи» возникла лишь через несколько лет после того, как сионизм получил свежий импульс благодаря деятельности Герцля. Инициатором собрания в Вильно (1902 г.) и основателем «Мицрахи» был раввин из Лиды Исаак Иаков Райнес, «литовец», который, по словам его биографа, не знал ни одного языка, кроме иврита, и не получил общего образования, однако «был человеком великой мудрости и ума, талмудическим мудрецом, гением, проповедником редчайшего типа, оставившим огненный след в аггадической литературе»[696]. Райнес питал симпатию к «Возлюбленным Сиона», но после длительных размышлений решил присоединиться к герцлевскому сионизму. Взвесив и отвергнув доводы против сионизма, которые приводили ультраортодоксальные раввины, Райнес пришел к выводу, что всякий, полагающий, будто идеалы сионизма как-то связаны с вольнодумством, сам заслуживает подозрения в святотатстве[697].
На конференции в Вильне и на последующем собрании в Минске возникли разногласия между теми, кто утверждал, что «Мицрахи» должна играть роль «сторожевого пса» внутри сионистского движения, т. е. не допускать, чтобы сионисты подпали под влияние «вольнодумцев», и теми, кто полагал, что подход, основанный на огульном отрицании, окажется в перспективе неэффективным и что «Мицрахи», таким образом, должна заняться также и конструктивной деятельностью — например, развитием образовательной системы в Палестине и колонизацией. Но все это были скорее тактические, чем принципиальные расхождения. Члены «Мицрахи» всегда соглашались между собой в том, что основная цель их организации состоит в «захвате сионистских учреждений» и в создании религиозного большинства среди евреев Палестины[698]. Сторонники конструктивной деятельности победили, и было решено, что «Мицрахи» приступит к сбору средств, необходимых для создания современной йешивы в Лиде, школы в Тель-Авиве и учительской семинарии в Иерусалиме. Из-за трудностей, с которыми сталкивалось движение в царской России, штаб исполнительного комитета «Мицрахи» был перенесен из Лиды во Франкфурт, а позднее — в Гамбург-Альтону.
Поначалу успехи движения были не столь велики, как рассчитывали многие. «Мицрахи» в то время представляла собой свободную федерацию местных группировок, объединенных только религиозными и национальными убеждениями, а также общим желанием выступить в роли группы давления против «демократической фракции» (Соколов, Вейцман, Моц-кин), которая хотела, чтобы сионисты занимались не только политической деятельностью и колонизацией Палестины, но также культурной и просветительской работой. Поскольку просветительская деятельность, производимая неортодоксами, была, по определению, неприемлемой для «Мицрахи», эта организация пережила кризис, когда на 10-м сионистском конгрессе было наконец решено принять программу «демократической фракции». Самые непримиримые ортодоксы, особенно из Германии и Венгрии, решили покинуть ряды сионистского движения, но подавляющее большинство осталось[699].
На протяжении всей своей истории «Мицрахи» страдала от внутренних разногласий между теми, кто считал себя в первую очередь сионистами, и теми, кто ставил ортодоксальные принципы выше идей сионизма. Идеология «Мицрахи» представляла собой компромисс между этими двумя крайностями: она отвергала сионизм как чисто светское движение, заявляя, что духовные и моральные ценности Европы имеют лишь ограниченную значимость, что еврейская нация без религии — это все равно что тело без души и что религия и нация представляют собой неразделимое целое[700]. Иными словами, религия должна быть стержнем сионизма, а религиозная традиция вновь должна превратиться в закон Земли Израилевой. Однако, в отличие от «Агудат Израэль», «Мицрахи» всегда утверждала, что религиозная вера без национального духа — это лишь «половина иудаизма», и настаивала — опять же, в противовес ультраортодоксам — на том, что иврит должен быть языком как духовной, так и повседневной жизни. На Антверпенском конгрессе (1926 г.) идеология «Мицрахи» была облечена в одну краткую формулу: ««Мицрахи» — это сионистское, национально-религиозное объединение, стремящееся к построению национального дома для еврейского народа в Палестине в соответствии с писаными и неписаными законами».
