Достопочтенному пану, милостивейшему опекуну, отцу Винсенту из Божьей Ласки, архиепископу Гнезненскому, Грегор из Санока, нижайший слуга, желает здоровья и успехов.
Буда, 19 декабря 1442 года.
Милостивый господин и отец!
От возвращающегося из Кракова отца Клеменса, который имел счастье видеть вашу милость и с вами общаться, я получил поручение письменно донести о том, как мы тут живём, а тем более как живёт наш король, милейший пан; я спешу исполнить приказ вашей милости тем охотней, что этой исповедью сбрасываю как бы тяжесть и бремя с сердца, которые часто его угнетают.
Хотя здесь у нас немало своих, да и в чужих ассимилировавшихся нет недостатка, им не всё можно доверить, да и не стоит, потому что слово – это как лекарство, которое в то же время может быть ядом, когда дают не впору и не вполне здоровым людям.
Мы же здесь, достопочтенный отец, все, без исключения, больны и живём в настоящей горячке, и одному приходиться удивляться – что вот уже почти три года слабея, ещё живём.
Ваша милость, вы знаете их, наши первые приключения в Венгрии, как мы радостно спешили на готовый трон и открытое королевство, а нашли край серьёзно бунтующий, неуверенных друзей, тайных и явных врагов, ловушки и засеки на каждом шагу.
Если мы до сих пор удачно и к великой славе нашего пана вышли из этих засад, заслужив доброе имя у ближних и дальних, то это особенно благодаря Божьему промыслу и молитвам благочестивых. Поскольку нужно заметить, что мы приехали в эту страну не достаточно осведомлённые и у нашего короля ещё не было времени научиться искусству правления на опыте, что более эффективно.
О первых трудностях, какие мы тут пережили, мне нет надобности доносить, ибо они общеизвестны. Епископ Краковский, возвращаясь из Буды после коронации, самым лучшим образом отсчитался в том, что видел, пережил и в чём (pars magna fuit) принимал особенное участие.
Людям неглубокого ума казалось, что с этим столь торжественным венчанием нашего пана на царство апостольской короной святого Шчепана, всё счастливо закончилось. Епископ Краковский и воевода повезли эту новость королеве в Санок. Но только теперь здесь начались бесконечные стычки со сторонниками матери и сына, захват замков, привлечение всё новых отрядов из Чехии и Германии, всяких наёмников, которые для того надевают доспехи, чтобы удовлетворить жажду добычи и убийства.
Сколько наш король вытерпел в это время от постоянных измен, именно от тех, которым даровал жизнь и честь своей добротой, от Цели, от Гары, от других венгерских господ, того не хочу описывать, не могу. И как я должен был ехать в Польшу за подкреплением и просить их на съезде, о том вы, ваша милость, прекрасно знаете.
С одной стороны были отряды наёмников Елизаветы, с другой – турки на границе с Адрианополем, почти входящие внутрь страны и угрожающие своими жестокостями и наглостью; поэтому король должен был просить у Польши людей, чтобы справиться с двойным врагом.
А как в течение всего прошедшего времени наш пан, несмотря на молодой возраст, пылкость и людскую злобу, чудесно справился со своими монаршими обязанностями, этому тут все были свидетелями, единогласно не могли его нахвалить. Только в одном венгры, особенно воевода Гуниады, его упрекали – что излишней снисходительностью придаёт смелость врагам.
Но к строгости его не могла склонить даже собственная безопасность, потому что взял себе девиз, что самая дорогая привилегия монарха – сострадание.
Мы видели его и видим, насколько только можно, всепрощающим, а нам не случалось его видеть требующим наказания. Эта доброта короля, хотя приобрела ему много сердец, однако не смогла подавить войну и склонить королеву-вдову к переговорам, многократно предпринимаемым.
ebooksa