Это значило, что ему, вероятно, придётся вычеркнуть запланированный фрагмент о феноменологии, который на сегодняшний день представлял собой тетрадь, от корки до корки заполненную полузашифрованными записями. Он надеялся таким путём получить сцепку между Витгенштейном, Хайдеггером и Гуссерлем и заставить экзаменаторов кивать, одобряя этот дерзкий (но, если теперь задуматься, само собой разумеющийся) приём, впрочем, подумают они, это же Мартин Берг, мыслящий оригинально и неожиданно. А потом рассмеются и поставят ему высший балл.
Если начистоту, то Мартин начал уставать от Витгенштейна. Он решил писать о мрачном австрийце главным образом потому, что тот был известен своей непонятностью. Считалось, что одолеть «Трактат» чрезвычайно сложно. Все спорили о том, гений он или безумец, а если гений, то в чём заключается его гениальность. До того как приступить к работе, Мартин прочёл всего несколько частей из «Философских исследований» и пролистал «Трактат», он, конечно, был тонким, но имел при этом плотность чёрной дыры, которая всасывала в себя всю энергию и ничего не отдавала взамен.
Потом был период, когда написание работы превратилось в рытьё огромной ямы очень маленькой лопаткой. И он не был уверен, что копает в правильном месте. Возможно, он вообще попал не туда и ему придётся начинать всё сначала. Он прочно держался за главную идею: язык влияет на то, как человек воспринимает что-либо. Или «Влияние доступных индивиду языковых выражений на восприятие различного рода явлений» – эту фразу он мог отбарабанить даже во сне, но Густав лишь покачал головой. Это ведь верно? Или? Он не был уверен. Он убеждал себя, что сомневаться хорошо. Начал с подозрением относиться к любой уверенности и стремился всегда занять позицию сомневающегося. Просыпался в поту среди ночи и думал, что надо изменить тему полностью. Сделал вывод, что неважно, верно это или нет, важно то, что он новатор и интеллектуал. Заподозрил, что представляет очевидную вещь как великое открытие. Прочёл статью об одном племени Амазонии, они якобы в упор не видели стоявшего перед ними радио, это объяснялось отсутствием у них понятия о феномене «радио», что в итоге и не позволило им выделить радио из окружающей реальности. Он позвонил Густаву и четверть часа с азартом говорил о статье. Пару дней лихорадочно писал, а потом им снова овладевали неуверенность и уныние. В чём, собственно, достоинства Витгенштейна? Внутри всё холодело при мысли, что хорошего ответа у него нет.
Сейчас он пребывал в фазе сомнений. Запланировал перечитать «Трактат» в надежде на обновлённое понимание или, если точнее, на понимание вообще. В «Мостерс» он вошёл тяжёлой походкой, как шахтёр, который идёт к своей угольной шахте.
Там сидела она, та, что в куртке, и ела бутерброд с фрикадельками. Он был уверен, что раньше в этом кафе её не видел. Но сейчас она здесь. Мартин прошёл мимо как ни в чём не бывало, но пульс зашкаливал, а сердечная мышца заработала на пределе. Делая заказ, он никак не мог ответить, чего хочет.
Сел за стол и тут же обжёг язык кофе. Взгляд, казалось, физически не мог удержаться на странице. Всё время опускался вниз, а потом огибал помещение и останавливался у стола на противоположной стене, этот стол притягивал его взгляд, как магнит – беспомощные железные опилки.
Холст, масло, 80×120 см, пожалуй, забытый шедевр Ренуара, ок. 1875. Свитер-матроска, дрожащие полоски белого и оттенка голубой мидии. Плавные линии носа и скул; бледно-розовая кожа в веснушках, летом их наверняка становится больше. Волосы каскадом падают на плечи… растрёпанные, как у прерафаэлитов… Она периодически убирает прядь с лица, быстро и немного раздражённо. Сидит, склонившись над книгой, и глаза, тёмно-синие, быстро перемещаются по страницам. Над одной бровью вертикальная морщинка. В свободной руке вилка, на которую она накалывает фрикадельки. А если взглянуть немного сбоку, чтобы не было очень заметно, что он на неё смотрит, образ кажется ясным и точным. Мартин перелистнул страницу.
И как только он немного сфокусировался на книге, раздался скрип отодвигаемого стула. Она встала и начала собирать вещи. Когда дверь открылась, звякнул колокольчик. Мартин вынул маленькую серую записную книжку и написал:
Теперь он искал её более целенаправленно. Он даже вернулся в бар, где впервые её увидел. Когда они вошли внутрь, он почти убедил себя, что она там, сидит одна, окружённая светотенью от золотого свечения лампы и синего сигаретного дыма. Но там никого не оказалось, кроме нескольких старых тусовщиков и мужчины в кожаной куртке, который вливал в себя фернет у барной стойки.
– Может, лучше к тайцам? – предложил Густав. И потом всю дорогу ныл, что в плане кабаков Мартин стал географическим либералом.
– Тащиться в Васастан. Интересно, куда дальше.
Поначалу Мартина беспокоило то, что ему нравятся блондинки. Что тело включало цепь реакций, которые не всегда одобрял мозг. Учащённый пульс, рассеянность. Он анализировал процесс в записных книжках, в которых собирал материал для романа. (Он решил его основательно отредактировать, может быть, даже полностью переписать, как только закончит с выпускной работой.)
Всё объясняется элементарной сексуальной неудовлетворённостью, которую он, вследствие эволюционной прихоти, принимает за сложное чувство? Он никогда не верил в эту идиотскую любовь с первого взгляда, но вожделение с первого взгляда – другое дело. Но она даже не в его вкусе. Слишком высокая, слишком худая. Когда он пытался вспомнить её лицо, черты размывались, как у импрессионистов.
Через несколько недель вдалеке у Хагачуркан он заметил её силуэт. И тут же испытал странное болезненное ощущение, у него как будто свело живот, но он это проигнорировал.
– Слушай, – сказал он Густаву, который увлечённо рассуждал на тему Что Такое Искусство, ты знаешь, кто она?
– Кто?
– В зелёной куртке.
– Понятия не имею.
– Уверен?
– Конечно, нет. Она же очень далеко. В общем, как я сказал… ему нужно было сделать копию Венеры Милосской, и он сделал гипсовый слепок своего друга или девицы, с которой переспал…
ebooksa