Двое самых молодых и самых активных лидеров «Мицрахи», раввины Меир Берлин и И. Л. Фишман, во время I мировой войны находились в Америке и содействовали созданию филиала организации в США. 1922 год стал важной вехой в истории движения: штаб исполнительного комитета был перенесен в Иерусалим, а также была основана рабочая секция «Мицрахи» — «Хапоэль Хамицрахи». На ранней стадии в движении доминировали раввины, но постепенно в руководство стали приходить и светские члены организации. Один из них, профессор Герман Пик, стал первым представителем «Мицрахи» в Исполнительном комитете сионистской организации. В 1920—1930-е гг. особый акцент ставился на просветительской деятельности — как в Палестине, так и в Восточной Европе. В рамках движения возникла женская группа; молодежная секция «Мицрахи» насчитывала множество приверженцев. В Палестине «Мицрахи» открыла собственный банк и кооператив строительных рабочих. Позднее, с прибытием в Эрец-Израиль первых членов «Хапоэль Хамицрахи», появилось несколько киббуцев и поселений в пригородах — например, Сангедрия в Иерусалиме. К 1967 г. в десяти киббуцах «Хапоэль Хамицрахи» насчитывалось уже около четырех тысяч жителей.
В сионистской политике «Мицрахи» поначалу поддерживала Вейцмана, но позднее примкнула к «правой» оппозиции, соперничавшей с трудовыми партиями. В сущности, она представляла собой партию среднего класса, а следовательно, выступала против перехода Исполнительного комитета в руки «левых», который произошел в 1931 г. Однако и внутри самой «Мицрахи» такая политика вызвала раскол. Ортодоксальная рабочая секция, которая впоследствии присоединилась к Хистадрут, оказалась в оппозиции к «правым» членам «Мицрахи». Эта секция выступала за «еврейский социализм», утверждая, что социализм вовсе не обязан быть материалистическим и атеистическим; что, напротив, социализм основан на идеях социальной справедливости, которые представлены в Библии как законные и желаемые. Первоначально на лидеров «Мицрахи» эти голоса протеста не произвели большого впечатления. Даже напротив, неудачные попытки повлиять на палестинскую и сионистскую политику в духе еврейской ортодоксии заставили руководство «Мицрахи» еще жестче укрепиться в своих воззрениях.
На конференции в Кракове в 1933 г. «Мицрахи» решила активизировать борьбу против не-ортодоксов — как внутри сионистского движения, так и в выборных органах палестинского еврейства[701]. Это усугубило разногласия в рядах организации. Немецкое отделение «Мицрахи» вышло из всемирной федерации в 1931 г. (отчасти — в знак протеста против антивейцмановской политики); сопротивление новому курсу возникло в Британии, Австрии и Швейцарии, а также в самой Палестине. «Хапоэль Хамицрахи» вполне обоснованно заявляла, что движение, преследуя узкие классовые интересы, отделяет себя от тех самых народных масс, на которые стремится повлиять в духе еврейских традиций. Через несколько лет единство «Мицрахи» было восстановлено, но «Хапоэль Хамицрахи» в результате этого конфликта заметно укрепилась и встала на более независимые позиции в идеологии и политике.
Когда сионизм впервые появился на европейской политической сцене, его главным образом поддержало молодое поколение; с тех пор молодежные движения прочно заняли важное место в его истории. «Билу» состояла, по существу, из совсем молодых юношей и девушек не старше двадцати с лишним лет; примерно такого же возраста было большинство иммигрантов второй и третьей алий. В Центральной и Западной Европе сионизм в ранние годы его деятельности поддерживали студенты — например, венская студенческая корпорация «Кадима». Молодежное объединение с таким же названием было создано в Лондоне в 1887 г., еще до того как Герцль приступил к сионистской работе. Аналогичные группы возникли в Бреслау в 1886 г., в Гейдельберге («Бадения») в 1890 г., в Берлине («Молодой Израиль») в 1892 г., в Черновцах («Хасмонея») и при некоторых других университетах. В такую форму облекался протест против нараставшего антисемитского движения, затронувшего и университетскую жизнь. Некоторые из этих групп считали своей основной задачей культурную работу, другие отдавали предпочтение физической подготовке. Нередко члены этих молодежных движений вызывали студентов-антисемитов на дуэли, желая доказать, что евреи — не трусы. Идеи политического сионизма проникали в эти студенческие общества лишь постепенно, но со временем они превратились в главную опору сионистского движения в Германии и Австрии, а позднее из их среды вышли множество сионистских лидеров.
