Духовность Общества Иисуса

22
18
20
22
24
26
28
30

Столь же важной, как и в области миссий, была деятельность Ротана, связанная с Упражнениями св. Игнатия и с духовными упражнениями вообще. Мы видели, какое место он уделял упражнениям в своей собственной духовной жизни. 27 декабря 1834 г. он написал всему Обществу письмо «об изучении и применении Упражнений», значение которого для истории иезуитской духовности трудно переоценить. С самого начала задаваясь вопросом о причинах большей или меньшей плодотворности духовных упражнений, которые выполняют или проводят члены Общества, он подчеркивает, что зачастую упражнения приносят меньше плода из-за недостаточно верного следования самой книге св. Игнатия, ее тексту и подлинной мысли, и слишком легкой ее подмены суррогатами, зачастую не имеющими с ней ничего общего, кроме названия. Таким образом, основанием должно служить изучение книги, ее точного текста, ее важнейших указаний, ее глубинного духа, изучение, впрочем, не чисто умозрительное и теоретическое, но всецело ориентированное на практику, на полное использование возможностей, содержащихся в наставлениях святого, особенно в том, что касается самоотречения, подлинного ядра Упражнений[1076].

Дабы поощрить и поддержать изучение этой книги, Ротан опубликовал в 1835 г. новый латинский перевод Игнатиева текста, стараясь как можно точнее следовать испанскому оригиналу, и сопроводил его обильными примечаниями, явно призванными, прежде всего, уточнить подлинный смысл этого текста и как можно точнее определить суть мысли автора. В 1838 г., в 1847 г. и последний раз в 1852 г. он пересматривал свой перевод и примечания[1077]. В действительности на практике этот новый перевод почти полностью вытеснил «вульгату» о. де Фре, более изящную, но также заметно более вольную. «Вульгата» сохраняет за собой то преимущество, что именно ее текст был утвержден Павлом III, но тот, кто хочет во всех тонкостях познать мысль святого, как она запечатлена в оригинале Упражнений, но не может познакомиться с испанским текстом, с полным основанием может предпочесть версию Ротана.

Прежде всего, не подлежит сомнению, что в манере преподавания упражнений иезуиты XIX столетия в целом куда точнее следовали плану и тексту св. Игнатия, чем большинство их предшественников XVII и XVIII вв.: чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить наиболее распространенные книги духовных упражнений обеих эпох. Можно даже задаться вопросом о том, не привел ли некоторых этот импульс, заданный Ротаном, к некоторому буквализму, заходившему иногда так далеко, что преподавание Упражнения сводилось к простому разбавлению текста Игнатия. Тем более что, как мы видели, сам он на протяжении всех двадцати четырех лет своего правления совершал все ежегодные упражнения, строго следуя этому оригинальному тексту, и духовные упражнения, которые он давал схоластикам Вале в октябре 1848 г., также представляют собой исключительно разбор текста (explication de texte)[1078]. Когда же речь идет о ежегодных духовных упражнениях, как в данном случае, не может ли подобное бесконечное повторение одного и того же стать скучным и бесплодным?

