– Вы ранены? – спросила она.
Князь, словно сам не знал, поглядел не себя, на свои руки и ноги; не в состоянии дать ответа, он показал только голову, которую разделила пополам синяя полоса!
Шепнув что-то Буське, Фрида вышла.
Достаточно неловко, вместе со слугой, которого позвали, старый слуга собрался раздеть князя. На Белом были хорошие доспехи, поэтому до него не дошли наносимые удары, но через них чувствовался почти каждый порез.
Бляхи под ударами прогнулись и давили на тело, в котором скопилась подкожная кровь. Руки, спина, плечи, голова были покрыты синяками.
Принесли вино, приготовленное с травами, и начали обкладывать им побитого, который, забыв уже о поражении и обо всём, уснул глубоким сном.
VII
Когда под Гневковом Ясько Кмита с Бартком из Вицбурка нанесли такое ощутимое поражение Белому князю, весть о нём, расходящаяся по Великой Польше, именно в тот момент, когда землевладельцы и вельможи возвращались со съезда в Кошицах, разволновала умы так же, как новости, которые пришли из Венгрии.
Дерслав Наленч, всегда праздный отшельник, который сидел в своей Большой Деревне вдалеке и знал лучше других, что делается на свете, собирался ехать в Познань.
Из того, что до него дошло издалека и глухо, он смекал, что великополяне не достигли в Кошицах того, чего хотели, что там, как всегда, краковские паны, Топоры и Леливы, Завиша из Курозвек с отцом и братом, делали, что хотели, а великополян вынудили молчать. Из повествований он заключил только это, а хотел знать больше.
Итак, несмотря на пасмурный день, старик уже приказал подавать себе коня, и собирался на него сесть, когда бедная холопская повозка в пару коней закатилась на двор, постояла немного у ворот, а потом направилась к дому.
На повозке, выстеленной сеном, никого видно не было; поэтому Дерслав стоял и ждал, когда кони наконец притянут повозку. Из неё поднялась бледная, перевязанная тряпками, голова Ласоты. Дерслав даже крикнул от удивления, а на этот крик из дома выбежали его женщины; на повозке лежал, покрытый сермягой, окровавленный бедный Наленч.
– Из-под Гневкова! – крикнул Дреслав, заламывая руки.
– Едва живой, – ответил Ласота. – Мне захотелось сюда приехать, чтобы хоть похороны христианские устроили.
Дерслав отверенулся, воскликнув:
– Хей, послать за бабой, за Трухлицей, и за овчаром! Они с ним справятся.
И, подойдя к повозке, он начал спрашивать по-военному:
– Тебе отсекли руку или ногу? Нет! Слава Богу! Внутренности целы? Покажи голову. Кость не перерублена. Ран много, но мясных. Кровь восстановится…
Он сразу горячо взялся.
– Взять его на руки и на моё постлание, – кричал он. – Трухлицу хоть за волосы тащите, чтобы с травами тут была, и скорее.