Качор вышел, не получив ответа, а епископ будто забыл об этом разговоре, с очень весёлым лицом вошёл в комнату, где его уже ждали с утренним обедом, который ели почти сразу, встав с кровати.
Сотрапезников было достаточно, но, поглядев на них, хозяин не много мог от них ожидать, были смелыми для миски, скорые для разговора, они выглядели не особенно рыцарски.
Разговор сразу начался о том молодом медведе, которого охотники взяли живьём, и после полудня хотели его затравливать псами, за огорождениями. Эту забаву Павел очень любил, если не было охоты.
День делался жарким. Ехать из дома в лес никому не хотелось, ждали дня.
Епископ, в соответствии с привычками, поев и выпив, садился дремать какое-то время, иногда ложился на минуту.
Только он сомкнул глаза и собирался к этому послеобеденному отдыху, а толпа расходилась, ища тени и холода, челядь же подбирала остатки за господами, когда сразу затряслась, загрохотала громко земля.
Ксендз Павел сразу вскочил на ноги и выглянул.
Дом окружали вооружённые люди, а в сенях Качор, крича, уже с кем-то сражался.
Епископ как можно живее бросился к задней двери, видя, что на него действительно напали, как ему с утра предсказывал слуга, но, отворив её и устремляясь вперёд, он попал в руки людей, которые стояли, поджидая его. Хотя он отчаянно оборонялся, они превосходили его числом, быстро схватили и повели с собой.
Ему даже было нечем накрыть голову, на нём была лёгкая накидка из-за жары, а на ногах мягкие скоржени, в которых он ходил по дому.
Громким голосом он звал Качора и своих, но того первые входящие уже скрутили в сенях, а все люди епископа разбежались.
Безоружные рыцари, потому что оружия под рукой не было, понеслись в лес, двор спрятался в башнях и сараях, челядь легла за заборы и в ограды.
О защите и думать не могли, и было некому.
Отряд, высланный на захват епископа, насчитывал более полтораста человек, отлично вооружённых и так обученных Лешеком, что вдовойне более сильный отряд не был бы для них страшен.
Неподалёку стояла приготовленная карета, потому что на коне, хотя ксендз Павел ещё выезжал на охоту, уже в более дальнюю дорогу взять его было нельзя. Возраст и тучность не позволяли. Вооружённые люди подняли его на руках, бросили в карету, с обеих сторон сели для охраны трое молодчиков.
Карета живо покатилась, окружённая вокруг частью отряда, когда тем временем остальная его часть, согласно обычаю, грабила дом и забирала из него самое лучшее.
Связанный Качор вымолил, чтобы его для служения епископу взяли с собой; ему дали коня, которого окружили два человека, а руки его связали.
– Поставил на своём, – подумал Качор, который никогда не давал пасть себе духом. – Епископа не казнят, но отсидит хороший пост и похудеет немного.
Те, что их сопровождали, не скрывали, что имели приказ снова везти ксендза Павла в Серадзь, где замок был сильный, сбежать из него было трудно, а достойному узнику могло быть достаточно удобно. Замок ныне был заброшен.
В первые минуты епископ вырывался, проклинал, ругался, угрожал, но после этой вспышки взял себя в руки, успокоился, молчал. Те, что его везли, сколько бы раз не глядели ему в глаза, предпочли бы ругань, чем взгляд. Молча отворачивались от него.