В 1913–1914 гг. студенты-сионисты в Германии организовали групповые экскурсии в Палестину. Накануне I мировой войны местные студенческие груцры слились в централизованную организацию «Картелль Июдишер Фербиндунген» (КИФ), которая затем, после 1918 г., играла важную роль в деятельности центральноевропейского сионизма. Студенческие движения возникли раньше, чем политический сионизм, но уже на II сионистском конгрессе Макс Нордау и профессор Мандельштам высказали идею о том, что необходимо поощрять физическую подготовку среди молодежи. Эта идея получила свежий импульс на 5-м конгрессе, когда Нордау сформулировал понятие «Muskel Judentum» («евреи с мускулами»). В 1898 г. в Берлине был открыт первый крупный еврейский спортклуб «Бар Кохба». Спортивное движение быстро распространилось на другие страны, и на 6-м конгрессе было решено создать международную федерацию сионистских спортклубов. Так в 1921 г., на Карлсбадском конгрессе, возникла Всемирная Организация Маккавеев, которая к 1930 г. уже насчитывала около 40 тысяч членов в двадцати четырех странах. В 1932 г. в Тель-Авиве состоялась первая еврейская Олимпиада («Маккавия»). Некоторые сионистские спортклубы достигли больших успехов: немецкие — в легкой атлетике и боксе, австрийские и чехословацкие — в плавании, лыжах и легкой атлетике. Многие мальчики и девочки пришли в ряды сионистской организации через эти клубы. Было бы ошибкой предполагать, что все сионистское движение выросло из идеологических диспутов и штудирования Борохова и Бубера. Физическая подготовка, которой в еврейских общинах традиционно пренебрегали, являлась частью сионистской кампании по нормализации еврейской жизни.
Независимое еврейское молодежное движение, свободное от контроля взрослых и развившее свою специфическую молодежную культуру, возникло в 1912–1913 гг. с открытием организаций «Блау Вайс» в Бреслау и Берлине. На них оказало большое влияние немецкое молодежное движение «Вандерфогель»: «Блау Вайс» приняли такую же форму, какую носили члены этого движения. Члены «Блау Вайс» пели те же песни и так же ходили в походы. Эта организация была проникнута теми же неоромантическими настроениями, чувством протеста против вульгарного материализма и искусственных условностей общества, желанием вернуться к более естественной, искренней и непосредственной жизни. Включаться в ряды немецкого движения «Вандерфогель» многим молодым евреям мешали набиравшие силу антисемитские тенденции в этой организации, которая изначально не была политической; некоторые немецкие молодежные группы ввели процентную норму, другие совсем не принимали евреев, а в 1913 г. всю страну охватили споры по вопросу, могут ли евреи входить в немецкие молодежные организации[702]. Более того, многие евреи сами чувствовали, что им нет места в движении, черпавшем свой энтузиазм из мистического «народного духа Германии», в котором так прочно были укоренены элементы тевтономании и христианства.
Когда началась война, члены еврейских молодежных движений в Германии и Австрии отправились добровольцами на фронт. Но если у многих немцев война пробудила экзальтированный немецкий патриотизм, то многие представители еврейской молодежи обнаружили, что, невзирая на легальный статус немецких граждан, товарищи по армии никогда не будут считать их полноценными немцами. Некоторые немецкие и австрийские евреи пришли к осознанию своей национальной принадлежности, познакомившись с евреями из Восточной Европы. «Блау Вайс», и прежде симпатизировавшая сионизму, за годы войны полностью встала на его сторону, хотя споры между ее членами о том, «что такое еврей», все еще продолжались. Впрочем, несмотря на всю преданность сионистским идеям, это движение оставалось тесно связанным с немецкой культурой. Один из его лидеров заявил, что его «мечты выросли под северными мехами», а не под восточными пальмами. Другие признавались, что старые добрые немецкие песни нравятся им больше, чем искусственные песни на иврите, смысла которых они не понимали. На молодежном собрании в Берлине в октябре 1918 г. один из представителей «Блау Вайс» заявил, что сионизм следует освободить от мертвого груза традиций и что национальное возрождение вовсе не обязательно означает бездумный возврат к устаревшим религиозным догмам и культурным обычаям[703].
Подобные еретические взгляды вызвали бурю возмущения, однако возмущение не могло ответить на все вопросы: немецкое молодежное движение по-прежнему служило образцом организованности и идеологической цельности, на который равнялась сионистская молодежь. Впрочем, в одном решающем аспекте сионистская молодежь пошла дальше, чем «Вандерфогель»: в 1922 г. на собрании в Прюнне «Блау Вайс» издала резолюцию, призывающую членов организации эмигрировать в Палестину и жить и работать там сообща. Слабостью же немецкого молодежного движения, несмотря на все торжественные заявления о тесных личных связях между его членами, оставался его непостоянный характер: большинство членов покидали «Вандерфогель», как только заканчивали высшие учебные заведения.
