Собрание сочинений

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Ларс Викнер появился в загородном доме только в августе.

Заехал во двор, посигналил, чтобы Эммануил передвинул мопед, хотя места для парковки хватало. За три минуты успел осмотреть Элиса и объявить, что у ребёнка такой же нос, как у него, расположиться на веранде, послать за бутылкой коньяка, зажечь испанскую сигариллу, поинтересоваться у Мартина, почему он не издаёт беллетризованные биографии и прокричать неизвестно кому, что у него в машине два кило свежей скумбрии.

– Где Сесилия? – спросил он. И так громко, что все вздрогнули, закричал:

– Сесилия!

Ответа не последовало.

– Она наверняка не в доме, – сказал Мартин. И снова сел, потому что уйти было бы невежливо.

Удовлетворившись объяснением, Ларс вытянул ноги и положил сигариллу в пепельницу. Одет он был в белое с ног до головы. Рубашка и брюки, видимо, представляли собой некий праздничный наряд индуса. На шее сверкала золотая цепочка. Мартин задумался, насколько подробно тесть осведомлён о проходящих в доме оздоровительных мероприятиях (представить, что супруги Викнер наедине обсуждают серьёзные темы, почему-то было трудно; казалось, что они, как куклы-марионетки, живут только на сцене, а всё остальное время хранятся в ящике), и внезапно понял, что доктор Викнер уже какое-то время рассказывает ему о «беллетризованных биографиях». Услышав, что именно такую биографию Леонардо да Винчи его тесть только что закончил, Мартин встревожился.

– Я сразу понял, что она как раз для издательства Мартина. – Так, реплика брошена, и время на то, чтобы натренировать выражение лица «сожалею, но», у Мартина есть. Он поведал тестю о положении дел, сказал, что, возможно, их фирма вообще ничего больше не сможет издать, а Ларс, слушая, милостиво кивал.

– Разумеется. Разумеется. Я всё понимаю. Но в любом случае, взгляни… Эммануил? Эммануил! Принеси из багажника зелёную сумку.

То, что одержимость доктора Викнера бабочками и провал затеи с импортом ковров выльются в колоссальный литературный проект, даже не удивляло. Будучи, судя по всему, действительно хорошим хирургом, он почему-то не мог навсегда посвятить себя медицине. И периодически уходил с работы, влекомый какой-нибудь светлой, но безнадёжной идеей. На сей раз это была рукопись – почти шестьсот страниц в трёх папках из искусственной кожи, – созданная с прицелом на издательство зятя. Мартин удалился в библиотеку. Лучше отделаться от этого сразу.

Первые страницы описывали обстановку в Анчиано пятнадцатого века. Сер Пьеро появился на пятой странице, после бескрайних оливковых рощ, мирно пасущихся коз и каменных домов, залитых солнцем, чей «сильный, ясный и всепроникающий» свет должен был символизировать главного героя. Сам Леонардо всплывал – Мартин пролистал вперёд – на странице сорок два в виде младенца. Мартин открыл папку наугад примерно в середине.

«О-о, – изрекла Изабелла д’Эсте хорошо модулированным голосом с примесью печали. – Я не могу поверить, что человечеству уготована такая судьба. Это было бы ужасно. Нужно найти что-то ещё!»

«Только при встрече с Богом убогое существование человека обретает какой-то смысл», – прогремел кардинал и погладил длинную ухоженную бороду рукой, украшенной кольцами с драгоценными камнями, и посмотрел на даму подёрнутым поволокой, но несколько критическим взглядом.

За час, проведённый с рукописью о Леонардо, у Мартина практически угасло желание побывать в Италии. Глаз застревал в громоздких придаточных, все герои разговаривали как Айвенго, Леонардо был удивительно галантным, изобретательным, проницательным, праведным, гениальным плюс ещё множество эпитетов, которые складировались в штабеля, теряя всякий смысл. И, похоже, он вовсе не был гомосексуалом; его дружеские отношения с учениками описывались как исключительно платонические. Мартин даже пробежал глазами несколько глав в поисках обратного, что могло бы хоть как-то оживить «шедевр». На страницах не было ни одной орфографической или пунктуационной ошибки. И никаких карандашных пометок.

Всё это одновременно раздражало и огорчало.

Мартин стоял у окна и думал, как лучше сообщить об отказе доктору Викнеру, когда в дверях появилась Сесилия. В ней что-то изменилось. Он не сразу понял что. Вместо пижамы она была одета в тренировочную форму.

– Тут для тебя почта, – она протянула ему пакет. – Это, наверное, книга, о которой говорил Пер.

Так он и думал: дешёвая бумага, плохая обложка. На обороте портрет длинноволосого юноши, покрытые татуировками руки сложены крест-накрест, прищуренный взгляд и выражение лица как бы говорят потенциальному читателю: забей на книгу, пойдём лучше ко мне домой.

– Что это? – спросила Сесилия.

– То, что, как считает Пер, мы должны издать, хотя я, честно говоря, не понимаю, как нам…