Собрание сочинений

– Нет, я имею в виду папки.

– А-а, это твой отец пытается пристроить свой чрезвычайно многоречивый роман о Леонардо да Винчи…

В тексте под фото Лукаса Белла было минимум два восклицательных знака, а также слова «секс», «наркотики», «рок-н-ролл»; книгу, видимо, сочинил какой-то обдолбанный семнадцатилетний.

– Только не говори, что он написал это сам.

– Mais oui, ma chère [201]. Он лишит тебя наследства, если я откажу?

– Я перестану тебя уважать, если ты не откажешь. – Она наклонилась и поцеловала его в щёку, быстро и легко. Через мгновение он уже слышал, как на улице шуршит под её ногами гравий. Мартин открыл «Одно лето в аду», сосредоточился, взял красную ручку, готовый дать волю чувствам, которые сдерживал, читая о Леонардо. Серая, грубая бумага, плохо подобранный шрифт. Его раздражало уже то, что юнец на обложке позировал как рок-музыкант.

Но он прочёл одну главу, и на полях не появилось ни одной возмущённой пометки. Он прервался, чтобы налить кофе и сходить за словарём. Прогнал Ракель, которая пришла позвать его ужинать. Ещё через час зажёг лампу, вспыхнул яркий свет, и только тогда Мартин понял, что в комнате уже темно.

Когда он дочитал, часы показывали начало одиннадцатого. Мартин осмотрелся, нашёл телефон и прижал трубку плечом к уху. Ему казалось, что после набора очередной цифры проходит вечность, прежде чем диск вновь возвращается в изначальное положение.

V

ЖУРНАЛИСТ: К вопросу о сочинительстве как о марафоне. Я подумал о писательском ступоре, когда просто не пишется, – у вас был подобный опыт?

МАРТИН БЕРГ: Да, и это может быть очень болезненным. Ступор может возникнуть по разным причинам. Ты закрыт, ничего не получается. Единственное, что можно сделать в этой ситуации, – продолжать работать, я так считаю. Вопреки всему. Тут многое определяется психикой.

ЖУРНАЛИСТ: Но если получается плохо? Если автор недоволен написанным?

МАРТИН БЕРГ: Даже если вы написали пять строчек, у вас уже есть то, от чего можно отталкиваться. Лист бумаги не должен вызывать страх. Это самое главное. Нельзя бояться неопределённости. Надо просто довериться самому себе и смотреть, куда это приведёт.

* * *

Снова наступила осень. Ракель вернулась из школы с новыми рабочими тетрадями, Мартин с некоторым страхом прочёл её написанное старательным почерком сочинение на тему «МОИ КАНИКУЛЫ».

Мне было очень весело. Моя мама спала, а мой папа работал. Мой младший брат очень противный, но мой дядя, которого зовут Эммануил, добрый. Мы катались на мопеде и покупали конфеты в киоске.

В начале семестра Сесилия встретилась со своим научным руководителем и, вернувшись домой, рассказывала о диссертации, о семинаре, который начнётся этой осенью, о конференции, где только что защитившийся коллега представит свою работу:

– А у меня материала намного больше, чем у него. Я хочу сказать, что это не так уж и сложно, да?

Полдня она приводила в порядок свой кабинет. Собрала несколько мусорных мешков, а когда Мартин заглянул, чтобы спросить, не хочет ли она кофе, то обнаружил, что она сидит на полу по-турецки и читает, рассеянно грызя ноготь большого пальца.

– Это, – она кивком показала на текст, – местами вполне прилично.

Она снова начала бегать, и пусть даже называть это «бегом», по её словам, пока можно было с большой натяжкой, в Слоттскугене она сбивалась с темпа и складывалась пополам, не преодолев и километра. Приковыляв домой, закорючкой отмечала в настенном календаре количество минут (девять). На следующий день всё повторялось. Она никогда не жаловалась на то, что невынослива, а её дистанции настолько короткие, что даже записывать их не имеет смысла. Она просто фиксировала каждый результат.