Позже мы рассмотрим то особое место, которое отводится Упражнениям в духовности Общества. Здесь же, если взять лишь частный случай Ротана, представляется очевидным, что сам он никогда не разочаровывался в подобном повторении и не ощущал его бесполезности, но благодать всегда позволяла ему находить обильную пищу для своей души в этих бесконечных возвращениях к одним и тем же истинам, впрочем, очень хорошо отвечающих тому, сколь значительное место отводится в самих Упражнениях повторениям и возвращениям к уже совершенным размышлениям и созерцаниям. В этом, впрочем, нет ничего необычного, поскольку существует много примеров святых и духовных людей, месяцами и годами живших несколькими очень простыми мыслями, позволявшими им проникать в самое сердце духовной жизни, – и кто мог бы сомневаться, что мысли Начала и основания, размышления о Царе небесном и многие другие именно такого порядка? Что до духовных упражнений в Вале, то легко понять, что, получив столь благоприятную возможность, генерал счел важным изложить все свои мысли на предмет точного смысла различных частей Упражнений. Таким образом, как кажется, это не позволяет сделать никаких выводов, по крайней мере окончательных, по поводу его личного мнения о том, как следует преподавать Упражнения группе людей, обыкновенно совершающих их ежегодно. Тех же, кто пытался ему подражать, не вникнув достаточно глубоко в мысль св. Игнатия, это стремление к верности тексту, возможно, не раз приводило к узкому буквализму. Нужно слишком плохо знать людей, чтобы не допускать этого априори или апостериори. Но подобные перегибы и искажения не умаляют величайшей заслуги Ротана, вернувшего иезуитов к этому истоку их духовности и позволившего им пить воду прямо из источника. Не раз упрекали в узости и другое знаменитое сочинение о. Ротана, его De ratione meditandi («О способе размышления»)[1079], – и, бесспорно, тому, кто станет читать это сочинение вслед за подобными же трудами Бартоломео Риччи, Ариасаили Крассе, изящными введениями ла Пуэнте или Энева к их собраниям размышлений, будет трудно не ощутить его сухости и сложности. В сущности, перед нами сочинение для молодежи, которое автор написал в России, когда был преподавателем юниоров и в то же время их духовным наставником (1812–1816), а затем преподавал своим ученикам в Бриге в Швейцарии (1821–1823) и которое было литографировано около 1836 г. в Риме. Первое издание было выпущено в Риме в 1847 г. и вышло, с отдельной нумерацией страниц, в качестве приложения к изданию Упражнений того же года. По содержанию это De ratione meditandi представляет собой развернутый вариант краткой Formula meditandi («Формулы размышлений»)[1080], которую обыкновенно выдавали послушникам России, дабы помочь им в начале пути. Это снабженная рядом практических советов схема размышлений и возможных переживаний, которая предоставлялась начинающим, дабы помочь им совершить первые шаги, найти что-то в предмете размышления. Вместе с тем она призывала их не теряться в деталях, уделять внимание переживаниям и решениям, «без которых размышление уже было бы не мысленной молитвой, но чистым умозрением и простым исследованием»[1081], или, как скажет Ротан схоластикам Лувена в начале духовных упражнений 1849 г., «превращать размышление в молитву, обращая к Богу вздохи, краткие молитвенные воззвания и т. д.»[1082]. Поэтому было бы серьезной ошибкой искать в этом небольшом труде всю мысль Ротана о молитве. И тем более не следует видеть в нем официальное и целостное отражение присущего Обществу понимания способов молитвы своего основателя. Сколь бы велики ни были подлинные заслуги этого сочинения и польза, которую оно принесло и может принести в будущем, оно остается простым практическим руководством для начинающих, и не в нем следует искать лучшее и глубочайшее отражение учения самого Ротана[1083].

Впрочем, следует признать, что, если такой человек молитвы, каким был Ротан, в своих письмах, написанных к юбилею Общества в 1840 г. или по случаю многочисленных испытаний, которым оно подверглось в период его правления, настаивает не столько на молитве, сколько на самоотречении, смирении и духовной радости среди страданий, неколебимом уповании на любовь Сердца Иисусова, то, без сомнения, он считал, как твердил св. Игнатий и как сам он знал по собственному опыту, что душе воистину смиренной и самоумерщвленной легко достигнуть единения с Богом и находить Его во всем.