Еврейское молодежное движение преуспело там, где потерпели неудачу его немецкие современники: оно создало «Lebensbund»[704] — не летний лагерь, а настоящую жизнеспособную общину. Первая партия членов «Блау Вайс» прибыла в Палестину в 1921–1922 гг., другие последовали за ними в 1923 и 1924 гг. Они основали небольшое сельскохозяйственное поселение и открыли мастерскую в городе. Однако в конечном счете все эти попытки окончились провалом: отчасти из-за того, что члены организации были недостаточно подготовлены к трудовой жизни в Палестине, а отчасти из-за экономического кризиса 1925–1926 гг. В 1927 г. «Блау Вайс» прекратила свое существование, однако это ни в коей мере не означало гибели сионистского молодежного движения в Германии: многие члены этой организации рано или поздно добрались до Палестины и поселились там.
В 1920-е и в начале 1930-х гг. возникло еще несколько сионистских молодежных движений (ИИВБ, «Брит Хаолим», «Кадима», «Хабоним», «Верклойте»). Некоторые из них впоследствии создали свои киббуцы в Палестине («Верклойте» в Хазорее), тогда как члены других (например, религиозной организации «Бахад») присоединились к уже существовавшим коллективным или кооперативным поселениям. С идеологической точки зрения, эти группы, погрязшие в бесконечных диспутах на культурные и политические темы, представляли собой диковинный, вечно изменчивый сплав разнообразных социалистических — или, по крайней мере, антикапиталистических — элементов (находившихся под сильнейшим влиянием Маркса и Густава Ландауэра) с культурным сионизмом (Бубер), идеями немецкого молодежного движения и с «халуцит» — идеей преданности трудовой жизни в Палестине. Разумеется, не все из тех, кто готовился к жизни в киббуцах, попали в Палестину и не все из тех, кто все же присоединился к коллективным поселениям, остались там надолго. Однако евреями из Германии ряды киббуцников пополнялись гораздо активнее, чем иммигрантами из других стран.
Приход нацистов к власти активизировал деятельность сионистского молодежного движения. После 1933 г. численность членов «Хехалуц» (основанной в Германии в начале 1920-х гг. по инициативе многих сионистов, и в частности Арлозорова) достигла 15 тысяч. За последующие три года 7 тысяч из них отправились в Палестину и большинство присоединились к уже существовавшим там киббуцам. Из младших членов «Хехалуц» (не старше шестнадцати лет) несколько тысяч приехали в Палестину с Молодежной Алией, которую организовала Генриетта Сольд, ветеран американского сионизма. Этих подростков принимали в «детские» деревни (например, в Бен Шемен) и киббуцы, где в течение двух лет они проходили подготовку и усваивали азы сельского хозяйства, изучали иврит и общеобразовательные предметы.
Влияние немецкого молодежного движения не ограничивалось немецкоязычными странами Центральной Европы. Оно оказало мощное воздействие и на Восточную Европу. «Хашомер Хацаир», о которой уже неоднократно говорилось в этой книге, возникла в форме молодежного движения, основанного на принципах скаутства[705]. Колыбелью ее была Галиция. Во время войны некоторые лидеры «Хашомер Хацаир» вошли в контакт с членами немецкого и австрийского еврейских молодежных движений и с пропагандистами нового, свободного образования (С. Бернфельд). Авангард этой организации достиг Палестины в 1920–1921 гг. Подобно «Блау Вайс», члены «Хашомер Хацаир» не являлись сионистами в полной мере. Центральное место в их мировоззрении занимали ницшеанские идеи об индивидуальном совершенстве. Позднее это движение распространилось из Галиции на Польшу, Румынию, Литву и многие другие страны.
К 1930 г. «Хашомер Хацаир» насчитывала уже 34 000 членов и была самым сильным из еврейских молодежных движений. Кроме того, она уже стала полноценной сионистской организацией, приняла социалистическую идеологию и идею киббуцной жизни. Не все ее члены выдержали это испытание: многие покинули ее ряды по личным причинам, другие — из-за того, что разочаровались в идеологической ориентации движения. «Левые» критики заявляли, что синтез сионизма и революционного социализма невозможен. Они усматривали «трагический конфликт» между этими двумя идеологиями и, в свете насущной необходимости мировой революции, делали выбор в пользу коммунизма или, в некоторых случаях, троцкизма. «Правые» критики (в основном, из Латвии и Чехословакии), напротив, полагали, что движение «Хашомер Хацаир» и так чересчур политизировано. Раскол произошел на состоявшейся в 1930 г. 3-й всемирной конференции «Хашомер Хацаир». Большинство членов отделившейся от нее группы впоследствии вошли в «Мапаи».
ebooksa