О. Петер Бекс[1084], который сменил в 1853 г. о. Ротана, также написал много посланий своим монашествующим за тридцать лет своего долгого правления. Если он не оставил в сфере духовной жизни новых указаний или побуждений, подобных тем, какие дал его предшественник в связи с миссиями или Упражнениями, то продолжал трудиться в том же направлении с присущей ему кроткой твердостью, стараясь обеспечить подготовку молодых монашествующих, всецело отвечающую программе, оставленной св. Игнатием, и поддерживать упорядоченность духовной жизни вопреки рассеяниям, которые по-прежнему следовали одно за другим. В 1853 г., после потрясений 1848 г., Генеральная конгрегация настояла на возобновлении упорядоченной жизни в общинах, насколько это возможно[1085]. В 1871 г. Бекс предостерег от двух опасностей: лени перед лицом невозможности продолжать обычные дела служения в привычной обстановке и слишком большой вольности жизни в рассеянии. В этих испытаниях, в которых он непрестанно проповедовал мужество и упование, он нашел благоприятную возможность полностью завершить восстановление нормальной монашеской подготовки: закрытие домов и коллегий освободило множество схоластиков и молодых отцов. В этом он увидел возможность дать им в лучших условиях не только образование, но и третью пробацию, которая, судя по декрету Конгрегации 1853 г., в это время все еще совершалась очень слабо, для проформы[1086]. Так было, например, в 1881 г. в Германии и во Франции. Пусть этот вынужденный досуг используется также для того, чтобы посвящать больше времени молитве. В 1856 г., после своего избрания и по случаю трехсотлетия со дня смерти св. Игнатия, о. Бекс подчеркнул важность верности духу святого основателя, отраженному в Конституциях, в первую очередь, в полном отказе от духа мира, в смиренном самоотречении ради подражания примеру Христа нищего и презренного. Позднее, в 1875 г. он возвращается к другому аспекту этого духа, к рвению о душах, рвению глубокому, отважному и в то же время упорядоченному в смысле избрания апостольской нивы и средств творить благо[1087].

О. Антоний Мария Андерледи[1088], викарий, а затем преемник Бекса, пользовался, главным образом, теми возможностями, которые давали ему торжества в честь некоторых святых Общества, чтобы напоминать в своих письмах об основополагающих принципах монашеского духа и важнейших пунктах дисциплины. В 1887 г. по случаю беатификации Эдмунда Кемпиона он подчеркнул, что его мученичество и рвение учат тому, что монашеская жизнь, в особенности же мужественное жертвование земными привязанностями и родственными связями, есть бескровное мученичество, что при избрании апостольского служения иезуиты должны руководствоваться лишь одной целью, славой Божией, полностью отрекаясь от себя и своих предпочтений. В 1890 г. по случаю канонизации Алонсо Родригеса он призывает к смирению, к любви к самым скромным делам, к единению с Богом, важнейшее условие которого – умерщвление страстей, а главный путь для иезуита – Упражнения. Св. Иоанн Берхманс служит в его письмах примером совершенного соблюдения правил жизни в общине. Св. Петр Клавер – образцом неустанного, самоотверженного, самозабвенного рвения, послушным и вершащим великие дела при полном подчинении правилам. В 1892 г. по случаю трехсотлетия Алоизия Гонзаги генерал напоминает о презрении к миру и его правилам[1089].

Эту решительную борьбу за сохранение монашеского духа и упорядоченной монашеской жизни во всей их целостности вопреки нашей современной цивилизации и ее опасностям продолжил о. Луис Мартин[1090], в особенности в своем замечательном письме от 4 октября 1896 г. «о некоторых опасностях, которых следует избегать в наши времена». В первую очередь речь идет о двух: о легкомыслии, влекущем за собой поверхностность в учении, рассеянность в духовной жизни и подмену глубокого размышления и истинно серьезной духовной жизни легким чтением и простыми занятиями; и разнузданной любви к свободе и независимости, ведущей к утрате глубокого чувства послушания и смирения, недостатку смирения, который становится еще опаснее, когда принимает форму неправильно понятой любви к Обществу, побуждая нас искать его славы как цели[1091].

О. Франциск Ксаверий Вернц[1092], будучи специалистом канонического права, предпочитал точные указания пространным письмам с духовными наставлениями. Среди многочисленных разосланных им указаний следует, прежде всего, отметить письмо 1910 г. о третьей пробации, в котором он дополнил и адаптировал распоряжение Аквавивы на ту же тему, а также письмо 1910 г. о том, как совершать ежедневные получасовые размышления, предписанные настоятелям, и о новых правилах для конгрегации Пресвятой Девы и Благой кончины, изданных в 1907 и 1910 г.[1093]

В эту эпоху генеральные конгрегации почти не издавали декретов, утверждающих новые тенденции, непосредственно затрагивающие духовную жизнь. Как и предшествующие, они ограничились призывами к полному выполнению уже существующих предписаний на эту тему. Между тем следует отметить декрет 1883 г., в котором отклонялась просьба об изменении 34 правила для ректоров, запрещающего им позволять схоластикам приступать к причастию чаще раза в неделю. Тогда в самом разгаре была кампания поборников частого причащения, и Конгрегация предпочитала дождаться указаний Святого Престола, которые и в самом деле поступили вместе с декретом Пия X, после чего Конгрегация 1906 г. всецело подчинила их духу разнообразные правила[1094]. Опять же в 1883 г. декретом 46 была официально утверждена миссия распространения почитания Пресвятого Сердца Иисуса, переданная Обществу Маргаритой-Марией Алакок, которая была причислена к лику блаженных в 1864 г.[1095] В 1892 г. декрет 20 о поддержании истинного монашеского духа обращает внимание на ошибки, допускаемые в беседах, на соблюдение монашеского затвора, на необходимость особой заботы о духовной жизни молодых монашествующих и братьев-коадъюторов…[1096] С конгрегациями 1915 и 1923 гг. мы подходим к подготовке и осуществлению работы по кодификации законодательных текстов Общества и их адаптации к новому кодексу канонического права, работы, завершившейся в 1924 г. публикацией официального Epitome Instituti («Краткого изложения института»)[1097], в котором кодифицированные тексты были объединены с предписаниями общего права монашествующих и постановлениями, регулирующими практику тех и других, а в 1932 г. дополнены изданием пересмотренного и исправленного текста различных правил, как общих, так и применимых к частным занятиям или ситуациям. Ни кодификация, ни распоряжения и правила не привнесли в области духовной жизни каких-либо значимых изменений в прежние положения. Они лишь подтвердили их, особенно те, что связаны с благочестивыми делами и ежедневным часом молитвы, а также с отчетом совести, который был особо одобрен Святым Престолом со всеми отступлениями от общих предписаний права, какие он мог в себе содержать. Но если эти тексты не несут в себе ничего нового, то их преимущество в том, что в них в сжатой и конкретной форме представлены практические принципы, определяющие духовную жизнь иезуитов и внутренний дух, которым они должны руководствоваться в различных своих занятиях и делах служения; в частности, различные правила содержат в себе множество исключительно ценных с этой точи зрения указаний.

Плоды: некоторые указания

Каков же был отклик на эти непрестанные старания настоятелей Общества в XIX в. установить, сохранить и развить этот внутренний дух и упорядоченность? Ответить на этот вопрос так же трудно, как и при обсуждении предшествующих периодов, и даже еще труднее. Поскольку речь идет о временах, столь близких к современности, и расстояние, необходимое для верной оценки фактов, отсутствует, очень нелегко дать сколько-нибудь точный ответ на вопрос об уровне и тенденциях духовной жизни иезуитов в целом после воссоздания Общества. Здесь можно только подчеркнуть некоторые несомненные факты, назвать имена некоторых людей, которые подают нам характерный, по крайней мере, показательный пример того, что иезуиты считали самым лучшим в Обществе, лучше всего отвечающим его глубинным устремлениям в сфере духовной жизни.

Первый факт, который бросается в глаза при исследовании этого периода, это постоянный и быстрый численный рост воссозданного ордена: если в 1814 г. он насчитывал 600 членов, делившихся на старых и новых, то ко времени смерти Ротана, в 1853 г., в нем состояло уже более 5000 человек. Когда в 1883 г. Бекс передал бразды правления Андерледи, в Обществе было 11000 членов и 23 провинции. В 1892 г., когда этот генерал умер, число провинций не изменилось, но общее число иезуитов превысило 13000. В 1906 г. о. Мартин составил после себя 15000 монашествующих, которых в 1915 г. было уже 17000, а в 1936 – более 25 тысяч[1098]. Разумеется, эта голая статистика требует истолкования, чтобы служить серьезным указанием на духовную жизнеспособность ордена: число – еще не все и может даже (множество исторических примеров служат тому доказательством) представлять большую опасность для пыла монашеской семьи. Уже св. Игнатий настоятельно предостерегал от соблазна принимать в Общество turba, ничего не стоящую толпу, плохо подготовленную и неприспособленную[1099]. Кроме того, численный рост был в значительной мере производной роста географического, поскольку учреждались целые новые провинции, например, в Америке, там, где пятьюдесятью-шестьюдесятью годами раньше трудились лишь несколько иезуитов. Наконец, если общее развитие Общества представляется действительно непрерывным, то в отдельных деталях жизни различных провинций наблюдаются заметные колебания, и многие из них переживали и переживают до сих пор более или менее явный кризис набора. Однако, поскольку здесь речь идет главным образом о массе, о целом, представляется трудным не прийти к выводу о том, что подобное развитие вопреки изгнаниям и рассеяниям, еще недавно поразившим многие из наиболее прочно утвердившихся провинций, говорит о большой жизненной силе и воистину примечательном уровне монашеской жизни.

Тем более (и это второй факт), что локальное развитие, выражавшееся в новых начинаниях, отвечало не только внутренней потребности расширить орден, дабы чем-то занять избыток новобранцев, но и на призывы, столь же постоянные, сколь и настойчивые, поступающие извне: со времен воссоздания Общества одна из главных забот настоятелей всегда состояла в том, как, никого не обижая, отказываться от некоторых дел, о которых их просили подопечные, дабы, согласившись на них, не подвергнуть опасности формацию и монашескую жизнь своих подопечных. Такое количество просьб, поступавших из различных католических кругов, из каждой страны понемногу, также едва ли говорит о вялости монашеской жизни: некоторое время люди могут питать иллюзии относительно ценности тех апостолов, которых они призывают к сотрудничеству, но они не могут заблуждаться бесконечно.

Третий факт: распространение миссионерского духа и плодотворного участия в апостольском труде в странах неверных. В этом отношении Общество, несомненно, лишь участвует в общем движении Церкви, которое началось в середине XIX в. и усилилось под влиянием последних Пап, особенно Пия XI, но участвует широко. И, если общее число его членов не перестает расти, то в то же время можно заметить, что в этом растущем числе доля монашествующих, участвующих в миссиях, также непрестанно увеличивается. Если говорить лишь о последних годах, когда статистика с большей точностью выделяет миссии к неверным в собственном смысле слова, мы видим, что доля иезуитов, участвующих в этих миссиях, составлявшая в 1919 г. 10 % от общего числа их участников, достигает 11,4 % в 1925 г.; 11,9 % в 1929; 12,7 % в 1934 и 14,8 % в 1940. В то время как общее число в эти двадцать лет выросло в полтора раза, число иезуитов-миссионеров за то же время увеличилось более чем вдвое[1100]. И не менее многочисленны, чем прежде, монашествующие, которые хотя и заявляли, притом настойчиво, о стремлении участвовать в миссиях, в силу послушания продолжали нести духовное служение в Европе и Америке.

Четвертый факт: место, которое занимало в жизни иезуитов XIX в. служение исповеди и духовного руководства. Мы говорим, разумеется, не о мифическом иезуите, модном духовном наставнике для благочестивых щеголих, объекте поверхностных насмешек, бессмертный пример которых оставил нам Паскаль. Я намерен говорить о безвестном и трудном апостольстве, о бесконечных часах, которые иезуиты проводили в исповедальне, выслушивая в основном бедняков, людей, по своему положению обыкновенно очень скромных, но ищущих более глубокой христианской жизни. Без сомнения, это служение занимало на протяжении всего XIX в. и позднее значительное место, наряду с другими, более заметными, в жизни большого числа иезуитов, иногда очень известных, и даже поглотило почти всю жизнь немалого числа других, совершенно неизвестных, проводивших бо́льшую часть своих дней в исповедальне, в церквях Общества или же в церквях приходских, выслушивая иногда более 30000 исповедей в год. Для того же, кто обладает некоторым опытом подобного служения, нет сомнения, что такого рода самопожертвование, беспрерывно длящееся годами, подобное влияние на души требуют очень напряженной духовной жизни, необыкновенного самоотречения.

Автобиографии и биографии

Некоторые иезуиты оставил и духовные дневники и личные записки, изданные после их смерти, которые позволяют нам еще глубже проникнуть в их душу. Разумеется, такими документами нужно пользоваться с большой осторожностью. Некоторые из них подтверждаются очень ревностной внешней жизнью, свидетельствующей о том, что эти заметки – не просто слабые опыты и пустые слова. Мы уже встречались с духовными сочинениями о. Ротана, недавно изданными в его Opera spiritualia. О. Пьер Оливен[1101], убитый в Париже в 1871 г. повстанцами Коммуны, оставил Journalde ses retraites annueles («Дневник своих ежегодных духовных упражнений»), опубликованный о. Клером вскоре после его смерти (Париж, 1872; 2 тома), заметки, каждая страница которых являет нам величие этой души, богатой и сильной в борьбе с собой, в полной покорности Богу. Они интересны и тем, что, как и Ротан, Оливен всегда совершал свои упражнения, следуя плану Упражнений св. Игнатия, от «Начала и основания» до «Созерцания ради обретения любви Божией», регулярно возвращаясь к ним каждый год; и между тем издателю удалось, не совершая насилия над текстами, дать упражнениям каждого года особое название, отражающее их тональность, особый оттенок. Перед нами примечательный пример адаптации, которой легко поддается этот план Упражнений. Были изданы также записки о больших, тридцатидневных духовных упражнениях и Journal spirituel («Духовный дневник») о. Амбруаза Матиньона[1102], который был соратником, а впоследствии преемником о. Оливена на посту настоятеля парижского дома. Духовные упражнения, совершённые под руководством о. Фуйо, равно как и «Дневник», куда менее оригинальны и ярки, чем заметки о. Оливена, поскольку о. Матиньон, выдающийся духовный наставник, не обладал сильным и самобытным характером о. Оливена. Между тем в сочетании с заметками о духовных упражнениях, которые он давал другим, эти признания весьма интересны как пример внутренних помыслов иезуита очень ревностного, но близкого, скорее, обычному пути.

Напротив, очень самобытен Memorial («Записки») о. Жана Лионнара[1103], которого мы встречаем среди духовных авторов: этот созерцатель, наделенный, как кажется, необыкновенными дарами, во многом отразит свой личный опыт в Apostolat de la souffrance («Апостольстве страдания»). Еще одной страдающей душой, познавшей суровые божественные испытания, пылко предававшейся созерцанию в гуще каждодневного самоотверженного труда, более уравновешенной, чем Лионнар, в своей полной покорности божественному произволению, был о. Алексис Анрион[1104], оживающий на страницах своего «Дневника», который позволяет нам проследить его восхождение с 1902 г. до его смерти в 1919 г. Здесь мы можем всецело проникнуть во внутренний мир молодого иезуита, который, прожив жизнь, лишенную внешнего блеска, являет в своих записках необычайное богатство духовной жизненной силы. Этот внутренний мир интересно сопоставить с другим, также очень богатым, но совершенно иным – с внутренним миром человека, который был самым влиятельным его наставником, о. Жермена Фоша[1105], постепенно дополнявшего и перерабатывавшего свою Programme de vie («Программу жизни»), ныне опубликованную, которая позволяет нам проследить глубинное действие благодати в этой великодушной и пылкой натуре.

О. Вильгельм Эбершвайлер[1106], каки о. Фош, всю жизнь посвящал себя делу духовного руководства, в особенности молодыми иезуитами. Жизнеописание этого созерцателя содержит множество выдержек из его заметок, которые и составляют главную ценность этой внешне единой биографии. Таким образом можно воссоздать весь путь этой души, от мужественной аскетической подготовки первых лет до излиянных даров, которыми этот человек был в изобилии наделен с 1870 г., своего третьего года пробации.